Райзигер не видит никакого эффекта из своей ямы, но слышит оживленные возгласы пехоты:

– Ха! Прямиком! Здорово! Дай им прикурить!

Враг не будет долго с этим мириться.

Райзигер принимает донесение с позиции:

– Противник открыл огонь. Очевидно, ищет батарею. Но ложится далеко позади, где-то на полпути выше по холму.

Приходит лейтенант из пехоты:

– Капитан, только что получили сообщение из батальона: атака ожидается в пять тридцать утра.

Мозель наклоняется к Райзигеру:

– Запросите, сколько снарядов хранится на позиции.

Доклад с батареи: около четырехсот выстрелов на орудие. Мозель выхватывает аппарат из рук Райзигера, требует оберлейтенанта Буссе и кричит ему, чтобы он побыстрее обеспечил доставку тысячи снарядов на каждое орудие! Затем проверяет часы – 5:20. Пехотинец всё еще рядом с ним.

– Откуда пришло донесение, лейтенант?

– Похоже, перебежчик, герр капитан.

Мозель поднимает палец ко лбу:

– Значит, через десять минут! Тогда либо болван солгал, либо они имели в виду пять тридцать вечера. Не думайте, что противник настолько глуп, чтобы атаковать без поддержки артиллерии.

Пехотинец пожимает плечами.

Пять тридцать утра. Ничего не происходит. Противник чуть бодрее использует свою артиллерию. Порой ухает и в траншею, но никаких признаков атаки.

Наконец растерянный пехотный лейтенант уходит. Тревогу отменили. Оставлены только отдельные посты, прочие пехотинцы расползаются по укрытиям.

Мозель еще раз осматривает сектор обстрела в трубу.

Скучно.

– Райзигер, садитесь за перископ. Я пошел на позицию. Если что, сообщите.

15

Взгляд в стереотрубу.

Видно, как вещи, столь далекие от невооруженного глаза, внезапно стали ближе.

Вражеская траншея, узкая белая линия на местности, высотой около фута, внезапно предстает горным хребтом.

Одна гора отделена от другой небольшой долиной.

В каждой долине – черный провал. Из него таращится круглое блестящее нечто – дуло вражеской винтовки. Временами дула дергаются и вспыхивают. Непонятно зачем.

Перед этими «горами» виден лес с мощными стволами и остро зазубренными сплетающимися ветвями – колючая проволока.

Если повернуть трубу вправо или влево, видно, как недосягаемо далеко простирается лес. Границы не видать.

То обвалившийся ствол, то обломанные ветки.

А еще в лесу есть холм. Голубоватый, оттененный красным. О, да там какой-то человек!

Можно представить себе, как вот этот человек лежит себе на солнце и смотрит в голубое майское небо, широко раскинув руки, потому что ведь прекрасное утро и потому что жаворонки поют. Его руки тянутся к свежему клеверу. Но нет, эти люди не видят неба и не слышат жаворонков. Эти люди – убитые враги. В трех шагах от них, возле «гор», их собрат пялится сюда сквозь черную дыру, иногда рукой их собрата блестящее нечто выстреливает поверх них. Это единственное развлечение уже многие, многие недели.

Отворачиваешь от них стереотрубу. Всё-таки легче постичь секреты живых за этими «горами», чем секреты этих безмолвных, лежащих перед ними.

Райзигеру кажется, что он раскрыл секреты живых. За горами постоянно что-то приходит и уходит. Мимо один за другим снуют синие кепи. Нужно их посчитать! Но их слишком много, слишком много.

Райзигер припадает к стеклу.

Происходит нечто странное, нечто необъяснимое. Лес с ветвями перемещается в разные места. Словно там рука великана, способная раздвигать в стороны деревья.

Но не время для мечтаний! Что там творится? Ради всего святого: проволочные заграждения на невидимых зацепах осторожно подтягиваются всё ближе и ближе к окопу. Множество рук тянется к брустверу. И вот заграждения исчезают в глубине!

Кровь закипает в Райзигере:

– Алло, батарея, батарея! Срочно доложить капитану! Противник расчищает заграждения! Шустрее!

В ответ:

– Капитан идет. Доложите командиру роты. Конец связи.

Мозель приходит с унтер-офицером Улигом и канониром Гермером.

