– Да, дорогая, – ответила Валери, улыбаясь так широко, как только позволял ботокс.

– Ох, слава богу! – Лили выбежала из комнаты, хлопнув дверью, и бросилась на диван. – Я ее ненавижу.

– Ну перестань, – сказала Валери, неуклюже гладя девочку по голове. – Она же твоя мама.

– Я знаю, тетушка Вэл, – ответила Лили. – Но она такая злая и строгая. Мне никогда нельзя делать то, что я хочу, и ты тоже следуешь всем ее правилам, – она покрутила головой и надула губки, глядя на меня:

– Ты же разрешишь мне посмотреть телевизор? Пожалуйста!

– Ну… – я глянула на Валери. – Я тут не главная, дорогая. Спроси свою тетю Вэл.

– Погоди-ка, – промямлила Валери. Она подвинулась к консоли, на которой стоял телевизор, и поставила сумку прямо перед зубастым плюшевым зайчиком – он выглядел подозрительно. Эта игрушка была единственным предметом, который не вписывался в интерьер комнаты, очевидно, созданный скандинавским монахом с любовью к дорогим вещам.

– Теперь можно, – ухмыльнулась она.

Валери включила телевизор, и мы втроем уселись на диван рядом с Лили, которая сжала в руках пульт, уставившись в экран телевизора. Там пятеро сексуальных кореянок крутились под техно и по очереди то читали рэп, то завывали. У Лили был глуповатый вид загипнотизированного суслика. Бедный ребенок. Валери объяснила, что каждый день этой девочки расписан по секундам: игра на пианино, литературное творчество, программирование, психодрама, шахматы, а также балет и детский гольф, потому что Ци Мин не оставляла надежды, что ее дочь преуспеет и в спорте тоже. Конечно, все это было исключительно в свободное от школы время, чтобы обогатить резюме Лили – не дай бог она захочет стать балериной, профессиональной спортсменкой или преподавателем игры на скрипке. Каждый китайский родитель понимает, что это дополнение к основной деятельности.

Должна признать, даже мое детство было менее сложным. Родители Лили перешли на следующий уровень строгости. Брат Вэл, Кэмерон, – успешный инвестиционный банкир, а Ци Мин – старший управляющий большого агентства недвижимости. У них были большие планы на единственного отпрыска, так что бедный ребенок, по сути, навсегда оказался в плену родительских амбиций.

Но сейчас маленькое чудовище просто отдыхало, положив ноги на стеклянный кофейный столик, и жевало пожелтевшие мятные леденцы, которые откопало на дне моей сумки.

– Мне никогда не разрешают есть конфеты, – поведала Лили. – Вы, тетушки, лучше всех. Вот бы вы были моими мамами.

Я глянула на Валери, которая сияла от счастья, хоть ее только что и назвали тетушкой.

Мы четыре часа смотрели телевизор, и я, Линда и Валери по очереди ложились подремать, пока Лили поглощала один музыкальный клип за другим и лопала наши мятные леденцы. Проголодавшись, она стала просить еду из «Макдоналдса», и я с радостью согласилась. Надо было видеть глаза этого ребенка, когда курьер принес заказ, – кажется, я еще ни разу в жизни не видела, чтобы кто-то настолько радовался глютену. Бигмак с колой оживил и Линду, так что она вытащила колоду карт и стала учить Лили играть в покер. Нам всем было так грустно, когда пришло время везти Лили в музыкальную школу, а глаза девочки от шести часов непрерывного просмотра клипов уже стали косить. Ци Мин звонила в три часа, сказала, что ей срочно нужно решить еще один вопрос, так что она опоздает, но напомнила, что мы должны «любым способом притащить Лили на занятие».

Отпуск Лили от суровой реальности подошел к концу.

С десятиминутным опозданием я затормозила у музыкальной школы и сделала типично малайзийский трюк, припарковавшись вторым рядом на аварийке. Лили отказалась выходить из машины. Девочка закатила грандиозный скандал, верещала, пиналась и успокоилась только после того, как Валери пригрозила позвонить Ци Мин и сказать ей, что малышка не хочет идти на занятие. Лили тут же перестала капризничать, а в ее глазах виднелся страх. Когда мы с Валери наконец-то загнали Лили в класс, она была вся в слезах. Честно говоря, я сама чуть не расплакалась – кто бы мог подумать, что дети так больно кусаются?

