Северное сияние в этих краях можно было увидеть с конца августа и по апрель, а потому насладиться Владимиру Леопольдовичу им пока вдоволь не удалось – наступил полярный день. Но сферы-номера были устроены не только для любования северным сиянием, но и для полярного дня. Их предусмотрительно оборудовали блекаут-шторами, которые закрывались нажатием одной кнопки, делая полярный день ночью.

Сферы были прекрасны еще и тем, что располагались прямо на берегу Баренцева моря в Варяжском заливе, выходящем на Малую Волоковую губу, которая, к слову, практически не замерзает, находясь под влиянием теплого Нордкапского течения – одной из веток Гольфстрима. Поэтому можно было любоваться морем, северным сиянием, звездами, не выходя из своего номера, в шикарном кресле с бокалом вина или чашкой фирменного чая с морошкой. Совсем ленивые могли это делать даже из своей постели.

А еще к их берегам периодически приплывали киты. Владимир Леопольдович уже ездил на прогулку, которую называют «китовой рыбалкой». У их отеля был и свой причал, и свои самые современные суда, на которых они устраивали гостям такие прогулки. Конечно, никто на китов не охотился и их не ловил, это была фигура речи. Китов искали просто для того, чтоб посмотреть на этих великолепных животных. Покоренный северным сиянием, Владимир Леопольдович даже не предполагал, что может отдать первое место по зрелищности чему-то другому, но ему пришлось это сделать после морской прогулки. На той рыбалке им повезло, как сказали моряки, клюнуло. Миграция китов в Баренцевом море до сих пор не изучена, и нет стопроцентной вероятности встретиться с этими красавцами, но эхолот засек движение, и началась охота. Владимир Леопольдович, конечно же, ожидал чего-то грандиозного, но, когда малый полосатик тонн так под десять, считающийся в семействе китов самым маленьким, выпрыгнул из воды на всю длину своего туловища, совершил невероятный кульбит в воздухе и вошел обратно в воду, сердце чуть не разорвалось от восторга. Великолепие этого действа невозможно было передать словами, только увидеть и принять. Так сказать, запечатлеть глазами и душой. Это было настолько невероятно впечатляюще, что позже Владимир Леопольдович даже не верил собственным воспоминаниям, сомневаясь, неужели это произошло с ним, неужели он это видел своими глазами.

Видимо именно изо всей этой невероятной красоты экологи и выбрали их отель для ненужных на самом деле никому разглагольствований о спасении природы, которые никогда ни к чему не приводят. Здесь, на краю земли, в шести часах езды на внедорожниках от Мурманска, не имея нормальной связи и стабильного интернета, это чувствовалось как нельзя остро. Все, что говорили и предлагали ученые-экологи, было лишь шумом в ушах. Природа неподвластна человечеству, и если уж она захочет уничтожить его, то никакие конференции уже не помогут.

– Владимир Леопольдович, – помощница Алина, устав кричать, вошла в кабинет, – ну надо что-то делать. У нас через неделю заезжает почти сотня туристов одновременно, это полная загруженность отеля, такое событие, такая ответственность, а шеф-повар сбежала!

– Как?

– Молча, – уточнила помощница, – прихватив с собой набор ножей.

– Как сбежала? – повторил управляющий отелем. – У нас тут что, Москва, можно сесть на любой вид транспорта и отправится в желаемую точку на планете незамедлительно? Или она пешком с узелком за спиной по тундре ушла, как ежик в тумане?

– Так она же с ножами, – пояснила его помощница, не понимая его сарказма, и развела руками, словно бы удивляясь, что ее начальник ничего не понял.

Владимир Леопольдович поставил напротив имени помощницы еще один минус – плохое чувство юмора. Для него, человека, родившегося на юге, это было одной из самых важных черт в человеке.

– Вы думаете, тот факт, что шеф-повар ушла с ножами, должен мне все объяснить? – спросил Владимир Леопольдович, почесав свою козью бородку, которую он отрастил исключительно для солидности. Ему казалось, что должность обязывает, да и подчиненные, хоть их и немного, будут более уважительно относиться к двадцатисемилетнему начальнику. – Тогда прошу пояснить и мне вашу логику, пока же она мне недоступна, и я немного комплексую.

