– Кем вы себя возомнили? – почти выплюнула я. Точеные брови нахмурились, сине-зеленые вены набухли под тонкой кожей лба. – Вы не можете мне приказывать, – продолжила, снова пренебрегая уважением. – Ваше грубое поведение пугает, понимаете? Я хочу уйти отсюда. И сейчас же.

– Я тебе не приказываю.

В отличие от меня мужчина казался вполне безмятежным. Его спокойствие действовало на нервы. Каран продолжал говорить, не убирая пальцев с моего подбородка.

– Я просто не хочу видеть в своей компании больного стажера. Они и без того довольно раздражающие.

На мгновение все вокруг замерло. Время остановилось. Единственное, что сейчас дышало и двигалось, – мы двое. Двигатели всех автомобилей мира замерли, шины горели. Люди зависли на месте, как роботы, у которых села батарея.

– Я чего-то не знаю? – спросила, заикаясь. Может, это все было сном? Кошмаром?

Каран Чакил не мог ворваться в мою жизнь подобно молнии, верно?

– Ты услышала меня, – без промедления сказал он. – С завтрашнего дня ты моя сотрудница, а я твой начальник.

– Что? – Я остановилась и дала себе время подумать. Когда кусочки головоломки начали вставать на свои места, брови снова сильно нахмурились.

– Послушай, я далеко не терпеливый человек, малышка. – Когда Каран отпустил мой подбородок, его пальцы скользнули по шее. – Меньше всего я хочу видеть больного стажера. Сейчас ты примешь душ и съешь что-нибудь.

Сколько проблем на мою голову из-за этой Дамлы! Ладно, возможно, отчасти это была моя вина, не следовало быть такой принципиальной и мстить. В этом вся я, и изменить это невозможно. Льстить людям, признавать несправедливость, когда я была права (а я не пошла бы на компромисс с собой, даже если бы была не права), и сдаваться – все это меня не устраивало. Я не обладала этими качествами. Чувствовала себя рожденной для драки. Бороться, не сдаваться и при необходимости подчинить себе другого человека.

Я бы предпочла сломанную шею вместо поклона кому-то в ноги.

– Ты погружена в свои мысли, – сказал Каран, его темные глаза безжалостно впились в мои, словно заявляя, что спасения нет. – Давай, двигайся. Люди твоего возраста обычно довольно активны. Не хочу видеть мокрого зомби в своей гостиной.

Отчаявшись, сделала, как он сказал, и пошла наверх. Верхний этаж дома был примерно в пять раз больше моего, с длинным коридором и рядом дверей вдоль него. Я даже не говорю о ярких картинах на стенах. В самом конце коридора стояла тумбочка, на которой красовалась антикварная ваза, явно дорогая и довольно старая. Бегло осмотрев ее, вошла в одну из комнат.

Пахло апельсином, и было очень просторно. Оглядела комнату, в которой преобладали бежевые оттенки. Здесь стояла большая двуспальная кровать с бежевым балдахином, свисающим над ней. Стараясь не задерживаться слишком долго, отправилась в ванную комнату. Войдя, заперла дверь. Ванная выглядела еще очаровательней, чем комната. Она была такой же просторной, как и спальня, и отделана красной блестящей плиткой, напоминающей зеркала. Если бы кто-то стоял обнаженным в этой ванной, то повсюду бы видел отражение своего тела. От этой мысли покраснела шея.

На полке рядом с ванной стояли гели для душа, шампуни, кремы для ухода и множество других подобных средств гигиены, которые я не могла сосчитать. Сыворотки для волос, тонна барахла, предназначения которого я даже не знала… Открыла дверцы шкафов, пытаясь найти полотенца. Слава богу, мои надежды оправдались. Множество полотенец, в основном красных и черных, были сложены друг на друга. Взяв одно из черных, я сняла мокрую одежду и повесила ее сушиться. Хотелось залезть в огромную ванну, но я не стала этого делать. Вместо этого зашла в душевую кабину, включила теплую воду и попыталась расслабиться. Насколько это было возможно в моем положении. Такая девушка, как я, в доме такого мужчины, даже в его душе… Голая! Что я, черт возьми, творила!

