Терпеливо переждав десять минут оруще-суетной перемены, уже никуда не торопясь и медленно наполняясь предвкушением будущего события, ребятишки извлекли из собственного схрона всю необходимую амуницию и вооружение. Удостоверившись в том, что все нужное наличествует, слегка намочив тряпку-пыж в ведре с водой и в самый последний момент справедливо решив, что «три – оно всегда мощнее одного бабахнет», изолентой смотали между собой три взрывпакета в один термоядерный бомбопакет. Прихватив это взрывоопасное добро, все шестеро столпились вокруг избранного столба, которому сегодня Судьба ссудила роль полкового миномета. Обязанности в проведении стрельб были распределены так:

• Игорь со странным прозвищем Питер поджигает бомбопакет и вбрасывает его в трубу, стараясь отскочить от нее как можно быстрее, дабы освободить место для «пыжовой» бригады. Рост Питера был сильно близко к метру девяносто, потому вытянутыми вверх руками он доставал до потолка в бабушкиной панельно-типовой квартире, а уж дотянуться до верхнего края двухметровой трубы ему труда не составляло вовсе;

• Хохол держит наготове пованивающий пыж и кривоватый швабренный шомпол и в нужный момент, как только длинный Игорь отскочит от трубы, передает их Абзы для оперативного воссоздания миномета. Абзы, дабы не замешкаться и нужного момента не упустить, замер рядом с Хохлом в позе бегуна-спринтера, ожидающего выстрела стартового пистолета;

• Саня со странным прозвищем Мент и Лёша с удивительно нетипичным прозвищем Лёша быстренько подсаживают Абзы на решетку забора и по возможности не позволяют сердешному с той решетки сверзиться;

• Эркин с ну очень странным прозвищем Чупа, находясь на некотором отдалении от артиллерийской площадки, наблюдает за передвижением учительского состава, не занятого в уроках. На шухере стоит то есть.

Итак, все на местах, роли выучены, спички взведены, и «раз, два, три – страус пошел!!!»

Без всяких предварительных репетиций, пользуясь исключительно давнишней спаянностью в психике и групповой отработанностью в порядке действий, шестеренка сработала четко и по намеченному плану. Лучше и четче группы спецназа ГРУ, захватывающего бункер со злобными террористами. Подожженный бомбопакет улетел в трубу, едва в нее поместившись, стройный Абзы единым движением был подкинут чуть ли не до самых небес и в одну секунду заякорился на вершине заборной решетки, нависнув над трубой, из которой слышалось шипение горящих запальных шнуров. Пыж и шомпол, на бегу поднесенные Хохлом, в следующую же секунду оказались у него в руках, и Абзы с остервенением начал забивать этот пыж в трубу, крепко ухватившись обеими руками за бывшую ручку швабры.

И тут, товарищи дорогие, не дожидаясь полного доведения пыжа на его положенное место, оно бумкнуло! Нет, не хлопнуло, не стрельнуло и даже не бабахнуло, а именно бумкнуло!!! Раскатистым, басовитым «бум-м-м-м», будто это вовсе не труба стальная, стадионный забор на себе несущая, а какой-нибудь самоходный миномет «Тюльпан» двухсоткилограммовой миной по супротивнику шандарахнул. Если кто-то видел в кино, а может, даже и в жизни, как стреляет такая шестиметровая труба от нефтепровода «Дружба», задранная в небесную высь, тот поймет, как именно бабахнула труба стадионного забора. Гулко и с металлическим лязгом. С вылетом столба копоти и легким землетрясением в радиусе пары сотен метров, взметнув в небеса тряпочный пыж, частично развалившийся на куски и оставляющий за собой дымный след черного цвета. Вслед за тряпичным пыжом из ствола заборного миномета вылетело здоровенное кольцо смрадного дыма. Черный бублик, клубясь и расширяясь, взмыл в небо вслед за пыжом и там растворился в воздухе, оставив после себя лишь густой запах сгоревшей бани.