– Она поехала ножи точить, – сказала помощница по слогам, будто разговаривая с маленьким ребенком, – она так делает раз в месяц. Они какие-то там особенные, вот наш Лёнька ее и повез. Сначала все было как обычно…

Ленькой звали шестидесятилетнего водителя при отеле. Не смотря на возраст и уменьшительно-ласкательное имя, лучшего спеца было не найти. Он умел вести внедорожник так, что казалось, ты едешь по асфальту, а не по проселочной дороге в тундре. Однажды Ленька заболел и прислал себе на замену сына, здоровенного детину лет сорока, и вот тогда все гости отеля и персонал смогли оценить талант Леньки сполна. Сынуля водил все тот же внедорожник так, что людей выворачивало уже на полпути, вытряхивая внутренние органы.

Телефон у Владимира Леопольдовича пискнул, высветив новое сообщение. Продолжая одним ухом слушать историю о бегстве поварихи, он разблокировал телефон и зашел в мессенджер. Сообщение пришло от номера, который молчал уже три месяца.

Улыбка непроизвольно растянулась на его лице, делая его в глазах помощницы глупым. Он так не улыбался уже давно, потому как запретил себе казаться несерьезным, и вот не сдержался. Наконец его мучения закончатся.

– …как думаете? – закончила свой рассказ вопросом Алина Николаевна, а Владимир понял, что не слышал, о чем она говорила последние пять минут. Все его мысли крутились вокруг долгожданного сообщения.

– Я думаю, – начал Владимир Леопольдович, подбирая слова для того, чтоб избавится побыстрей от помощницы и обдумать план такого долгожданного события, – что вы во всем правы. Идите и действуйте немедленно.

Довольная помощница выскочила из кабинета, а Владимир даже не заметил её внезапно загоревшихся глаз.

Оставшись же одна, Алина Николаевна быстро набрала номер телефона, что знала наизусть, и едва услышала «Слушаю», гордо произнесла:

– В «Китовый райк» срочно требуется повар.

Глава 3

Люди с родными более жестоки, чем с чужими. На родных накричать просто и легко, чужим даже сделать замечание – проблема. Просто факт.

Савелий Сергеевич ШтольцГлава тайного общества «Северное сияние»Записки на полях

– Это было как минимум жестоко, – сказала Зина, по-прежнему не глядя деду в глаза.

Сейчас они сидели на кухне и пили чай, который тот заварил в пузатом чайничке, пока ждал Зинку. Он вообще двигался по квартире уверенно, словно только вчера вышел из нее за хлебом, и не было этих пяти лет его мнимой смерти, как не было Зинкиных слез и одиночества.

– Почему у тебя в холодильнике нет молока? – не отвечая на ее претензию, спросил Савелий Сергеевич беззаботно, но по нарочито веселому тону было понятно, что на самом деле он волнуется.

– А я больше не пью чай с молоком, – просто ответила Зина. – Уже год как не пью. С тех пор, как узнала, что тот, кто научил меня пить чай с молоком, предатель.

Сейчас взглянув ему прямо в глаза, она как на быстрой перемотке увидела их общее прошлое, то, как он учил ее кататься на велосипеде, как пугался, когда она болела, и сидел часами у ее постели, постоянно ставя градусник. Их спонтанные путешествия и постоянные беседы и рассуждения на не по годам философские темы. Все их разговоры Зинка считала простым развлечением и лишь позже поняла, что это были психологические тесты и задания, которые он на ней проверял.

– За что? – спросила она, вынырнув из воспоминаний, как из омута. Дыхание сбилось, и слезы, как ни старалась сдержать их Зина, все же потекли.