Мышцы расслабились, когда я почувствовала, как теплая вода течет по телу. Намылив волосы приятно пахнущим шампунем, задумалась о том, что буду делать остаток ночи. Прежде чем успевала уловить одну мысль, появлялась другая.

Думаю, это была некая форма пытки: «Предпочитаешь, чтобы твой мозг был сварен или запечен?» И я действительно была близка к тому, чтобы съесть свой мозг.

Когда вышла из душа, моя одежда еще не высохла. В любом случае я не ожидала, что она высохнет так быстро. Завернув мокрое тело в черное полотенце, встала на цыпочки и маленькими шажками вышла из ванной. Войдя в комнату, начала беспомощно оглядываться по сторонам, не понимая, что теперь делать.

Хоть и было не по себе, но я открыла дверь большого шкафа, думая, что, может быть, смогу найти что-нибудь полезное. Внутри он оказался до краев заполнен одеждой. Очевидно, что на эту одежду, большая часть которой выглядела старой, было потрачено целое состояние. И так же очевидно, что все это принадлежало женщине. Робко взяв первый попавшийся мешковатый черный свитер и шерстяные колготки кремового цвета, которые бросились в глаза, быстро оделась. Хотя и беспокоило отсутствие на мне нижнего белья, надетый свитер оказался свободным и довольно длинным.

Когда вышла из комнаты, у меня в голове было множество вопросов, ожидающих ответов. Но разум оказался настолько утомлен, что я просто решила отложить эти вопросы и подумать об этом позже. Я чувствовала себя неловко, пока робко шла по длинному коридору. В конце концов, я находилась в доме незнакомого человека. Причем мужчина был настолько ненормальным, что это удивляло даже меня, имевшую степень магистра по аномалиям.

Дойдя до лестницы, остановилась и глубоко вздохнула. Мокрые волосы были завиты вокруг плеч и слегка намочили свитер. Деревянная лестница привлекала внимание, выглядела так, будто была создана пером художника, а затем помещена в этот дом. Как только я начала спускаться по лестнице, внимание переключилось на Карана Чакила. Мужчина сидел на одном из диванов. На нем была черная футболка с короткими рукавами и темные спортивные штаны. Он зажег камин. Услышав мои шаги, оглянулся. Столкнувшись с его темными глазами, я замерла, не решаясь ступить дальше.

Мы просто смотрели друг на друга, возможно, даже слишком долго. Обычно я могла расшифровать взгляды людей и дать им объяснение, но этот человек отличался от других. Чернота в его глазах была не цветом, а занавесом, покровом. Они были настолько темными, что я не могла уловить эмоций. Смотреть Карану в глаза – все равно что изучать снаружи окно дома с задернутыми шторами. Я ничего не видела. Только этот дом, эта занавеска и внутренняя сторона окна знали, что происходило внутри.

– Как долго ты планируешь там стоять, Камешек? – твердо спросил он.

Я подняла голову и быстро спустилась по лестнице. Мужчина не сводил с меня своих глубоких черных глаз, пока я не села на единственный стул напротив.

– Я… – пробормотала, глядя на свои пальцы, не в силах взглянуть на него. Обычно мне не были близки такие вещи, как стыд, смущение или молчание. Я не стеснялась высказывать свои мысли и смотреть людям в глаза. Наоборот, это доставляло мне огромное удовольствие. Но не сейчас. Когда я смотрела в глаза этому мужчине более трех секунд, тело начинало странно реагировать. – Я… я не буду вас благодарить. Вы привели меня сюда силой.

– Кто тут ожидает благодарностей?

Из-за того что я не смотрела на Карана, не знала, что выражали его лицо и глаза в тот момент.

– Вы все равно не имеете права ожидать их, – сказала я. – Вы привели меня сюда силой. Меня устраивало мое положение на улице.

Хоть я все еще не смотрела на него, почувствовала, как нахмурились его темные густые брови.

– Ты была похожа на котенка. Было неразумно оставлять маленькую девочку там. Мне очень жаль, маленькая леди.

– Перестаньте называть меня маленькой.

Мужчина не ответил.

