– Позвонила Рели, – продолжила она. – Сказала, что уже полчаса торчит в торговом центре в Рамат-Авиве и никак не может решить, какой из двух плащей выбрать. Тебя не было. Я подумала, что рискну, побуду непослушной девочкой и съезжу к ней. Вывела машину, но тут вспомнила, что забыла взять хамсу^[3], которую купила ей к празднику. Я вернулась в дом, забрала из гостиной подарок и пошла обратно. Только открыла дверь, как машина взорвалась.

– К какому празднику? – спросил я.

– Что?

– Сейчас нет никаких праздников.

– Она у меня с Песаха. Я каждый раз забываю ей отдать. Она приглашала меня на Седер^[4]. Тогда как раз арестовали Довика, и все обходили меня за километр, а она меня пригласила. Мы и знакомы толком не были. Просто ходили вместе на велоаэробику.

– Что это такое?

– Что?

– Велоаэробика.

– У тебя действительно идиотские вопросы.

Может, и идиотские, но они работают. Она немного успокоилась.

– Сможешь дойти до дома?

– Они велели мне сидеть здесь.

– Через минуту здесь будут журналисты. Ты ничего не сделала, они не имеют права тебе приказывать. Просто вставай и иди. Через пару минут я тебя догоню.

Она поднялась и направилась к дому. Обе женщины-полицейские устремились за ней. К ним присоединился эксперт-криминалист.

– Мадам, – обратилась к ней одна из женщин. – Вам туда нельзя. Это место преступления.

Софи замерла, чуть помолчала и решительно сказала:

– Все, что вас интересует, произошло снаружи. Это мой дом, и я иду к себе. Если вы хотите меня остановить, вам придется применить силу.

Женщина смерила ее угрожающим взглядом, но Софи просто повернулась к ней спиной и зашагала к дому. Она знала, что я на нее смотрю, и, поднимаясь по лестнице, начала покачивать бедрами. Этим искусством владеют только исполнительницы кубинских танцев и бросившие меня женщины.

Я пошел к Игорю. В этот момент прибыли два первых фоторепортера на мотоциклах. Они начали съемку прямо с седла, даже не сняв шлемов. Полицейские радостно бросились к ним – наконец-то есть на кого наорать.

– Ты в порядке? – спросил я Игоря.

Он выглядел слегка бледным, но кивнул. Я плачу ему сорок шекелей в час, а по субботам шестьдесят, плюс сто пятьдесят процентов за каждый час переработки. В хороший месяц он приносил домой почти десять тысяч, следовательно, у него не было причин жаловаться на то, что иногда рядом с ним взрываются джипы.

– Когда ты в последний раз проверял ее машину?

– Вчера вечером, после того как она завела ее в гараж.

– А перед выездом не проверяли?

– Она нас не предупредила, – оправдываясь, объяснил он. – Просто вышла и сказала, что уезжает.

Рядом с ним стоял незнакомый мне следователь. На вид лет тридцати пяти, худощавый, с длинными волосами цвета ржавчины и светлой кожей, покрытой веснушками. С его правого плеча свисала сумка с ноутбуком, но в руке он держал маленький оранжевый блокнот.

– Вы Ширман? – спросил он, и в его речи я уловил южноамериканский акцент.

– Да.

– Меня зовут Клаудио.

– Вы случайно не снимались в «Мятежном духе»?

Он проигнорировал мою шутку и поинтересовался:

– Как вы думаете, что здесь произошло?

– Это я у вас хотел спросить.

Клаудио явно склонялся к сотрудничеству. Завтра газеты раструбят эту историю, так почему бы не проявить дружелюбие?

– Официального заключения пока нет, – сказал он. – Но я тут немного осмотрелся, и мне кажется, я узнаю эту технику.

Не дождавшись от меня выражений бурного восторга, он продолжил:

– Думаю, это граната. Ее примотали резинкой к выхлопной трубе. Машину заводят, труба нагревается, резинка плавится, и граната взрывается.

Фоторепортеры уже отщелкали дом и перевернутую машину и теперь двигались к нам. Я как бы ненамеренно сделал шаг в сторону, чтобы оказаться за спиной следователя. На этой неделе меня уже увековечили в видеозаписи, так что моя тяга к публичности успела упасть до минимальной отметки.

