– Меня зовут Ярослав. Если тебе слишком сложно произнести это имя по причине дислалии – можешь называть меня Яр. Ну, на крайний случай – Слава. Но никак иначе, ясно?!

О-о, а вот и мама завкафедрой прорезалась.

– А можно, я тебя просто на хрен пошлю? Вот такими шагами? – Я развела руки в стороны.

Какое-то время мы сверлили друг друга взглядами. Сдался первым Ярослав Огарёв.

– Ладно, извини, – буркнул он, отвернувшись.

– Антонина, – соизволила принять извинения я. – Можно Тоня. Но никак иначе, ясно?

И он снова улыбнулся. А потом вдруг сладко зевнул, прикрыв кулаком рот.

– Слушай, можно я у тебя покемарю?

Ну, просто классика жанра. Люди добрые, дайте воды попить, а то так жрать хочется, что переночевать негде.

– Ну подумай сама! – тут же принялся, не откладывая дело в долгий ящик, оправдывать свое возмутительное предложение Ярослав. – Куда я сейчас пойду? Там же возня еще, в подъезде возьмут тёпленьким. А я не спал сегодня ночью ни хрена, сейчас просто срубает… – Он еще раз смачно зевнул. – Покемарю пару часиков, народ рассосётся, и я уйду, а? Ну что тебе, жалко, что ли?

Вот с этих слов все попадосы и начинаются. Что тебе, жалко, что ли? Тебе что, слабо? Ты стесняешься, что ли? И далее по списку.

– Ладно. – Я честно поизображала размышления секунд десять. – Сейчас бельё тебе дам, на диване в гостиной постелишь.

– Ага, спасибо! – обрадовался Ярослав.

По дороге за бельём я завернула в туалет – знаете, такое бывает даже с самыми прекрасными феями, не то что со мной, простой земной девочкой.

В общем, когда после завершения визита по линии туалет-ванная я вошла в спальню за бельём…

Ярослав Огарёв уже лежал. На моей кровати.

И спал!

Спал так мирно и безмятежно, что у меня не поднялась рука – и даже нога не поднялась – его будить. Видно было, что человек вымотан до предела и просто вырубился. Я сделала пару шагов, он даже не шевельнулся. Я подошла вплотную.

Огарёв лежал на спине, вытянув руки вдоль тела. Судя по всему, заснул, едва принял горизонтальное положение. Лежал ровно и недвижно, ну прямо как Ленин в Мавзолее, мне мама рассказывала, что она видела Ленина в гробу! Я хихикнула. Ярослав продолжал изображать Ленина в гробу, а я – разглядывала… Ленина.

Ну ты, Тоня, даёшь. В твоей постели снова мужик, снова Ярослав, и даже треники и футболка – те же самые. Тот да не тот. Скажу даже больше – отродясь в этой постели такого роскошного тела не бывало. Теперь-то, когда малыш уснул, его можно было разглядеть, не таясь. Ну, разглядела, чего уж.

У парня явно хорошая генетика, помноженная на отнюдь не сидячий образ жизни. Или в спортзал ходит регулярно. Плечи такие только от природы или от папы с мамой бывают, а он на них еще мясо нарастил. Мясо там везде было – и руки бугрятся, и на груди не плоско, и бедро мощное даже в расслабленном состоянии, и икры шикарные – «лосинки» Ярика кончались примерно на ладонь ниже колена. Весь, в общем, такой тестостероновый, шо песец. И, кстати, поскольку тонкий мягкий трикотаж мало что скрывал… В общем, первоначальные наблюдения полностью подтвердились. В паху у парня увесисто даже в расслабленном состоянии. А в боевом, наверное, совсем о-го-го.

Или и-го-го.

В общем, я еще полюбовалась прекрасным образчиком мужской породы, которого каким-то чудом занесло в мою постель, а потом достала из комода клетчатый плед и прикрыла тельце. Не Ленин же, замёрзнет.

Еще минут пятнадцать я побродила по квартире. Помыла посуду и убралась на кухне. Выкурила сигарету, глядя с балкона на то, как толпа у подъезда существенно поредела, но рассасываться не думала. Музыка, слава тебе боже, больше не гремела.

А я почувствовала, что меня тоже неудержимо клонит в сон. Ну, а что? Гудели мы вчера с девками до середины ночи, подняли меня ни свет ни заря сегодня. На неделе – хронический недосып. В общем, я хочу спать.