По какой-то причине я пропускала все его слова мимо и обращала внимание только на то, что Каран продолжал называть меня маленькой. Меня беспокоило, что люди классифицировали других по возрасту. Боль была болью, опыт был опытом. Существовали те, кому стукнуло тридцать лет, но они еще ничего не видели, многого не пробовали и были спокойны, но были и люди, которые уже в девятнадцать многое повидали и ничем не отличались от зрелых осознанных личностей.

Но объяснить это другим было не так-то просто. Люди любили навешивать ярлыки.

Я стиснула зубы и закатила глаза.

– В любом случае я не буду говорить вам спасибо.

– Хорошо, – сказал он безжизненным механическим голосом, как у робота. – Мне не нравятся люди, которые часто благодарят, извиняются, оправдываются и слишком много говорят.

Не шевелясь, я просто встретилась с ним взглядом. Гостиную освещал только тусклый оранжевый свет камина. Каждый раз, когда блики огня падали на его бронзовую кожу, та начинала блестеть, как золото.

– Это не для вашего удовольствия. Я не благодарю вас, потому что не хочу.

Он принялся вновь молча изучать мое лицо. Из-за пристального взгляда я некоторое время не могла найти, куда положить руки и ноги. Старалась освободиться из плена его глаз, но не смогла.

– Я хочу, чтобы ты что-нибудь съела, – наконец заговорил он, продолжая бесстрастно смотреть на мое лицо. – Кухня вон там, пойди и поешь что-нибудь.

– Ты перестанешь мной командовать? – не сдержавшись, спросила я. Потом плотно закрыла глаза и исправилась: – Вы перестанете?

Каран уронил голову на левое плечо и посмотрел на меня со скучающим выражением.

– Я тебе не приказываю, – глухо ответил он. – Я говорю, что тебе нужно делать. Ты наверняка сейчас упадешь в обморок от голода.

– Я не голодна, – солгала я.

– Ты не голодна?

– Да. – Я снова солгала. – Я не голодна.

Когда желудок предательски заурчал и его крики о помощи достигли ушей Карана Чакила, мне не нужно было смотреть в зеркало, чтобы понять, что шея окрасилась в бордовый цвет, потому что я чувствовала, как она горела! Брови Карана насмешливо приподнялись, и его многозначительный взгляд устремился на мой живот. Не отрывая ни на мгновение от него взгляда, мужчина спросил:

– Она плохая лгунья, не так ли?

– Я не привыкла есть в чужих домах, – пробормотала, умирая от смущения.

– Но ты смогла принять душ? – сказал Каран. Его глаза медленно опустились на мое тело. – И смогла надеть одежду, не зная, кому она принадлежит?

– У меня не было выбора, – проворчала, кусая внутреннюю часть щеки. – Это вы просили меня не портить вашу гостиную. Я действительно не могу есть еду, приготовленную кем-то другим, к тому же в чужом доме.

– Я не говорил, что буду готовить для тебя ужин, Камешек, – сказал он, и я приподняла бровь. Взгляд бессознательно скользнул по его рукам, не прикрытым футболкой. У Карана были мускулы, как у животного. – Ты пойдешь и приготовишь что-нибудь для себя. Таким образом, проблем не будет. Можешь оставаться верной своим привычкам столько, сколько пожелаешь. Ты ведь можешь есть то, что приготовила сама в чужом доме, верно?

– Вы не сдадитесь, верно? – спросила я.

Он покачал головой и указал подбородком на кухню.

По своей природе я терпеть не могла, когда люди подавляли меня, заставляли что-то сделать или замолчать. Теперь я впервые столкнулась с серьезной стеной. Это была бесконечная, холодная и черная стена.

– Я всегда был тем, кто заставлял других сдаваться, малышка, – сказал Каран Чакил, ни на мгновение не отрывая взгляда от моих глаз. В их бесконечной черноте, казалось, не было ни единого пятна света. Кто знает, сколько женских трупов похоронено в этих кладбищенских глазах? – Я никогда не сдавался.

Мои брови мгновенно сдвинулись вместе.

– Вы диктатор?

– Нет. – Мужчина насмешливо посмотрел на меня. – Назовем это «приверженец своих правил».

– По вашим правилам вы заставляете других приходить к вам домой и отдаете им приказы, верно?

– Думаешь, стажировка в моей компании не повлияет на семестровые оценки?