– Профессионалы работали? – спросил я Клаудио.

– Не обязательно, – ответил он. – Зайдите в интернет – и вы найдете тысячу сайтов, на которых подробно объясняют, как это делается.

– Можно выяснить, откуда граната?

Он оглянулся на машину и пожал плечами:

– От нее мало что осталось. Разве что в лаборатории что-нибудь обнаружат.

Криминалисты, по-видимому, придерживались того же мнения, потому что они шли от развороченной машины, на ходу снимая белые халаты.

– Что-то тут не так, – как будто про себя сказал Клаудио. – Машина в гараже, ночью дежурят два охранника. Ему по-любому понадобилось несколько минут, чтобы установить взрывное устройство.

Он произнес это без нажима, как бы в пространство, и я невольно испытал к нему симпатию.

– Прошлой ночью, – сказал я, – два местных пацана курили тут травку. – Мы к ним выходили.

Он потянулся было к блокноту, но передумал. Просто стоял и смотрел на меня. Как у большинства рыжих, глаза у него были ярко-голубые, с точками зрачков.

– Нас не было здесь минут десять, – добавил я, понимая, что мои слова звучат попыткой оправдания. – Может, чуть меньше. Наверное, он караулил снаружи, ждал удобного момента.

Клаудио просунул два пальца под ремень ноутбука – видно, натер плечо.

– Сколько у вас охранников? – спросил он.

Я пошел к своей машине и вернулся со списком. Пусть ковыряется с ними, а мне даст возможность заняться своими делами.

Спустя десять минут прибыли сменные охранники, в том числе Гай. Мимо меня он прошел быстрым шагом, опустив взгляд в пол. Я отправил Игоря домой и начал инструктаж, напирая на необходимость повысить бдительность, но прервал себя на полуслове. Сожженный «Лендкрузер», лежащий прямо перед ними, выглядел убедительней любых указаний. Потом я пошел в дом. Она сидела в гостиной посередине дивана. В старых джинсах и белой футболке, без лифчика, с влажными волосами. Если бы женщины знали, что ста мужчинам из ста они нравятся именно такими, они бы повесили всех кутюрье на их галстуках.

– Мне тридцать один год.

– Я знаю.

– Так не должно быть.

– Что именно?

– Моя жизнь. В тридцать один год моя жизнь не должна быть такой.

– Это был твой выбор.

– Спасибо, – саркастически отозвалась она. – А то я сама не догадалась.

– Ты знаешь, что это сделал он?

– Кто?

– Довик.

– С чего ты взял?

Только тут я вспомнил, что она ничего не знает.

– Нас снимали.

– В смысле?

Я не ответил. Она вжалась в спинку дивана, подобрала под себя ноги и обхватила их руками. Разгадка тайн – моя профессия, и я понял: ей отчаянно хочется, чтобы я ее обнял, но я был не в силах шевельнуться.

– Кто?

– Полиция.

– Они видели, как мы… – Ей на миг отказал голос. – Наверху?

– Да.

Ее явно терзал какой-то вопрос, который она не решалась задать. Помучившись немного, она все же не выдержала:

– Как я выглядела?

К счастью, она была не в моем вкусе, иначе сейчас влюбился бы.

– Не знаю. Кассета у них.

– Где?

– В сейфе с уликами. За семью печатями.

– Тогда, может, он не знает?

Такая возможность существовала. Как и возможность того, что все мы живем в стеклянном шаре, который стоит на каминной полке в доме сказочного великана, а последнее цунами случилось из-за того, что его дети без спроса играли с этим шаром.

– Довик такого бы не сделал, – заявила она.

– Мужчины делали такое и из-за меньшего.

– Только не Довик. Ты его не знаешь. Все думают о нем всякие ужасы, но он самый деликатный на свете человек.

«Деликатный» – самое подходящее слово для характеристики международного торговца наркотиками.

– Ты знаешь о нем далеко не все.

– Не важничай.

– Хорошо.

– Что мне теперь делать?

Сбеги со мной, вот что она хотела сказать на самом деле, хватай меня, и давай сбежим, туда, за горизонт, или за море, или куда там еще сбегают. Впрочем, у меня есть двухкомнатная квартира в ипотеке, прогорающий бизнес и «Вольво» 1989 года выпуска, который заводится через раз. Как можно все это оставить? Я встал, размышляя, обнять ее или нет, и решил, что не стоит.

