Но Йоханна все равно улыбалась, и на то была причина. Ведь до сих пор у нее не было четкого плана действий. Пока что она разобрала книжки, и все. Однако начало положено… Вопрос в том, начало чему положено.

Она решительно поднялась. Если эта дурацкая свечка погасла, то это еще не означает, что пора идти спать. В ящике кухонного шкафчика нашлась новая свечка. Ее хватит, наверное, на пару часов. А чтобы самой столько же продержаться, Йоханна прихватила теплый шерстяной плед, в который можно было уютно завернуться. Теперь ей не хватало только ее дневника и ручки.

Инес, а ты помнишь балкон в нашей съемной квартире? Хотя это было скорее большое окно с малюсеньким выступом и перилами. Но у нас как-то получалось сидеть там вдвоем теплыми летними ночами. Столик туда, конечно, уже не умещался, но мы и тут кое-что придумали: перевернутого пустого цветочного горшка вполне хватало, чтобы поставить на него бутылку вина из «Альди», два самых простых бокала из ИКЕА и пакетик чипсов.

И так мы часами могли болтать друг с другом. Обо всем на свете. Я как сейчас помню тебя, сидящую передо мной, с дредами, в рваных джинсах и пестрой блузке. Босиком, бокал в руке и мечтательная улыбка на лице. Ты была так спокойна, как будто складной кухонный стул был самым удобным шезлонгом, а наш крохотный балкон – палуба круизного лайнера. По радио передавали We Are The Champions группы Queen, и ты громко подпевала, как будто выиграла Олимпиаду или хотя бы в лотерею.

Тогда я не понимала, как ты можешь быть такой счастливой, не имея никакой карьерной цели. А ты просто была счастлива. Вероятно, потому что ты делала то, что тебе действительно нравилось. А мне это было настолько чуждо!

Правда! Сложно представить двух людей более разных, чем мы. И несмотря на это, мы прекрасно ладили. Наша дружба была для меня прекрасным подарком. Я уже не помню, понимала я это тогда или еще нет. Но сейчас, когда мне так не хватает лучшей подруги, с которой можно поделиться всеми своими мыслями, мне стало очевидно, насколько ценно это было.

Ты никогда не критиковала меня, никогда не пыталась изменить меня, не подвергала сомнениям мои цели. Я хоть раз сказала тебе спасибо за это? Подозреваю, что нет. Я просто принимала все как должное.

И спустя столько времени я все еще удивляюсь тому, с каким терпением ты выслушивала все мои переживания и драмы, утешала меня и подбадривала. Да, из тебя получился бы отличный психотерапевт…

Пока у тебя никого не было, да и потом, когда ты уже стала встречаться с Томом, тем столяром, я все время в кого-то влюблялась. Потом я каждый раз сомневалась в правильности своего выбора. Так я рассталась с Тило (помнишь этого банкира?), с Акселем (начинающим стоматологом) и с Генри (он учился на психолога).

А потом я повстречала его: Рене.

Наконец-то появился кто-то, кто был так же амбициозен, как и я. Кто все время хотел большего. Чего-то достичь! Кем-то стать!

Ты же жила и радовалась каждому дню. Ты вообще не думала, кем ты станешь.

«Кем-то счастливым», – всегда говорила ты, а я никак не могла представить, как можно идти по жизни настолько бесцельно. И твое спонтанное решение выйти замуж за этого столяра я не могла одобрить. Искусствовед и простой работяга – ничего хорошего не могло из этого получиться, как я думала.

Я так поняла, что вы с Томом до сих пор вместе. Ведь вы оба подписали открытку.

Я думаю, мне становится ясно, что не ты была тем самым человеком, кто выбрал ложный путь, а я! И неспроста именно ты кричала тогда: «We Are The Champions», а я лишь тихонько подпевала: «The Winner Takes It All».

Если бы жизнь была игрой, то можно было бы считать, что тебе достался счастливый билетик, а мне пустой. Если бы жизнь была шоу, то можно было бы рассчитывать и на джокер. Правда?

