– Говорю с ним, – пожала я плечами. – Сомневаюсь, что это сработает, но почему бы не попробовать. С призраками же у меня получается?

– Так то́ призраки, а здесь зверье дурное!

Притаившееся в темноте существо с горящими глазами рыкнуло. В рыке слышалось возмущение.

– Выбирай, – повторила я.

– Подожди пару минут, я сбегаю за вилами, – предостерег секретарь.

– Я его лечить собралась, а ты за вилами? – возмутилась я.

– Беда с тобой, Линн, – вздохнул Брен и шагнул вперед, чтобы успеть задвинуть меня себе за спину, если зверь решит броситься.

На миг я вспомнила, как рыжий оборванец прикрыл собой заплаканную девчонку, которая выглядела загнанным в угол зверьком.

Сейчас в углу был не зверек, а самый настоящий зверь.

Я раскрыла ладонь. С нее взлетел и повис под потолком рой ярких искр, и в помещении стало светло как днем. Напротив меня, прикованный цепью к кольцу в стене, лежал на полу здоровенный волк с побуревшей от крови шкурой. Рядом стояла миска, воды в которой почти не осталось.

– Ты попил? – восхитилась я. – Ай, молодец! Ну просто хороший мальчик!

Волк наблюдал за мной, сощурив зеленые глазищи. Животное ослабело от потери крови, однако я не сомневалась, что на один бросок оно точно способно.

Я сделала еще шаг, достала из висевшей на боку сумки флакон с заживляющим зельем и широкий бинт. Осторожно протянула волку. Почему-то мне казалось, он – умный зверь. Хотя и попал, как последний дурак, в капкан маркиза Кендрика.

Волк шевельнул носом, принюхиваясь.

– Нужно взглянуть на твою лапу, – негромко пояснила я. Так говорила бы с больным ребенком – тихо, спокойно, убедительно. Правда, дети не могли оттяпать мне руку по локоть. А этот, судя по размеру зубов, мог. – И на раны от стрел. У тебя продолжает идти кровь. Ты медленно умираешь. Я хочу помочь.

Волк мигнул и… отвернулся.

– Надеюсь, это «да», – пробормотал Бреннон, когда я опустилась на колени рядом со зверем, сняла сумку и положила рядом.

Волчья шерсть была очень густой, но набрякла кровью и слиплась.

– Брен, мне понадобятся ножницы…

– Но…

– Иди!

– Хорошо-хорошо.

Он ушел, а я осталась наедине со зверем.

– Я могу случайно сделать тебе больно, – предупредила я, – поэтому постарайся меня не съесть.

Волк недовольно шевельнулся, будто хотел сказать: «Делай уже, что должна, и не заговаривай мне зубы».

Такие заговоришь, пожалуй…

Очень осторожно я нащупала его заднюю лапу, не ту, за которую он был прикован к стене, и потянула к себе. Зубья капкана порвали в клочья мышцы, но, слава богу, не повредили ни кость, ни сухожилие.

Отвинтив крышку флакона, полила рану, смывая кровь и грязь. Затем достала баночку с порошком, присыпала поврежденную плоть и прошептала заклинание. На мгновенье порошок вспыхнул. Волк дернулся и зарычал. Я машинально положила ладонь ему на загривок, успокаивая.

Зверь повернул голову и так посмотрел на меня, что руку я тут же отдернула.

– Зато лапа болеть не будет, – пробормотала я, чувствуя, как на затылке волосы приподнялись от страха. – Сейчас забинтую и займусь другими ранами. Терпи.

Зверь издал странный звук, будто хмыкнул. И снова отвернулся.

Бреннон принес ножницы. Вдвоем мы выстригли шерсть вокруг остальных ран, которых оказалось четыре.

– Бедняга, – сказал секретарь, подавая мне очередной флакон, – он убегал и получал стрелу за стрелой. Слабел и бежал дальше.

– Маркиз охотится со своей сворой, – вздохнула я. Наложив последнюю повязку полюбовалась делом рук своих и поднялась. – Думаю, зверь и в капкан попал, потому что уже был почти без сознания от боли и кровопотери, но продолжал бежать. Странно, что собаки сбились со следа и не прикончили его.

– Или ему повезло, или он слишком умен, – кивнул Бреннон. – К сожалению, мы этого никогда не узнаем.