Ну глупо же спать на диване в своей собственной квартире, когда у тебя есть нормальная, удобная кровать?

Короче, достала я второй плед и устроилась с противоположной стороны кровати. Да, Тонечка, ушлая ты. Не прошло и суток – снова в постели с мужиком.

То ли я устала сильно, то ли Ярослав вокруг себя распространял какую-то особую сонную атмосферу – но на этой мысли я и отключилась.

* * *

Проснулась я в пять. Об этом мне услужливо сообщил поспешно поднесённый к глазам телефон. А потом я повернула голову. Юлия-Ленина-Ярослава в кровати не было.

Не обнаружила я его и во всей квартире.

Батюшки мои, ограбили!

Полчаса я потратила на метания по квартире. Проверила заначки – обе две! Проверила шкатулку с немудрящим золотишком и серебришком. Папку с документами проверила. Ключи тоже на месте.

Да всё было на месте.

Я наконец немного успокоилась, села на стул на кухне и закурила. А докурив, прошлась по квартире уже более внимательно.

О визите Ярослава Огарёва в мою скромную обитель кое-что всё же напоминало. А именно – сваленная в углу прихожей куча одежды. Это что же, получается, он вот в таком непотребном виде и ушёл – в старенькой футболке и трениках-тире-лосинах? Я подняла брошенную одежду.

Отличный итальянский костюм на шёлковой подкладке, свежая, явно первый раз надетая белая рубашка, галстук тоже, похоже, шёлковый. Чем тебе эти вещи не угодили, господин Огарёв, что ты предпочёл уйти в шмотках с чужого плеча, да еще конкретно тебе маловатых?

Я поискала взглядом его обувь. Нет, обуви чужой в прихожей не значилось, значит, ушёл в своих туфлях. А мог бы покуситься на шлёпанцы Ярика. Впрочем, наверное, нога не влезла, у Ярика нога была всего на два размера больше моей, тридцать девятый, а у этого коня ласта минимум сорок пятый.

Я еще постояла в прихожей, раздумывая над дальнейшей судьбой щедро оставленных мне вещей. Хотя чего тут думать, будет радость какому-нибудь бомжу. Я сложила вещи в пакет, туда же сунула для комплекта шлёпанцы Ярика и посчитала на сём инцидент исчерпанным.

Мои подружки дружно считали, что я до сих пор наивна как ребёнок. Хотя я уже об этом, кажется, говорила? Ну так вот, они, кажись, правы оказались.

Аттракцион под названием «Перевернём вверх тормашками Тонькину жизнь» только начал набирать обороты.

Глава 2. Но ейна мать сказала: «Ша, за всё уплачено». Однако ее никто уже не слушал

На следующий день, вечером, то бишь, в воскресенье, а у меня было рабочее воскресенье, между прочим, у меня вообще выходные почти всегда самые что ни на есть рабочие, состоялось явление Виолетты.

Надо сказать, что в детстве мы были не то чтобы дружны, но росли вместе, играли во дворе вместе, даже учились до какого-то класса вместе. Затем Виолетту определили в модную гимназию, а я так и осталась в школе по месту жительства. Но чужими незнакомыми людьми нас тоже назвать было нельзя. Всё же когда вы падаете в одну лужу и потом дружно и синхронно получаете от своих матерей по самое «не балуй» за то, что вымокли сами и испачкали одежду – это как-то, знаете ли, сближает. Потом мы выросли, конечно, в лужах совместно больше не валялись, но здоровались при встрече, иногда перебрасывались фразами.

Это я к тому, что когда в дверь позвонили, и за дверью обнаружилась Виолетта, я удивилась. Но не сильно.

– Привет.

– Привет.

Диалог на этом застопорился, а потом я сообразила пригласить соседку войти. Виолетка приглашение приняла, через порог шагнула. И я принялась ее разглядывать.

Ну, клюнуть коню Юлию было на что. И не только коню. Виолетка – деваха ухоженная. Волосы покрашены и уложены, реснички нарощены, сиськи сделаны у хорошего хирурга, фигура в фитнес-клубе отточена. В себя Виолетта вкладывалась, это видно невооружённым взглядом. И, разумеется, хотела эти инвестиции отбить. А инвестиции-то… Я спешно придала лицу заинтересованное выражение.

– Что-то случилось?

– А ты не знаешь?

– Не, – я вежливо улыбнулась. – Я тётьГалю не видела уже неделю, наверное. Про ваши свежие новости не в курсе.

