Иду и сильно зажмуриваю глаза, а затем широко открываю, чтобы увидеть его лучше, но он размазан, потому что я много выпила. И потому что его не существует. Музыка доносится из баров тупыми, глухими ударами. Я выдыхаю дым. Май. Любовь с ограничениями свободы. Моё тело помнит всё. Любое прикосновение хранится в картотеке нервных импульсов, когда-либо пущенных по моему телу этим призраком.

Его первое прикосновение, которое прошибло меня.

Неописуемое счастье и невозможность поверить в то, что он рядом.

Благодарность за то, что он рядом.

Крепкий захват запястья.

Боль.

Страх, пролившийся адреналином по венам.

Первый поцелуй со вкусом крови.

Его поцелуи моего запястья, утешающие боль в этом же месте.

Предельное сердцебиение и эйфория.

Желание раствориться в нём.

Всепоглощающая любовь.

Подростковое восхищение.

Эйфория.

Пронзающая боль в коленях.

Жгучая боль в голове.

Его поцелуи на следующее утро.

Его нежность, оберегающая меня весь последующий месяц, и его виноватый взгляд.

Эйфория.

Боль в груди, которая не сравнится с физической.

Ненависть, разжигающаяся с каждым виноватым взглядом и каждым поцелуем, всё больше.

Тупой удар подушки безопасности по лицу.

Эйфория. Эйфория. Эйфория.

Глубоко вдыхаю прохладный воздух, подойдя к машине. Здесь никого нет. Только я. И хранящиеся в моём теле импульсы. Он виртуозно сочетает в себе пьянящую холодность и огонь, силу и мягкость, жестокость и любовь. Не попеременно, а всегда. Одновременно. Это невозможно делать специально. Он такой. Как наркотик. Который может заставить тебя переживать ярчайшие чувства эйфории, любви, благодарности, умиротворения. За мгновение до того, как уничтожить самым жесточайшим и хладнокровным образом.

Боль.

Нежность.

Агрессия.

Любовь.

Моя обида.

Его вина.

Всё это так перемешалось и растворилось друг в друге, что невозможно чётко провести грань. Где мне было абсолютно плохо и абсолютно хорошо. Всегда где-то посередине. Между добром и злом.

Я достаю ключ из сумки, и сама открываю себе дверь. Водительскую. Завожу машину. Включаю музыку. Качаюсь в такт. Медленно, очень медленно сдаю задом. Не могу построить маршрут отсюда до дома в своей голове, поэтому открываю навигатор. Ввожу адрес и медленно качусь на аварийке. Учебник по пенитенциарной психологии в пакете валяется на пассажирском сидении. Выезжаю на дорогу, выключаю аварийку. Сразу же встаю на светофоре. Глаза закрываются. Слышу сигнал сзади. Открываю глаза. Нажимаю на газ, срываясь с места, и тут же притормаживаю. Делаю музыку громче. Ехать всего пятнадцать минут. Снова давлю на педаль газа. Притормаживаю на повороте. Выезжаю на набережную. Медленно плетусь в правом ряду, думаю, даже слишком медленно, потому что проезжающие в левой полосе водители поворачивают головы в мою сторону. Подкручиваю громкость ещё. Подъезжаю к месту, где на нас напали, вытащили мою душу через сумку и украли у меня Диму. Останавливаюсь здесь. Включаю аварийку. Здесь нельзя стоять. Затягиваю дым и выпускаю его на своё кольцо. То, что я проживаю сейчас, является обязательным этапом взросления личности. Экзистенциальное одиночество.

Когда осознаешь, что не можешь реконструировать внутренний мир другого человека во всех тонкостях и на все сто процентов. Ты не можешь понять чужую голову внутри своей, хотя бы потому, что тебе не хватит оперативки. Но даже если тебе удалось бы конвертировать свой внутренний мир в слова и передать их другому… Он всё равно поймёт их по-своему. На метод обработки твоих слов чужим мозгом ты точно не можешь повлиять. Ты свою-то голову не можешь понять, если откровенно. Эта пропасть непреодолима. Ты на своём острове одна, даже если вокруг тебя толпа. Таков миропорядок.

Этот этап личностного роста может быть мучительным.

Салон наполняется красно-синим светом. У меня уже нечего отнимать.

– Здесь нельзя стоять, – до меня доносится уставший голос из полицейского громкоговорителя, он не хочет разбираться со мной.