Я собиралась ответить, как вдруг из стены выглянула немолодая прозрачная леди и поинтересовалась:

– Вы спать вообще собираетесь? Ночь на дворе, а вы все бубните!

На леди был огромный чепец, из-под которого торчали трогательные кудряшки. В небольшом лице все было симпатично, кроме глаз без зрачков и радужек. Впрочем, бельма смотрели доброжелательно.

– Да, тетя Агата, прости, мы уже закончили, – сказала я, бросив на нее короткий взгляд. – Как думаешь, он выздоровеет?

Бреннон покосился на пустую для него стену, с которой я разговаривала.

Моя двоюродная прапрабабушка, а точнее, ее призрак, выплыла из камня и подлетела к волку. Тот лежал спокойно.

– Зверь слаб телом, но силен духом, – заметило привидение, деловито поправляя на шее обрывок веревки. Той самой, на которой повесилась настоящая прапрабабушка, не выдержав регулярных измен весельчака-мужа. – Отличная шкура, твой прапрадед был бы счастлив украсить ею кабинет.

– Может быть, ты и права, – ответила я, – шкура, действительно, отличная. Но я не собираюсь вешать ее на стену. Дам ему отлежаться и отпущу. В следующий раз будет держаться подальше от маркиза, его своры и капканов.

– У Кендрика много капканов, – фыркнула тетя, – его брат Седрик говорил мне, что Кендрик с детства помешан на охоте. И дня не проходит без того, чтобы он не поставил новый капкан в своих угодьях.

– Ненавижу охоту, – серьезно ответила я. – Могу понять противоборство человека со зверем, один на один, но капканы и ловушки? Никогда! Передай, пожалуйста, господину Седрику привет от меня, если увидишь.

– Передам в полнолуние, – согласно кивнула бабушка, которая выглядела так моложаво, что я предпочитала называть ее «тетей». – Представляешь, он пригласил меня прогуляться с ним по саду под луной!

– Вот и отлично, – улыбнулась я.

Призраки, привязанные к месту своей гибели, или, как их называли в соответствующих книгах – «духи дома», покидали место «заключения» только раз в месяц, в полнолуние. Именно тогда Луна делала их связь с домом настолько слабой, что они могли побывать там, где захотят, пока ее свет не ослабел.

– Линн… – вдруг с тревогой произнес Бреннон.

Лежащий у моих ног зверь страшно зарычал и выгнулся дугой.

– Ой! – взвизгнула тетя и исчезла.

А я на мгновенье выпала из реальности – уверяю вас, визг привидения действует убийственно даже на медиума.

– Линн, отойди в сторону! – воскликнул Бреннон.

Я еще плохо соображала, когда зверь бросился. Но Брен был начеку и оттащил меня назад.

От неожиданности я потеряла контроль над магическими светляками, и они погасли. Мы остались в кромешной темноте, а на этаже под нами старинные часы пробили полночь.

– Как ты думаешь, цепь выдержала? – дрожащим голосом спросила я и почувствовала, как горячая ладонь Бреннона сжала мою.

– Цепь выдержала, – вдруг ответил совершенно незнакомый голос. – Уберите ее к чертовой матери!

– Только не кричи, – попросил Брен, нервно дыша мне в ухо, – а то я тоже…

– А… кто это сказал? – пискнула я.

Кричать я, конечно, не собиралась. Страх покинул меня с тех самых пор, как я поняла, что вижу призраков и могу с ними общаться, но, увы, ничего не могу с этим поделать. Но сейчас, в темноте тесного помещения, в башне, где не было других слуг, чтобы подоспеть на помощь, мне стало не по себе. Даже присутствие Бреннона не придавало мужества.

Я махнула свободной рукой, той, в которую Брен не вцепился своими пальцами-клещами, и светляки неуверенно поднялись к потолку, стараясь держаться ближе друг к другу. Им тоже было тревожно.

Неяркий свет залил кладовую.

– Твою ж мать, а это еще кто? – изумился Бреннон. – Лисенок, ты его знаешь?

* * *

В немом изумлении я смотрела на обнаженного мужчину, который лежал на полу, прикованный за ногу к стене. Он был высокий, худощавый и белокожий, будто никогда не выходил на солнце. Лицо закрывала грива давно не стриженных темных волос. Из его горла рвалось тяжелое дыхание, и кровь сочилась из… перевязанных ран.