Потом, когда я везла всех обратно, Валери прошептала:

– Я тоже хочу ребенка.

Линда, которая однажды говорила, что вся прелесть Хеллоуина заключается в возможности травить конфетами тех детей, которые тебе не нравятся, повернулась к Вэл и сказала:

– Думаю, ты будешь прекрасной мамой, Вэл.

А я, едва выжив после сегодняшнего, сразу же отправилась в соседнюю аптеку и со скидкой купила суперпрочные презервативы в упаковке из пластика, не опасного для дельфинов.

21:45. Вэл позвонила мне по видеосвязи, чтобы поблагодарить за помощь.

– Ты отличная девчонка, и я хочу сделать кое-что особенное для тебя, – сказала она. – Линда сообщила мне о твоей, э-э, задаче, и я, кажется, знаю, как именно тебе помочь.

– Не поняла?

Поди догадайся, о чем Линда там болтала вчера, учитывая ее состояние. А у меня много задач одновременно: например, я всегда мечтала узнать, сколько на самом деле лет Бейонсе.

– Я впущу тебя в свой социальный круг. Мы пойдем тусить, охотиться по старинке! На мужчин, – добавила Валери, но это и так было понятно.

Я испытала смесь страха и любопытства.

– Что? Как? Где?

– Скоро будет одна тусовка. Я безумно хотела на нее попасть, и, ура, меня включили в список гостей. Не могу открыть тебе никаких деталей, потому что мне сначала нужно спросить разрешения у хозяйки, но я возьму тебя с собой. На таких мероприятиях я знакомлюсь с обеспеченными холостяками нашего возраста, – в ее голосе зазвучали стальные нотки. – Но если тебя примут в этот клуб, ты обязана мне пообещать никого больше туда не приводить, особенно Линду. Это моя кормушка. Моя.

И потом, несмотря на весь свой ботокс, Вэл сурово зыркнула на меня.

Дорогой дневничок, мне страшно.

Глава 8

Понедельник, 22 февраля

10:07. Орсон только что прислал мне странную гифку, на которой его лицо было наложено на гигантский мандарин, и поздравил меня с Чап Го Мей. Чап Го Мей – это на диалекте хок-кьень название пятнадцатой ночи, которая отмечает завершение празднования Нового года по лунному календарю. В Малайзии и Сингапуре его также отмечают как китайскую версию Дня святого Валентина (как будто одного дня страданий недостаточно). В этой части света на Чап Го Мей есть «веселая» традиция – одинокие китаянки бросают свежие мандарины в воду, написав на них свои имена и номера телефонов, а мужчины вылавливают урожай – кто ради витамина С, кто по другим причинам. Происхождение этого обычая неизвестно, по крайней мере, если вы глупый убежденный романтик. Я ни секунды не сомневаюсь, что какие-то хитрые торгаши из Юго-Восточной Азии придумали это, чтобы избавляться от неликвидных мандаринов после празднования Нового года вместо того, чтобы отправлять их на свалку. Это, конечно, сильно облегчает им жизнь еще и в том случае, если они хотят найти себе одиноких женщин для брака. Коварные мерзавцы-капита- листы.

Так о чем я там говорила? Ах да. Орсон и гигантская гифка. Я поблагодарила его, а он сразу ответил, что сейчас в командировке во Вьетнаме и не сможет в среду пообедать со мной, но надеется, что мы перенесем встречу на следующий четверг, и добавил еще, что соску- чился.

Жаль, что мы не увидимся на этой неделе, но все же мне приятно. Кроме моего онлайн-супермаркета, по мне уже давно никто не скучал. Кто сказал, что в «Спонке» не бывает хороших парней?

Четверг, 25 февраля

20:20. Уф. Я наконец закрыла эту сделку.