Черное и не черное?

Однажды Йоханна прочитала, что в Викторианскую эпоху существовали определенные правила по соблюдению траура. В зависимости от того, кого потерял человек – супруга, кого-то из родителей, тетю или, что тогда было довольно часто, ребенка, – траур носили от пары месяцев до нескольких лет. Вдовам отводили два с половиной года, и при этом в первый год надо было носить вуаль. Каждый день – в черном. И только последние полгода можно было носить не черное, а одежду темных оттенков: серую или что-то вроде того. Королева Виктория соблюдала траур еще более жестко и к тому же совершенно добровольно. После смерти принца Альберта, любимого мужа, она носила траурные наряды сорок лет, пока сама не умерла.

Для Йоханны этот вариант не подходил. У нее были черные вещи, но очень мало. Она терпеть не могла этот цвет пустоты. Темно-синий заставлял ее глаза светиться, ржаво-коричневый придавал коже золотистый оттенок, а цвет зеленого мха выигрышно подчеркивал каштановые волосы с рыжеватыми бликами. Но черный… он старил ее, накладывал отпечаток скорби. В самый раз для вдовы, но Йоханна скорби не ощущала. Скорее все эти дни она была как в вакууме. И если бы не ее грандиозный проект по генеральной уборке, она бы точно потерялась во времени и пространстве. Перестала бы вовремя есть и спала бы по полдня… Но достаточно тяжелая физическая работа не оставляла места для пустоты, да еще дневник, в котором можно было обратиться к своему прошлому и к себе настоящей.

Правда, пока что генеральная уборка не продвинулась дальше кабинета. Но там она много сделала. Убрала не только книги Рене, но и его сертификаты в рамочках, ознакомилась с содержимым письменного стола и рассортировала папки, чтобы потом внимательно изучить документы в них. Папки она перенесла в гостиную, а картину про охоту отправила на чердак.

Странно, но эту комнату она до сих пор называла кабинетом, а не библиотекой, хотя решила, что здесь будет именно библиотека. Возможно, потому, что присутствие Рене, несмотря на изменения, все равно ощущалось. Ничего, когда она покрасит стены, все изменится. Выберет какой-нибудь радостный цвет, чтобы у комнаты был совершенно иной вид. Может, мятный? Или сиреневый? Но никак не больничный белый, намозоливший глаза.

Поток ее мыслей прервал телефонный звонок. Резкий звук был просто невыносим! Надо будет изменить его или хотя бы выяснить, как это сделать.

Внезапно сердце застучало быстрее. А вдруг это Аника? Йоханна знала, как мало свободного времени у дочери, и на то, чтобы позвонить, у девочки порой не оставалось сил.

– Как твои дела, бедняжка? – проговорил знакомый голос в трубке, но это была не Аника. – Справляешься?

Что за вопрос?

– Ванесса? Дела у меня… как и полагается в сложившихся обстоятельствах, – ответила Йоханна и постаралась при этом не выдать раздражения.

– Я так рада, что ты справляешься! – сказала Ванесса, но нетрудно было догадаться, что она не рассчитывала на такой ответ. – Но если ты захочешь поговорить, то знай, я всегда могу выслушать тебя.

Конечно, не бесплатно. Наверное, она просто ищет себе клиентов. И эта стандартная фраза про «захочешь поговорить»… Ничему другому консультантов не учат?

Прежде чем она, Йоханна, пойдет к психологу, пусть сначала Хелла фон Зиннен^[2] канцлером станет, хотелось ответить. Но это было бы слишком невежливо. Ей хотелось отделаться от Ванессы, но вовсе не обидеть ее.

– Очень мило с твоей стороны, дорогая. Приятно знать, что есть человек, к которому можно обратиться, если захочешь выговориться.

– В любое время! И… – Ванесса замешкалась. Казалось, она не готова была закончить разговор без конкретного результата, да к тому же разговор грозил стать слишком коротким. – Могу порекомендовать тебе отличную книжку. Про стадии принятия потери…

– Да, да, да! – Йоханна читала как-то статью на эту тему в одном журнале. Что-то про острое горе, отрицание и гнев, а потом «продолжайте жить». Ей такая книжка не нужна, а уж тем более от Ванессы.