И тут Виолетта зарыдала. И – о, боги-боги, как она рыдала. Я понимаю, почему Огарёв поверил сразу и безоговорочно в две полоски. Удивительно, как он потом ложь умудрился распознать.

В общем, отрабатывала Виолетка на все деньги, сквозь рыдания излагая уже хорошо известную мне историю. Только… ну, скажем так, в режиссёрской версии. Рассказала, что ее, Виолетту, невинную и несчастную жертву, соблазнил, уговорил выйти замуж, а потом бросил практически у дверей ЗАГСа некий неназываемый подлец.

Ах, какому нехорошему человеку я подарила треники Ярика, осквернила, практически, светлую память об этом святом человеке.

В общем, Виолетта демонстративно рыдала, я демонстративно охала. Я ей не верила, она, похоже, догадывалась, что я ей не верю. Поэтому рыдала недолго.

– Я одного не пойму, Тонь, – Виолетка аккуратно убрала из-под глаза слезинку. – Куда он делся? Понимаешь, просто исчез! Заскочил в лифт – и всё! Парни с девчонками весь подъезд прочесали, его нигде нет. Лифт приехал пустой. Как растворился!

– Может, осознал всю подлость своего поступка и выбросился с балкона пожарной лестницы?

Виолетта хмуро глянула на меня из-под наращённых ресниц.

– Очень смешно.

Не смешно, согласна. Сейчас сделаем смешно.

– Слушай, а ты же его голым видела, да? Может, у него сзади пропеллер, ну, как у Карлсона. И он того… кнопочку на животе нажал – и фьють, улетел!

– Тоня, в тебе талант комедийный пропадает.

– Считаешь?

Виолетка поняла, что добровольно я на сотрудничество со следствием не пойду, и спросила в лоб:

– А вот тётьНюра говорит, что видела, как Ярослав из подъезда выходил, часов примерно в пять.

– ТётьНюра в честь твоей свадьбы на грудь не принимала часом?

Твою мать, Огарёв, ты не мог незаметно исчезнуть, да? Хотя у нашей дворничихи и мышь незамеченной не проскочит.

– Нет, не принимала. – Роль несчастной жертвы окончательно сползла с Виолетты, и теперь она смотрела цепко. – И она сказала, что у него была футболка с танками.

– Да ты что! – всплеснула руками я. – Это он такой красивый-нарядный жениться собрался? А у тебя же мама педагог…. А у тебя же папа пианист… – замурлыкала я. – Какой ты нафиг танкист!

Этой песней я доводила Ярика. А у Огарёва и правда же мама – педагог высшей школы. Может, и папа – пианист. Хотя в кого-то же он таким конём должен был уродиться? Среди пианистов коней вроде не водится.

– А где твой? – Виолетта не сводила с меня внимательного взгляда, не реагируя на мое пение.

– Мой кто?

– Мужик твой? Он же всё время дома сидит.

Ярик, Ярик, выгнала тебя, а ты мне всё равно жизнь портишь. Твоя упорная привычка днём в трениках и дурацкой футболке с танками за пивом ходить меня подвела.

– К маме своей поехал, – безмятежно соврала я.

– К маме? – недоверчиво уточнила Виолетта.

– К маме, – закивала я. – У всех есть мама. Даже у моего мужика.

Хотя об этой женщине мне ничего не было известно, Ярик как-то не распространялся про свою семью. А теперь уже неважно.

Разговор в прихожей явно застопорился. Виолетка меня чутко подозревала во всех смертных грехах, но прижать ей меня было нечем. И тут…

– А что это у тебя? – Виолетта шагнула в сторону и вперилась взглядом во что-то у меня за спиной.

– Где? – Я обернулась.

Тьфу ты, пропасть!

Из-под банкетки, незамеченный мной раньше, торчал край белой бутоньерки. От костюма нечаянного гостя.

Мы молча созерцали этот белый клочок. Что это цветок, вообще-то, еще нужно было догадаться. Потому обе дёрнулись. Но у меня реакция оказалась быстрее – я пять лет ходила на гандбол и стояла в воротах.

Я быстро ухватила белую улику и смяла в кулаке.

– Ничего. Просто бумажка какая-то.

– Покажи! – потребовала Виолетта.

– С какого …? – возмутилась я. И мяла, мяла в кулаке бутоньерку, в душе проклиная нежданного гостя всеми известными мне словами.