– Я поговорю с ним, – сказал я.

– С кем?

– С Довиком.

– Неудачная идея.

– Знаю, но других у меня нет.

– Будь осторожен.

Невероятная девушка. Полчаса назад ее чуть не распылили на атомы над Тель-Барухом, и вот она призывает меня к осторожности.

– Я добавлю тебе еще двух охранников, – сказал я. – Скоро сюда придет человек и уберет все камеры.

Она улыбнулась и кивнула мне. У меня было чувство, что позвоночник мне скрутили в тугой узел.

На тропинке возле дома я столкнулся с Гаем. На этот раз он поднял на меня глаза.

– Проваливай, – сказал я ему. – И последнюю зарплату ты не получишь.

Сев в машину, я раздумывал, куда поехать. Мне нужно было срочно попасть как минимум в пять мест, но я направился в спортзал, встал на дорожку и за полчаса, обливаясь потом, пробежал пять километров. Потом спустился вниз, где в углу висела кожаная груша.

Я бил ее. Довольно долго. И довольно сильно.

7

Когда я вышел из душа, в тренажерном зале было пусто. В сумке зазвонил мобильный.

– Да?

– Это Эла.

– Что вы хотите?

– Вы что-нибудь нашли?

– А вы собираетесь донимать меня вопросами каждые два часа?

– Вы сказали, что берете сто восемьдесят шекелей в час.

Я рассмеялся и никак не мог остановиться.

– Алло! – сказала она. – Алло!

Но я продолжал смеяться. Живот – я видел в зеркало – у меня трясся, как у борца сумо – я видел таких на канале «Евроспорт». Она повторяла свое: «Алло, алло!» – пока я, все еще давясь от смеха, доставал из своей сумки трусы и надевал их.

– Что вас развеселило?

– Я не беру с вас сто восемьдесят шекелей за каждый час с момента нашей встречи. Только за время работы над вашим делом.

– Вы уже начали над ним работать?

– Еще нет.

– Почему?

Я перестал смеяться.

– Я был занят. Если вам это не нравится, наймите кого-нибудь другого.

– Я не хочу другого.

– Почему?

– В каком смысле?

Мама называла это мое состояние «черным котом». Когда я вдруг без всякого предупреждения становился жестким и грубым. «На Джоша напал черный кот, – говорила она. – Надо подождать, пока он уберется». Спустя годы я узнал, что есть дешевое чилийское вино, которое так и называется – гато негро, по-испански «черный кот». Я не большой любитель вина, но прикупил пару бутылочек.

– У меня нет на вас времени, – сказал я, – но даже если и было бы, это бы ничего не изменило. Вам одиноко, и вы малость тронутая. Вот и выдумали себе сестру, чтобы позлить мать. Я буду работать над вашим делом в свободное время и, если что-нибудь выясню, сам вам позвоню.

Я понимал, что мой голос достиг громкости реактивного самолета, но мне было плевать. На другом конце провода послышался долгий вздох, сменившийся короткими выдохами.

– Что это вы делаете? – спросил я.

– Дыхательное упражнение.

– Зачем?

– Чтобы вам не отвечать.

Она действительно была не в себе, но черный кот уже нашел себе дерево, забрался на него и сверху взирал на нас.

– Как зовут вашу мать? – спросил я.

– Бетти.

– Дайте мне ее адрес.

– Вы собираетесь с ней встретиться? – В ее голосе прорезался испуг.

– У вас с этим проблемы?

– Она догадается, что это я вас послала.

– Решайте. Если не хотите, я не поеду.

На этот раз дыхательные упражнения не помогли. У нее как будто что-то застряло в горле, но она продиктовала мне адрес в квартале Бавли. Матери и дочери. В мире есть много видов нормальных отношений, но отношения мам и дочек в их число не входят. Я заканчивал одеваться, когда снова зазвонил телефон.

Кравиц.

– Ты уволил Гая, – без предисловий набросился он на меня. – Я сообщаю тебе секретные данные из полицейского расследования, а ты увольняешь моего агента?

Его преданность своим сотрудникам растрогала меня чуть ли не до слез.