– Райзигер и Гермер, вы тащите Рашке на позицию. Райзигер, готовьтесь вечером сменить унтер-офицера.

Мертвый гораздо тяжелее живого. А еще жара в узкой траншее. Приходится несколько раз класть Рашке на землю и отдыхать.

За позицией пересохший ручей. Туда и положили тело. Сегодня его смогут забрать в тыл.

16

Настает полдень. День проходит. Ничего не происходит.

Райзигер слышит, как с утра его товарищи таскают боеприпасы. Колонны снабжения смогли подняться только до половины высоты. Оттуда пришлось нести каждый плетеный снарядный короб отдельно – по двадцать пять фунтов в каждой руке. То еще удовольствие! «Глянь! Обе руки уже до крови! А у этих, из колонны, поди полные штаны, трусливые твари!»

Сидят рядом с орудиями, греясь на солнце.

Райзигеру хочется рассказать о том, как всё было в траншее.

– Да уж, вот такой стереоскоп – сказочное изобретение!

– Вживую прям видел французов? Ну держись, скоро у нас тут будет преотличнейшая заваруха!

Рассказывать истории утомительно. Да еще и голод. Лучший способ справиться с ним – подремать. А к вечеру снова хлеба пришлют.

Райзигер ложится и закрывает глаза.

Он всё еще слышит, как унтер-офицер Гельхорн говорит, что теперь он снова встанет на место наводчика. Начинается разговор вполголоса. Йениш, Хорст и Ян обсуждают всякие домашние дела. В полусне всё становится настолько размытым, что уже непонятно, где он на самом деле находится. Он засыпает.

Внезапно вскакивает в страхе: где-то грохнул залп из четырех орудий. Хочется подпрыгнуть. Гельхорн смеясь держит его за колено:

– Зачем так нервничать? Сегодня за нами тяжелая батарея подошла. Прямо здесь, на скате холма. Она сейчас разрядится и уйдет.

За первым залпом второй, а затем еще множество, отовсюду. Ян говорит, что всего прошлой ночью прибыло восемь батарей – пять легких и три тяжелые:

– Францману лучше бы сидеть в окопе! Иначе прочешем так, что дыхалку перехватит.

Райзигер, потягиваясь:

– У них то же, что у нас: что прикажут, то и будет. Может, им придется наступать, даже если тут пятьдесят батарей поставят.

Гельхорн уводит разговор в сторону:

– Не неси чушь. Мне можешь не рассказывать. Как только погода наладится, вся эта канитель прекратится. Фронт, марш, марш! А потом мы раскатаем этих искалеченных собак. Чтобы всему этому дерьму наконец-то пришел конец.

Огонь батарей постепенно усиливается. Уже с трудом можно разобрать, что говорит твой сосед. Но к шуму привыкаешь. Это не нервирует, скорее настраивает нервы на нужные колебания, даже в чем-то приятные. Вот мы! Да, это мы! Райзигер встает, разводит руки. Можем гордиться тем, что мы солдаты! Я придан к батарее, которая стоит буквально лицом к лицу с врагом!

Хочется снова присесть, когда в воздухе раздается шипение. Да ну и что? Он видит, как товарищи сбиваются плотнее, то ли напуганные, то ли от любопытства. Метрах в восьмидесяти за позицией поднимаются четыре облака дыма. Тут же раздаются четыре надрывных взрыва.

Враг стреляет!

Это всё меняет. Стрельба собственных батарей начинает чертовски бить по нервам. Вокруг ругаются.

– Так и думал, что чертов грохот от тяжелой батареи со временем не пойдет нам на пользу, – ворчит Гельхорн.

Райзигер собирается ответить, но тут снова раздается шипение, заставляющее его и товарищей кинуться вплотную к орудию. Взрыв! Миг спустя по траве черным облаком расползается зловоние. Больше никто не ругается. Чувство, словно ты в ловушке. Не можешь встать, потому что бессмысленно поднимать голову над защитным щитом. Не можешь шутить, как будто что-то застревает в горле. Пытаешься говорить, но и это не выходит, ведь удары уже настолько близко, что приходится снова и снова падать на землю.