Я выключаю аварийку. Медленно включаю поворотник. Выезжаю на дорогу. Пытаюсь вспомнить все правила дорожного движения. Машина ДПС двигается за мной. Я поворачиваю на первом же съезде и останавливаюсь там, где это разрешено. Сотрудник ДПС медленно объезжает меня и внимательно смотрит. Я поворачиваюсь к нему, улыбаюсь и бодро показываю большой палец вверх. Почему-то мне показалось именно такое поведение адекватным ситуации. Будучи трезвой, я бы даже не повернулась к нему. Он тоже это понимает, поэтому объезжает меня, останавливается и выходит из машины. Я закатываю глаза, пока он надевает фуражку.

Чёрт. Открываю окно и копаюсь в сумке, чтобы найти документы. Он представляется заученными фразами. И стоит в ожидании, что я повернусь к нему. Я понимаю, что не могу растягивать это действие до наступления полного отрезвления. Сильно зажмуриваю глаза, чтобы навести чёткость, как в бинокле. Не получается.

– Выйдите из машины! – Первым не выдержал сотрудник ДПС.

Я пытаюсь вспомнить, имеет ли он право просить меня выйти из машины. Вроде, да. Недавно я узнала, что личный досмотр производится сотрудником одного пола с досматриваемым и обязательно в присутствии двух понятых того же пола. Когда Диму задержали, меня обыскивал мужчина, и в округе не было ни одной женщины. Не думаю, что если бы тогда я знала этот закон, то он был бы применён. Даже если бы я сказала, что меня может трогать только женщина, думаю, все бы только посмеялись.

– Выходим, выходим. И документы давайте.

Я открываю дверь и медленно выбираюсь из машины. Уверена, что ему уже всё понятно, но он не озвучивает этого, и мне приходится продолжать этот идиотский спектакль, в который никто не верит, с маленькой надеждой, что поверят.

Я поднимаю взгляд на гаишника, который включил режим алкотестера и уже определил уровень промилле в моей крови. Опускает взгляд в мои документы.

– Елизавета Сергеевна, Вы выпивали? Принимали что-то из запрещённых веществ?

Да. Всё вышеперечисленное. Я отвечаю:

– Выпила бокал вина, – зачем я умаляю количество выпитого алкоголя, если уже признала факт его употребления, я не знаю. Это никак не повлияет на наказание. – Ну, чуть побольше, – улыбаюсь я.

– Елизавета Сергеевна, – продолжает допрос сотрудник ДПС, – Вы перевозите какие-либо запрещённые вещества?

Я протираю глаза руками. Меня глючит прошлым. Всё это уже было. Всё это происходило с моим призраком, где-то недалеко отсюда. Натягиваю куртку и придерживаю объёмный карман своей кофты под ней. Оглядываюсь по сторонам. Прохладная майская ночь. Мокрый чёрный асфальт с отблесками оранжевых фонарей.

– Откройте багажник, пожалуйста.

Я поворачиваю голову и выпрямляю спину. Глубокий вдох. Это не прошлое.

– Пригласите двух понятых, пожалуйста. – Иронично повторяя его серьёзный тон, произношу я.

– Я произведу видеофиксацию.

Он достаёт телефон и показывает его мне. Вроде так можно заменить понятых, я не помню точно. Понимаю, зачем нужны адвокаты.

– Я тоже, с Вашего позволения?

Он пожимает плечами и кивает. Я встаю коленом на водительское сиденье и тянусь к своей сумке. Достаю телефон. Нажимаю кнопку открытия багажника. Подхожу к пустому багажнику с включённой камерой. Смотрю на сотрудника, он поднимает жёсткую облицовку и заглядывает в место, где когда-то лежало запасное колесо. Увеличиваю в камере табличку с номером дома и улицей, затем поворачиваю камеру на авто полицейского. Останавливаю запись и быстро отправляю её контакту «Миша».

Он почти сразу перезванивает и спрашивает:

– Он нашёл что-то?

– Нет.

– А есть что искать?

– Да.

– Ты трезвая?

– Нет.

– Лиза, блядь!

– Согласна.

– Сядь в машину, скажи, что через пятнадцать минут всё решим.

– Ты думаешь, я могу сказать сотруднику ДПС, чтобы он подождал пятнадцать минут? – Я улыбаюсь и смотрю на него, – есть у вас какой-то читкод или секретный пароль на такие случаи?