– Знаешь что… Я занесу тебе ее. Ты сегодня вечером дома? – наступала Ванесса.

– О нет, прости. Я уже, так сказать, на низком старте. И вообще…

– Хорошо, я постараюсь тогда в другой раз, как повезет… Или просто заброшу в почтовый ящик.

Ладно, так и быть, пусть Ванесса сделает это, раз уж так хочется. А потом можно будет вернуть книжку обратно почтой. Тоже не очень вежливо, но есть шанс, что Ванесса все поймет правильно.

Йоханна не обманула – она действительно собиралась уходить. Раз уж затеяла перемены, ничто не мешает ей поехать в гипермаркет за краской прямо сейчас. Надо было поторопиться – а вдруг Ванесса сразу отправится к ней?

Она пошла переодеться и почему-то натянула на себя все черное. Это никак не относилось к принятым нормам, к трауру. Что о ней подумают люди, Йоханне было совершенно безразлично. Но вдруг пришла мысль, что в черном она будет защищена. Черное как будто провозглашало всем вокруг: «Соблюдайте дистанцию! Не обращайтесь! Оставьте меня в покое! Я сейчас не в том состоянии!»

Самое интересное, это сработало. Ее игнорировали. От одежды ли это зависело или от выражения лица, наверняка не скажешь, да и какая разница? Парень на парковке, клянчивший у всех деньги: «У вас не найдется для меня лишнего евро?», даже не глянул в ее сторону. От щедрот своих Йоханна протянула ему горсть мелочи.

Продавцы тоже не обращали на нее никакого внимания, но это Йоханну не сильно расстраивало – она и сама прекрасно справится. Неторопливо продвигалась между стеллажами и кидала в тележку все, что нужно было для покраски (список был составлен заранее): укрывной материал для защиты пола и мебели, малярный скотч, чтобы заклеить рамы, валики и кисти, кювета для краски, ведро, шпаклевка для заделывания дыр от винтов и гвоздей… Наконец в списке остался только один пункт: краска.

Выбор был огромен. Ванильно-желтый ей понравился с первого взгляда, но и ежевично-голубой тоже был неплох. Или все же нежный персиковый? Или насыщенный зеленый, оттенка киви? В конце концов она отдала предпочтение теплому карамельному. Поставила два огромных ведра в тележку и довольно кивнула сама себе. Какая красота будет в комнате!

Когда она подошла к кассе, у нее начало урчать в животе. У красок такие аппетитные названия… Или дело было в том, что она ничего не ела со вчерашнего вечера?

Расплатившись, Йоханна купила себе в кафетерии «улитку» с мясом и сыром и булочку с корицей. Не самая полезная еда, но очень вкусная и сытная. Она с удовольствием съела сдобу, сидя в машине на парковке. А насытившись, вновь почувствовала прилив энергии и желание действовать. Смяла бумажные пакетики, кинула их на пассажирское сиденье и отправилась к себе на окраину города, без особых нервов пробираясь через вечные пробки в центре.

Чтобы аккуратно заклеить все перед покраской: рамы, плинтусы, розетки, выключатели, – понадобилось пару часов. Закрыть пол оказалось куда сложнее, чем она ожидала, потому что пленка никак не хотела ложиться ровно, пузырилась и вздувалась, как будто пол был не полом, а имитацией волнистой поверхности моря в аугсбургском кукольном театре. Остров с двумя горными вершинами посреди глубокого синего моря… Как же любила Аника в детстве песенку про Ласканию!^[3] «И почему мне тогда не пришла в голову эта идея: сделать из пленки океан, чтобы вдвоем проиграть любимые сцены Аники из „Джима Пуговицы“? Малышка визжала бы от восторга!» – подумала Йоханна. Но это было так давно… А сейчас от этих волн никакой радости – сейчас нужно ровно закрыть пол!