– Стоять! – зазвенело у Элен за спиной, но она продолжала идти как ни в чем не бывало. – Мадам, стоять! – повторил грубый голос.

К сожалению, вокруг не было других женщин, и Элен не могла сделать вид, что не понимает, что обращаются к ней. Трое мужчин на другой стороне улицы застыли на месте, на их лицах читалось молчаливое облегчение от того, что обращались не к ним, хотя в былые времена они все пришли бы к ней на выручку с неизменной французской галантностью. Элен обернулась – офицер протягивал руку ладонью вверх.

– Документы.

Она попыталась сглотнуть, но горло пересохло. Сумочка казалась непривычно легкой, словно на месте обычно лежавшего там удостоверения зияет самая настоящая дыра.

– Конечно, – ответила Элен как можно более непринужденно, копаясь в сумочке. Несмотря на холодный день, ладони у нее мгновенно вспотели.

Офицер нетерпеливо шевельнул рукой.

– Быстро.

– Извините. – Элен продолжила копаться в несуществующем содержимом пустой сумочки. – Никак не могу найти.

Большинство немцев, прошедших маршем по Лиону, французским не владели, и Элен рассчитывала, что здесь имеет место тот же случай, и невозможность объясниться станет ее спасением.

Но серые глаза офицера блеснули металлом.

– У вас нет при себе документов? – уточнил он на превосходном французском, и сердце Элен упало.

– Я думала, что взяла их. – Она слегка пожала плечами и заставила себя улыбнуться как можно очаровательнее. Выражение лица офицера не смягчилось ни на йоту.

– У вас нет при себе документов?

Вместо того чтобы ответить, Элен снова полезла в сумочку, но тут рука офицера схватила ее за плечо, сжав тисками. От неожиданности Элен вскрикнула, ее взгляд метнулся к тем трем мужчинам – но они уже поспешно скрывались из виду, не желая оказаться свидетелями.

Трусы.

– Если у вас нет при себе документов, вы арестованы, – сообщил офицер на своем безупречном французском.

И тут чей-то голос позвал:

– Элейн!

Они оба повернулись и увидели бегущего к ним трусцой мужчину, он ловил ртом воздух и размахивал удостоверением личности.

Это был Этьен.

– Элейн, – начал он укоряюще, – ты опять их забыла! – Офицеру досталась непринужденная извиняющаяся улыбка. – Женщины! Они больше волнуются о том, как выглядят, выходя из дома, чем о том, чтобы взять нужные документы.

Офицер ожег его раздраженным взглядом и протянул свободную руку за удостоверением. Элен вся сжалась внутри в панике – ведь сейчас он увидит, что это чужое удостоверение, и что же будет дальше?! Офицер одной рукой открыл обложку с вложенным внутри удостоверением на имя Элейн Руссо… и фотографией самой Элен.

Она приложила максимум усилий, чтобы на ее лице ничего не отразилось. Откуда у Этьена ее фотография?

Офицер разом отпустил ее руку, захлопнул удостоверение и сунул его обратно Этьену.

– Получше присматривайте за своей беспечной женой. Сегодня по собственной глупости она едва не угодила под арест.

– Да, месье. – Этьен принял удостоверение с легким поклоном и приобнял Элен за талию. Она, наконец, медленно выдохнула, благодарная за поддержку, иначе от схлынувшего ужаса колени у нее тут же подкосились бы.

Офицер развернулся и пошел назад, к стене за поворотом, громко выкрикивая кому-то приказ сорвать листовки. Этьен плюнул на то место, где стоял офицер, и повернулся к Элен.

– Ты цела?

Там, где ее руку сжимали безжалостные пальцы, все горело, но ее не арестовали, Клодин не станут разыскивать – вот что было важно, так что Элен кивнула.

– Я в порядке.

– Где твои документы?

– А откуда у тебя это? – указала она на удостоверение.

– Не здесь, – ответил Этьен и повел Элен в свою квартиру на пятом этаже – еще более крохотную, чем ее собственная.

Этьен жил холостяком и не особо принимал гостей, поэтому Элен не бывала у него раньше. Неловко замерев на пороге почти пустой гостиной, она огляделась: видавшая виды зеленая кушетка с продавленной серединой и круглый кухонный стол рядом с небольшой плитой составляли всю обстановку. Направо виднелась дверь, ведущая, по всей видимости, в спальню. Никаких занавесок на окнах, никаких картин на захватанных стенах. Ставни прикрыты, так что комната тонула в полумраке.