Отправив все документы клиенту, пошатываясь, я встала из-за стола, за которым просидела четыре часа, не поднимая головы. Я оценила ущерб: перед зудящими глазами все плыло; один зуб, кажется, уронила в кофе; в кабинете откуда-то навязчиво пахло кимчи, и вроде как раз от меня (может, именно поэтому Суреш сегодня решил поработать в библиотеке?). Ребра болели от тугого спортивного лифчика, который я надела вместо обычного, потому что чистые закончились. Я питалась салатами (ладно, признаюсь, это был не совсем салат, а жареные спринг-роллы, но в них ведь был редис, так что это засчитывается как полезный овощ) – три чертовых дня подряд брала их навынос и на обед, и на ужин во вьетнамской забегаловке неподалеку. А проспала я в общей сложности за четыре дня аж шестнадцать часов, и те в офисе.

В такие дни я не могу отвязаться от мыслей об увольнении, которые доводят меня до сердечных колик. Как и Суреш, я пошла на юридический не для того, чтобы стать потом корпоративным юристом. У меня ведь когда-то были идеалы. Я всей душой болела за права человека. После университета я отдала должное профессии и некоторое время работала в «Слаутер и Мэй», но как только я перешла на позицию юридического консультанта в маленькую некоммерческую организацию, занимающуюся правами женщин – жертв торговли людьми в Великобритании, отец серьезно заболел, и для покрытия расходов родителей мне пришлось найти работу, которую мама называет «настоящей» – в противовес «бессмысленной трате моего дорогого юридического образования». Так что я была вынуждена пойти в «Слаутер и Мэй» и умолять взять меня обратно. Некоторая часть заработанного пошла на оплату учебы Мелиссы, так как она была уже на полпути к получению дорогого британского диплома архитектора и должна была сосредоточиться на отличных оценках, а не совмещать университет с работой. Во втором случае она бы получила обычный диплом, а не с отличием, чего мы не могли допустить.

Думаю, именно благодаря мне Мелисса познакомилась с Камарулом на третьем курсе. Из-за этого я всегда чувствовала некую вину перед мамой, и не потому, что я поощряю ее бытовой расизм («Можешь с ними дружить, но не встречаться же!»), а потому, что я, несшая все расходы семьи (рак – дело дорогое, когда нет хорошей страховки), пожалела Мелиссу и не рассказала ей, как тяжело мама переносила смерть папы. Я ошибочно решила, что Мелисса не должна зря страдать, и она так и не узнала, насколько все было плохо. Мама оправилась от нервного срыва и думала, что Мелисса просто не сочла нужным приехать домой после того, как спустя несколько месяцев после смерти папы закончила учебу. Вместо этого она на год отправилась в академический отпуск с Камарулом, и с тех пор они неразлучны.

Как бы то ни было, наша семья прошла этот эмоционально и финансово сложный период, и я могла бы уволиться, чтобы перейти в другую сферу, как и хотела когда-то. Но я не могу. Я уже не знаю как. Нигде я не смогу зарабатывать больше, чем тут, и у меня на счету почти нет сбережений из-за того, что все ушло на оплату медицинских счетов отца. Я едва могу себе позволить выплаты по ипотеке (я оптимистично выбрала очень престижное место жительства), которые, конечно, под контролем, покуда у меня есть работа. К тому же я не могу сейчас сойти с дистанции – я подпортила себе зрение, читая сотни страниц документов, лебезила перед огромным количеством людей, отринула слишком большую часть своей идентичности, потратила юность, выслушала слишком много лекций от матери о том, как страшно оказаться посредственностью. Это уже не мой выбор. Слишком много стоит на кону. Я должна стать партнером.

Глава 9

Понедельник, 29 февраля (високосный день!)

6:25. Вот черт, снова понедельник.

7:20. Зачем люди шлют мне мемы о високосном дне? Черт возьми, это же лишний рабочий день.

7:45. В поезде. Меня пихнули локтем, облапали и пару раз наступили на ноги.

8:10. Ох, Суреш только что прислал письмо – сообщил, что принесет шоколадные круассаны в офис.

8:12. Я не должна есть круассаны врага. Показать ему свою любовь к углеводам и сладкому – это слабость.