Мощь взрывной волны, зажатая в тесном пространстве стомиллиметровой трубы, оказалась настолько велика и эффективна, что от нее, от трубы этой, равно как до этого и от двери кабинета № 8, отслоились толстенные залежи краски, которой трудолюбивый физрук из года в год перекрашивал это заборное сооружение. Потому как краску выделяли либо голубую, либо зеленую, осколки красочных наслоений особым богатством палитры не порадовали и, блеснув цветами травы и неба, разлетелись в разные стороны от столба, засеяв собой пятиметровый радиус. Кроты, до этого времени без особой опаски пребывающие в своих подстадионных норах и, если честно, вполне себе благоденствовавшие, получив сейсмический пендель небывалой допрежь мощности, сорвались с насиженных мест и, прокладывая туннели со скоростью шахтера-ударника Стаханова, разбежались во все подземные стороны. Зеленая стена деревьев, отгораживающая стадион от главного корпуса, под действием взрывной волны слегка накренилась в сторону от стадиона и через пару секунд, вернувшись в вертикальное положение, осыпала школьный двор двумя центнерами преждевременно опавших листьев и тушками индийских скворцов, утерявших сознание от такой неожиданности. Школьные окна протяжно звякнули, в этот раз, в отличие от случая с дверью, более басовито и протяжно, а дверь парадного входа захлопнулась с такой силой, что чуть было не вынесла всю дверную коробку целиком. Звякнули, кстати, все окна без исключения. Даже те, которые располагались на обратной от полевых испытаний стороне школьного корпуса.

Военрук, в этот момент преподававший ученикам восьмого класса технику прицеливания посредством пневматической винтовки, проявив чудеса недюжинной реакции, громогласно скомандовал: «Ложись!» – и сам же своей команде незамедлительно последовал. Преподаватель физики, расположивший свое царство «науки о природе в самом общем смысле» ровно под кабинетом военрука, человек безусловно гениальный, но не чуждый человеческим слабостям, заседавший в этот момент в отдельном лабораторном кабинетике и намеревавшийся потребить сотню грамм «беленькой», эти самые граммы от неожиданности расплескал почти полностью. Расплескал и, с сожалением взирая на мокрый от водки пиджак, пообещал кого-нибудь обязательно убить. Преподавательский состав женского пола, включая Анну Сергеевну, надо отдать им всем должное, уже без суеты и паники принялся выводить на улицу классы, которым в тот момент посчастливилось на их уроках знания получать. И только директор, привыкший уже всякие стихийные бедствия на счет шестеренки относить, даже бровью не повел и, подумав: «Ну вот, опять…», отложил в сторону журнал «Наука и жизнь» за август 1982 года и неспешно двинулся к выходу.

Но это, однако, не главное событие последствий минометной стрельбы, отнюдь!

Вся беда в том, что бабахнула труба как раз в тот момент, когда Абзы в очередной раз с остервенением забивал в нее поломойный пыж. Сила пороховых газов устремила влажную тряпку вверх по стволу трубы почти что со скоростью звука, и легонького Абзы, остервенело тыкающего шомполом вниз, так и не выпускающего бывшую швабру из рук, взметнуло в небесную высь вместе с залпом. Запрокинувшись назад в грациозном изгибе гимнаста и описав ботинками правильный круг, в центре которого была его чернявая голова, Виталик со всего размаху и плашмя приземлился на жесткие остатки газона, взметнув своим павшим телом густое облако стадионной пыли. Приземлился Абзы в форме морской звезды и после своего эпического приземления признаков желания хоть немного подвигаться не проявлял вовсе. Пятеро со всех ног ринулись к нему в страшном опасении, что одного они сегодня все-таки утеряли. Ко всеобщему счастью, низвергнутый Абзы приподнял голову, мутным взглядом обозрел окрестности и, произнеся хриплым голосом: «Ну нихрена себе…», вновь уронил лицо в пыль. Кривую палку от швабры, за долгие годы эксплуатации отполированную руками трудолюбивой Бегимай, Виталик так и не выпустил, продолжая сжимать ее так крепко, будто от этого зависела его жизнь. И уже потом, когда швабру у него все-таки удалось отобрать и когда его за руки за ноги волокли к крану умыться, Абзы, малость пришедший в себя, с легкой хрипотцой бывалого бойца в голосе рассказал: «А знаете, братцы, вот это вот забиваю я, значит, забиваю… Куда потом спрыгивать, думаю. И тут как будто Боженька сверху за швабру ка-а-ак дерганет! Ка-а-ак дерганет! А я, блин, отдать не успел…»