В стоялом воздухе висел запах сигарет и цикория.

Этьен открыл одну ставню – щелчок прозвучал как выстрел, – и тьму гостиной прорезал луч света.

– Вот, садись-ка.

Он широким жестом смахнул рукой со стола крошки и смятую газету прямо на пол. Элен подавила порыв поднять ее и сложить и вместо этого тяжело опустилась на жесткий деревянный стул – постепенно ужас от мыслей, что случилось бы, не появись Этьен вовремя, отступал, и твердая опора пришлась очень кстати. Ведь если бы ее арестовали, то вышли бы на Клодин и, возможно, Жозефа…

– Ты знаешь, где мой муж? – Руки у Элен все еще тряслись, так что она сцепила их в замок.

Этьен подошел к плите и налил две чашки дымящегося коричневого напитка из ячменя и цикория. Пусть это варево не обладало бодрящими свойствами крепкого кофе, но им, по крайней мере, можно было смочить пересохшее горло. Приняв кружку, Элен обхватила ее ледяными пальцами.

– Где твои документы? – Этьен протянул ей коробочку с сахарином – жалкой заменой сахара, но Элен отказалась. Он пожал плечами и кинул одну таблетку в свою кружку; в растекающейся вокруг них тишине звук вышел неприятно громким. Непринужденно усевшись на стул, Этьен приподнял брови в ожидании ответа. Элен подула на струйку пара, поднимавшуюся от кружки, и сделала осторожный глоток, раздумывая, что сказать.

Этьен с Жозефом были как братья. В годы Первой мировой Этьен прибавил себе два года возраста, чтобы его приняли в армию вместе с Жозефом, но Элен все равно сомневалась, можно ли ему доверять.

Этьен залез в карман, вынул удостоверение, раскрыл на странице с именем и фото и положил на стол.

– У нас обоих есть секреты. – Чуть прижав документ пальцем, он подвинул его в сторону Элен.

– Я их отдала. – Она выпрямилась и взглянула ему прямо в лицо. – Женщине, которой они были нужнее.

– Клодин, – пришел к мгновенному заключению Этьен и поджал губы, словно жалея о вырвавшемся имени.

Элен отпила цикорий, чтобы скрыть удивление.

– Вы друзья?

– Ей нужна помощь, это все, что тебе стоит знать. – Этьен вынул из портсигара самокрутку и прикурил. Запах горящей травы заполнил помещение, от едкого дыма у Элен защипало глаза и нос, хотя ей давно стоило привыкнуть, что в отсутствие табака французы принялись курить все, что можно было высушить и свернуть в сигарету.

– Кто такой Пьер? – Лицо Этьена осталось непроницаемым, но Элен не дала себя обмануть. – Отвечай. – Она поставила кружку на стол, но не отняла рук от ее благословенно горячих боков. – Я хочу знать, что происходит. Я хочу знать, кто такой Пьер и какое отношение он имеет к исчезновению моего мужа. Я хочу знать, где Жозеф! – Голос у нее оборвался от избытка эмоций, которые она не смогла побороть.

Ближайший друг ее мужа опустил глаза на крышку стола и начал нервно-энергично постукивать правой ногой, не говоря ни слова, пока вонючая сигарета в его пальцах истлевала в пепел.

– Ты больше не можешь называться Элен, – наконец заявил он.

– Я в курсе, – отрезала женщина, стараясь говорить ровно, но сдерживать раздражение все равно получалось плохо. – Кто тебе его дал? – Она подобрала фальшивое удостоверение со стола. – Пьер?

Этьен нахмурился.

– Тебе придется сменить место жительства, поскольку там прописана женщина с другим именем, – предупредил он, продолжая постукивать ногой, отчего его чашка на столе позвякивала. Элен отложила документы, отставила свою кружку и придержала кружку Этьена ладонью, чтобы та затихла.

– Что происходит? Где мой муж? – повторила она, впившись взглядом в налитые кровью глаза собеседника, и заметила синяк на челюсти, едва скрытый щетиной. Над бровью у Этьена виднелся небольшой порез. – Этьен!