Батареи оборвали огонь после первых ответных залпов противника. Это не заставляет его остановиться. Напротив, кажется, две его батареи начинают систематически прочесывать высоту. Вскоре они доберутся до 1/96. Ближе! Дальше! Дальше! Ближе! Снова ближе! Еще ближе!

Наконец, четыре взрыва бухают прямо на правом фланге их позиции.

У Райзигера болит спина. Гельхорн и Ян подползают к нему совсем близко и теперь грузно навалились всей тяжестью своих тел ему на плечи. Только когда они приподнимают головы, чтобы посмотреть на взрыв, становится немного легче.

Гельхорн дает краткие пояснения. Говорит сквозь зубы:

– Шестьдесят метров перелет! Черт, дьявольски близко кладут! Пригнись!

В тот момент, когда раздается очередная серия взрывов, между Гельхорном и Райзигером запрыгивает какой-то человек. Косятся вверх: лейтенант фон Шторк.

– Эх, если б мы могли стрелять в ответ! – говорит он дрожащим голосом.

Это немного успокаивает. Чувствуют: да, это было бы облегчение! Если б не эта вынужденная скованность! Если по вам стреляют, то в ответ надо разрешить стрелять. Ждать невыносимо! Но капитан пока не отдает никаких приказов.

Противник изменил тактику: сыплет беспорядочно с короткими промежутками, делая много одиночных залпов.

Одно облако за другим кружится в танце вокруг позиции. Спереди и позади, ближе и дальше, порой так близко, что на левом фланге четыре березы с оглушительным треском вместе с корнями взлетают перед орудием и со скрипом падают на бок.

Минуты тянутся всё мучительнее. Если б тоже пострелять! Расчеты орудий лежат на животах, вцепившись руками в траву, ждут приказа открыть огонь.

Наконец перемена: в бой вступает тяжелая батарея слева за 1/96.

Первый залп по врагу! Через две минуты следующий. И так выстрел за выстрелом.

Облегчение.

Противник машинально сосредоточивает огонь и переносит его дальше по склону, дальше от 1/96.

Теперь можно поднять голову. Можно даже встать на колени. Подумаешь, огонь уже совсем далеко позади, там, возле пехоты. Можно даже уже совсем подняться.

Фон Шторк идет к окопу связиста подчеркнуто медленными шагами. Буссе сидит, телефон возле уха.

Секунды спустя команда: «Орудия к бою!»

Возвращаемся к жизни. Теперь понятно, зачем мы здесь. По телефону слышно спокойные приказы оберлейтенанта. Целимся, заряжаем.

Батарея дает первый залп.

Лица у всех расслабляются.

«На двадцать восемь сто, неспешно, продолжаем огонь».

Слава богу, есть занятие!

– Хорошо ложится, – кричит Буссе.

– Но нужно хотя б видеть, куда стреляешь, – говорит Райзигер.

– Держи пасть на замке и наводи как положено, – отвечает Гельхорн. – Остальное не твое дело.

Приходит лейтенант:

– Райзигер, нет связи с капитаном. Бегом, залатайте линию! Возьмите с собой Йордана. Гельхорн, вы пока управляетесь сами.

17

Райзигер отправляется в путь вместе с Йорданом. С собой у них аппарат, провода и изолента.

Вжимают головы, бегут. Над ними со свистом пролетают вражеские пули. Но к этому уже привыкли. Это уже не так уж и неприятно.

Линию легко отследить. Ее проложили по веткам кустиков, торчащих по переднему краю.

Всё в порядке. Бегом дальше.

И вот они на открытом месте. Десять метров до подходной траншеи.

Йордан впереди. В прыжке показывает рукой:

– Поберегись. Матерь так, рвануло!

Он уже в окопе.

Райзигер застывает на миг. Дьявол! Впереди отчетливо клубятся кучи белого и черного дыма. Вся земля, что ли, горит? Ужас. Но нам, наверное, придется…

Прыгает за Йорданом, врезавшись в стенку траншеи.

Впервые в безопасности.

Проволока закреплена на уровне плеч деревянными колышками. Ее легко осмотреть.

Дальше траншею обвалило. Гора известняка преграждает проход.

Райзигер достает штык и копает. Йордан встает рядом на колени.

– Вот и всё. Разбито напрочь. Эти ослы не умеют целиться.

Но провод цел. Поднимают его, прощупывают.