Чуть позже на место полевых стрельб явился директор и военрук Петрович. Но, к счастью для шестерицы, которая уже успела убыть в полном составе, эвакуировав Абзы в укромное место, директор с Петровичем на месте обнаружили только половую тряпку, изрядно воняющую гарью, несколько поодаль, метрах в двадцати, бывшую швабру, которую Боженька в тот день к себе так и не прибрал, и облупившийся стадионный столб, до сих издающий густую и чистую ноту «соль». Забор, кстати, звучал еще минут тридцать. Не меньше. Ничего иного, похожего, допустим, на воронку от авиационной бомбы, что, безусловно, могло бы объяснить весь этот шум и переполох, им обнаружить не удалось. Так же и виновников, по чьей вине был взорван учебный процесс на местах, не наблюдалось вовсе. Все было чистенько, благородненько. Постояв еще пару минут у облезшего столба и разочаровавшись отсутствием глобальных разрушений, произнеся в унисон задумчивое «М-да-а-а-а…», директор и военрук развернулись и пошли к школе каждый по своим делам.

Тряпку и швабру потом вернули Бегимай. Но тряпку она выбросила, обозвав ее «ужасной вонючкой», потому как к ее богатому букету прошлых ароматов теперь еще и устойчивая вонь пороховых газов добавилась, а шваброй, к которой трудолюбивый папа Женя нижнюю планку на место приколотил, исправно пользовалась еще многие годы. Родителей всех шестерых, даже не имея неопровержимых доказательств их вины в содеянном, директор на воспитательную беседу все же вызвал. Ну а уж те, также на презумпцию невиновности с высокой колокольни наплевав, все необходимые наставления своим отпрыскам потом и всыпали. Впрочем, нужно сказать, всыпали без особого усердия и прилежания, так что раны душевные и телесные зажили очень быстро. Практически мгновенно зажили. Потому минометные стрельбы и прочие взрывные развлечения шестеренка потом повторила еще несколько раз.

Но это уже совсем другие истории.

И в заключение…

Прочитав все выше описываемое, каждый может подумать: «Да это же монстры какие-то! Они же все взрывали и сжигали!» И этот «каждый» будет частично прав. Но лишь частично. Потому как все не совсем так. Вернее, совсем не так. На самом деле все было гораздо хуже! Тут упомянулось всего три эпизода из чрезвычайно наполненной событиями жизни этих ребятишек. Всего три! Эпизодов же таких на самом деле было неимоверно больше. И конечно же, не все они были связаны с дымом и пламенем. И конечно же, не все они про «ужас, ужас, ужас!». Ребятушки те сделали и много доброго, о чем помнят в тех краях и по сей день. И учились они в этой самой школе № 1 настолько прилежно, что при выпуске среди них троечников не было совсем. Только пятерки и совсем немного четверок. И в жизни стали они людьми уважаемыми и ответственными, воспитывая собственных сыновей достойными и честными людьми. И учителя их, из тех, что еще живы и здравствуют (дай им Господь здоровья и еще многих лет жизни!), вспоминают их даже по прошествии десятилетий с теплом и добрыми чувствами, иногда, больше для приличия, поругивая сквозь улыбки и смех. Но оканчивая родную школу, «преславная шестеренка» все же не смогла уйти просто так, не поставив точку в своем бытие в стенах сего славного учебного заведения. Ну, никак не смогла!

И вот что эти демоны сотворили под занавес.