Нога застыла.

– Жозефа арестовали. – Этьен сглотнул. – По политическим причинам.

– По политическим причинам? – Мир закружился вокруг Элен. Жозефа арестовали, а у нее даже нет удостоверения личности, чтобы пойти в полицию и приложить все усилия для его освобождения! – Он… – Слова не шли. После всех этих месяцев споров, после всего, что он требовал от нее, от чего предостерегал…

После того, как она обвинила его в трусости и почти предательстве родины.

– Так он член Сопротивления? Пьер?

Этьен затянулся, кончик сигареты заалел, и сквозь поднявшийся едкий дым Элен едва заметила согласный кивок.

Ее мир встал с ног на голову. Все это время Жозеф утверждал, что от Сопротивления нет никакого толку, – и работал на них! Глаза у Элен защипало от закипающих слез, но она стиснула кулаки и дождалась, когда порыв отступит.

Эмоции потом, сейчас ей нужно получить ответы.

Ее взгляд упал на фото в удостоверении. Цвет темного платья нельзя было понять по черно-белому изображению, но Элен узнала некогда модный фестончатый вырез – это роскошное темно-зеленое платье до сих пор висело у нее в шкафу. В последний раз, когда она его надевала, Жозеф назвал ее красавицей и настоял на фотографии. Она ощущала себя глупо, стоя тогда напротив голой стены в собственной квартире, именно поэтому уголки ее губ на снимке приподняты в растерянной улыбке. Теперь все стало понятно – Жозеф делал не фото на память, ему нужно было фото для поддельных документов.

Снова взяв удостоверение, она ткнула им в сторону Этьена.

– Это работа Жозефа?

– Да, заготовка на всякий случай, – сдался тот. – Чтобы защитить тебя. Я не мог принести его тебе раньше – боши и меня схватили.

Взгляд Элен снова метнулся к синяку на его челюсти, к порезу над бровью. Его били. И Жозефа наверняка тоже.

В груди Элен болезненно кольнуло – военная карьера ее мужа закончилась задолго до их встречи. Под Верденом он получил осколочное ранение; он упомянул о нем всего лишь раз, сказав, что бомба убила всех вокруг, кроме них с Этьеном. Жозефу осколок угодил в ногу – сбоку от колена до сих пор виднелась вмятина, уходившая назад, опоясывая икру, – отчего он слегка прихрамывал. Этьен вышел из сражения невредимым, но он всегда был удачлив. Вот и сейчас он сидел перед ней, а Жозеф томился в тюрьме.

– Почему тебя отпустили, а его нет? – требовательно спросила Элен. Этьен поднял измученный взгляд на нее, а потом устремил его куда-то в пространство.

– Я везунчик, – бесцветным голосом ответил он, затушив сигарету.

– И когда его отпустят?

Этьен тряхнул головой, снова фокусируя взгляд на Элен.

– По нашим представлениям, его не будут задерживать слишком долго.

– Нашим – это Сопротивления?

Он кивнул.

Его слова звучали так уверенно, что Элен почувствовала, как ее плечи немного расслабляются. Жозефа оберегают, за ним следят, и, возможно, она тоже внесет свой вклад.

– Я хочу вступить в Сопротивление, – заявила она.

– Нет.

Элен пристально уставилась на Этьена, не намеренная отступать, уставшая от постоянных запретов Жозефа. Все эти месяцы она горела желанием положить все силы на борьбу с захватчиками, а Жозеф твердил, что от Сопротивления нет толку. Он заставлял ее сидеть дома, выстаивать бесконечные очереди и творить чудеса кулинарии из жалкой горстки провизии.

Ей не давали сыграть свою роль в освобождении от нацистов, и теперь она ощущала себя преданной. Ей как будто дали знать, что она недостаточно хороша, чтобы присоединиться к отважным мужчинам и женщинам из подполья.

Но теперь никто не посмеет отказать ей, тем более если в ее силах будет помочь Жозефу выйти на волю как можно скорее.

– Я не могу больше называться прежним именем, – заметила она. – И ты сам сказал, что и домой к себе я не могу вернуться.

Этьен прищурил темные глаза.

– Я хочу быть частью Сопротивления. Я хочу помочь Жозефу.