– Норрофиндский оборотень? – восхитилась тетя Агата, с опаской выглядывая из стены, прямо над тем местом, где в камень было вбито кольцо, держащее цепь. – А я-то всегда считала, что это выдумки!

– Вы… оборотень? – запнувшись, спросила я незнакомца.

– Чушь собачья, – пробормотал Бреннон. – Не может быть!

Мужчина поднял голову и уставился на меня с таким выражением, что мне тут же захотелось покинуть кладовую и забыть эту ночь до конца своих дней. Его глаза все еще светились в темноте.

– Можно сказать и так, – наконец, ответил он и криво усмехнулся. – Во всяком случае… я бы так и подумал, доведись мне наблюдать подобный… спектакль.

Он говорил с трудом, как человек, которому пришлось долго молчать. Слишком долго.

– Как я сюда попал? – между тем, продолжал незнакомец. – Я помню, за мной гнались собаки, потом боль…

– Вы попали в капкан, – опередил меня Бреннон. – Мы нашли вас по дороге в замок, истекающим кровью. Тайно привезли сюда и перевязали раны. А вы решили нас сожрать!

– Я бросился на вас? – покачал головой мужчина. – Прошу меня простить, так бывает во время оборота. Я не хотел обидеть тех, кто пытался мне помочь.

Решительно выдернув пальцы из ладони Бреннона, я шагнула к нему.

– Мне придется повторно вас перевязать, потому что ваши раны опять кровоточат. Даете слово, что не причините вреда ни мне, ни моему другу?

Во взгляде незнакомца мелькнула насмешка.

– Даю, – ответил он, – а вы дайте мне что-нибудь из одежды и снимите проклятую цепь!

– Вот цепь я бы оставил, – прошептал Брен, однако незнакомец услышал.

Его верхняя губа приподнялась, обнажая прекрасные белые зубы.

– Я же дал слово! – зарычал он. – Тебе этого мало, рыжий?

– Стоп! – воскликнула я. – Брен, раздобудь штаны.

– Но…

– Бреннон!

– Ну хорошо, но ты чокнутая!

– Марш отсюда!

Он вышел, ругаясь почем свет стоит, а я осталась наедине со зверем. Точнее, с человеком, который только что им был.

– Как вас зовут, моя прекрасная спасительница? – произнес он.

– Эвелинн Абигайл Торч, – не задумываясь, представилась я. – Вы находитесь в поместье герцогини Воральберг, моей бабушки.

– Далековато меня занесло, – качнул головой незнакомец, и его кудрявая грива замела по полу.

– Как мне вас называть? – спросила я.

– Цепь снимите, – сверкнул он глазами, цвет которых я никак не могла разобрать в темноте.

– Вернется Бреннон, сниму, – миролюбиво пообещала я. – Я, может, и чокнутая, но не дура.

Мужчина неожиданно засмеялся.

– Можете называть меня Бродягой, другого имени предложить не могу.

– Это не имя, это кличка, – возмутилась я. – Я мало что знаю об оборотнях, но сейчас вижу перед собой человека, а не собаку, которую можно так назвать.

– Ваша горячность делает вам честь, – блеснул зубами в улыбке незнакомец, а я неожиданно смутилась.

Моя «горячность» чаще всего вызывала порицание у всех родных, кроме бабушки.

– Повернитесь на спину, я заново вас перевяжу, – попросила я.

– Штаны, – продолжал улыбаться этот негодяй, – если мне принесут хотя бы штаны, я сделаю для вас что угодно!

– Вот это совсем ни к чему! – раздался возмущенный голос Бреннона и какая-то тряпка полетела прямо в незнакомца. – Держите свои штаны.

– Цепь, – жутковато блеснул глазами незнакомец. – Вы обещали.

– Сними цепь, – буркнула я помощнику и шагнула в сторону, чтобы дать ему дорогу.

Бреннон колебался лишь мгновение, однако незнакомец заметил.

– Я не ем прекрасных целительниц и их друзей, – сообщил он. – Во всяком случае, я такого не припомню.

– Это, конечно, меняет дело! – фыркнул Брен и направился к нему, чтобы разомкнуть цепь.

Она со звоном упала на каменный пол, а я в очередной раз порадовалась тому, что слуги предпочитают обходить башню стороной.