Хотелось спросить что-то еще, возмутиться, топнуть ногой, закричать, но не хватало воздуха. Тот почему-то очень дозированно поступал в грудь, и Зина, переводя дыхание, как выныривающий пловец, хватала его всей грудью громко и тяжело. От бессилия и невозможности справиться с эмоциями Зинаида вскочила и выбежала в коридор. С ней случилась самая настоящая истерика, какая может быть только от обиды. Именно обида сейчас сжимала ее грудь, не давая дышать, именно обида обильно поливала ее щеки соленой водой. Это была обида на деда, которую Зина носила в себе весь последний год. Подспудно она ждала этой встречи и ночами, пялясь в потолок, представляла себе ее в мелких подробностях. В мечтах она видела себя сильной и даже надменной, но в реальности не справилась, не смогла. Видимо, притаившаяся внутри горечь оказалась сильнее Зинки и не дала той сохранить лицо.

Вдруг на глаза попался зонт-трость, висевший на вешалке. Инородный предмет для этого дома. Это был не тот простой зонт, с которым раньше ходил дед. Тот был похож на Зинкин, с такой же красивой резной ручкой, только черного цвета. Сейчас же на вешалке висел предмет, который как минимум должен выставляться в музеях. По сути, это был зонт, но и его ручка из белой кости, и высокое основание были произведением искусства; сам же он, даже в сложенном состоянии переливался разными цветами, повторяя оттенки северного сияния.

Как ни странно, но именно вид этого зонта успокоил Зину и позволил вернуться в состояние, когда она могла себя контролировать. Чем-то неуловимо хорошим и родным повеяло от него. Зинка не могла понять, чем, но чувствовала это очень точно.

– Ты узнала его? – спросил дед. Он стоял в проеме двери, ведущей на кухню, и грустно наблюдал за ней.

– Нет, – ответила Зина честно, – но он вызывает в душе щемящее чувство счастья. Так бывает, когда ты вспоминаешь какие-то счастливые моменты из детства.

– Потому что где-то глубоко в подсознании он для тебя связан с твоими родителями. Твоими настоящими родителями, – осторожно уточнил Савелий Сергеевич.

– Расскажи, – попросила Зина.

– Твоя мама была самой молодой главой тайного общества «Северное сияние» – а все потому, что она была особенной. Это был ее зонт. Ты видела его с раннего детства и потому он для тебя ассоциируется с чем-то родным. Я не вправе все тебе раскрыть, потому что ты не действующий член организации и будешь ли им, пока не известно, так что прости. Могу сказать только одно: и твоя мама, и твой папа были для меня как дети. Я любил их безмерно. Когда они погибли, я упросил совет позволить мне отойти от дел, чтоб заняться твоим воспитанием. Мне разрешили, но у нас была договоренность – я должен был вернуться после твоего совершеннолетия. Когда тебе исполнилось восемнадцать, а они не вспомнили обо мне, я тихо радовался. Но потом как во всякой организации случилась революция, и одна из сторон, вспомнив обо мне, выдвинула на должность главы «Северного сияния». Я не мог отказать, потому что под вопросом оказалось само существование организации. Революции – это всегда плохо, всегда разрушительно, и если их не погасить вовремя, то можно уничтожить все под корень. Перемены должны входить в жизнь с помощью нововведений и прогресса, усовершенствования законов, иначе ничего хорошего не получится. Рассказать тебе я не имел права, но и уйти, так, словно бы я уехал на работу, тоже не мог.

– Тогда почему ты сейчас здесь? – спросила Зина спокойно, словно бы и не было никакой истерики. Конечно, у нее была масса других вопросов. Что это за организация? Как выглядели мама и папа? Как они погибли и почему? И так далее, но она спросила то, на что дед ей сможет ответить точно, не юля и не подбирая слова, а значит, честно.

– Я знал, что гены – это очень важно, и ты действительно становишься на нее очень похожа, – усмехнулся он.

– Просто я хорошо помню, как ты меня учил. Если тебе нужны ответы, задавай правильные вопросы, на которые собеседник сможет ответить. Задавать остальные – только терять время и погружаться в ложь, перемешанную с правдой, где последней может быть очень маленький процент. Ты хороший учитель, Савелий Сергеевич.