Гаишник поглядывает на меня с едва уловимой улыбкой. Представляю, как это всё выглядит с его стороны.

– Да, Лиза, просто скажи, что через пятнадцать минут приедет… – Миша прервался.

Я смеюсь.

– Кто? Муж? – Продолжаю смеяться.

– Папочка! Всё, жди.

Я кладу трубку и смотрю на инспектора. Он спрашивает:

– Муж?

Отвечаю:

– Папочка, – и пожимаю плечами.

– Елизавета Сергеевна, покажите мне содержимое Вашей сумки, – он снова стал очень серьёзным.

– Слушайте, давайте пятнадцать минут подождём и всё решим. – Я не могу вспомнить, могут ли сотрудники дорожной полиции обыскивать что-то кроме машин.

– Елизавета Сергеевна, Вы были правы, когда говорили, что не можете просить сотрудника при исполнении подождать пятнадцать минут.

Я поднимаю брови и поджимаю губы. Какой крутой, а! В целом, мне всё равно, я могу отдать свои права. Но он привязался ко мне, потому что подозревает, что у меня с собой есть наркотики. Правильно подозревает. Только они у меня в кармане, а не в сумке. И ещё, я не такая глупая, какой он меня считает.

– Протокол досмотра? – Холодно отвечаю я.

Он смотрит на меня, я киваю и продолжаю:

– И обыскивать меня может только девушка. Вы, кажется, мужчина?

– Сядьте в машину, – раздражённо говорит инспектор, указывая на свою.

Я закатываю глаза и сажусь на заднее сиденье. Он садится за руль и достаёт папку с пустыми протоколами. Я откидываюсь на сиденье и фотографирую свои колени на фоне заполняющего бумажки майора. Отправляю Мише.

Пишу: «ему похер».

Миша отвечает: «подъезжаю, сиди молча, жди».

Я молча сижу на заднем сидении и жду, как мне было велено папочкой. Думаю, этот инспектор и сам уже не рад, что остановил меня. Он понимает, что, скорее всего, у меня есть причины так нагло себя вести, но и отпустить меня пьяную ни с того ни с сего не может. Вот и сидит, делает вид, что заполняет протокол и ждёт папочку.

Минут через семь подъезжает полицейский «Форд» и останавливается перед нами. Открывается пассажирская дверь и выходит Миша. Я разглядываю его с заднего сиденья. Его освещают фары. В гражданском он очень сильно похож на Диму. Походка. Движения. Манера разговаривать. Клон моего призрака. Когда состояние эйфории подкручено во мне насильно, то мне даже сложно увидеть Мишу в этом клоне. Я отчётливо вижу Диму.

Он разговаривает с упрямым сотрудником ДПС. Слышу обрывки их фраз:

– Она убитая в ноль!

Протираю глаза. По-моему, он преувеличивает. Драматизирует.

– Расшибётся в итоге, смотри сам, – он пожимает плечами.

Миша отвечает, подходя к моей двери:

– Я поговорю с ней. Больше не будет. Спасибо!

Он открывает дверь и с силой вытаскивает меня за предплечье. Заглядывает мне в глаза. Я стараюсь сделать трезвый вид, но от этого мои глаза становятся ещё более стеклянными. Миша тащит меня к пассажирской двери BMW с номером ХАМ. Господи. Моя душа… Терроризирующие флешбеки. Тысячи импульсов, запертых в моём теле навечно. Сильная рука на моём предплечье, направляющая движение к этой машине. Х. А. М. Щелчок двери. Я закрываю глаза и растворяюсь в этом моменте. Окончательно потерявшись в квантовом пространстве вариантов, я кладу левую руку сверху на руку Димы. Провожу по ней пальцами, едва касаясь, пока он не ослабляет хватку. Затем он отпускает меня. Я открываю глаза. Миша смотрит на меня в замешательстве. Я смотрю на него с разочарованием. Он выдыхает остатки своей ярости, растаявшей от моего прикосновения.

– Садись, Лиза.

Я смотрю на него внимательно ещё секунды три. Затем обнимаю. Целую в щёку.

– Спасибо за всё, Миша. Это случайно вышло, я не планировала за руль садиться. Прости.

Он хлопает меня по плечу, а я вцепилась в ускользающий из него призрак моего Димы.

– Ладно, ладно. Давай, садись.