Она проснулась на следующий день от оглушающего и, пожалуй, страшного крика. За её панорамными окнами только-только поднималось худое и блёклое московское солнце. Алла чувствовала, что спать ей ещё минимум три часа до её необходимых десяти. Удивилась нехарактерной её типу жилья слышимости. Что-то где-то нарушилось или сломалось, или Алла и вместе с ней какие-то ближайшие соседи не закрыли двери. Или, скорее всего, кто-то неудачно сделал ремонт и пробил стену прямо к ней. Прямо под правым ухом кричал младенец. Алла знала этот звук из кино, уличных столкновений с матерями и редких навещаний детных подруг. И вот она наконец догадалась, что это включилось видео на смартфоне, нажалось случайно во сне. А в видео плачет младенец. Она привстала и полуслепо принялась нащупывать телефон. Вместо этого она нащупала кожаную дрожащую мягкость. Рядом на кровати рыдал крупный младенец. У него между ног торчали мужские половые признаки. Ребёнок был голый. Алла вскочила и отбежала от кровати. Рядом с первым и орущим младенцем-мальчиком лежала младенец-девочка. Такая же крупная и голая. Алла принялась бегать по своей просторной, но не самой большой евродвушке. Заглянула в ванную, в гардеробную, на балкон, вышла в подъезд босая, чуть не навернулась, споткнувшись о свои же штаны. Никаких других людей, авторов этого пранка, рядом не оказалось. Алла зацепила себя рядом в зеркале, вернулась к нему. Пижамные штаны с авокадами висели. Майка топорщилась хлопчатобумажными складками. Грудь и живот существовали отдельно друга от друга, талия свободно просматривалась. Как и скулы, как и шея, с которой теперь ушёл второй подбородок. Алла приподняла штаны. Поглядела в зеркало на свои ноги и руки. Они были прежние, трёхлетней давности, нормальные.

Смартфон Алла нашла на противоположной стороне кровати от младенцев. Нагуглила телефон полиции. Начала звонить, заткнув свободное ухо ладонью. Орали теперь оба ребёнка. Вдруг Алла нажала отбой. Вытащила весы. Встала. Голубоглазые выдали ровно 82 килограмма. Алла погуглила, как брать младенцев. Первой взяла девочку, она тут же замолчала. Алла хотела её положить на весы. Но вспомнила, что те холодные. Положила младенца на кровать. Спокойствие передалось мальчику, он тоже замолчал. Алла сняла наволочку с подушки, обернула в неё младенца женского пола и положила его на весы. Девочка замотала ногами и руками, и наволочка вокруг неё расползлась. Весы синеглазыми цифрами показали сквозь накрывшую их ткань 5 килограмм и 4 грамма наволочки. Алла вернула ребёнка на кровать и прикрыла его наволочкой, как одеялом. Потом сняла вторую наволочку с другой подушки, запеленала в неё младенца мужского пола. Он весил те же 5 килограмм и 4 грамма наволочки. Алла вернула второго ребёнка на кровать. От ужаса Алла очень устала и села рядом. Дети почти идентичные, разнящиеся только полом, были рыжеватые, с холодными и серыми глазами. Оба молчали и ждали от Аллы чего-то.

Майя Кучерская
Пионы

Я – микрокосм, искуснейший узор …

Джон Донн

Действующие лица:

Волосы – светлые, тонкие, давно и безнадёжно влюблены в Ветер, у него в этой пьесе нет слов, есть только функция – летать.

Глаза – вечно удивлены и на мокром месте.

Нос – мечтатель и болтун, флиртует с Волосами.

Уши – часто брюзжат, потому что им постоянно мешают слушать! Очень любят немецких композиторов эпохи барокко.

Рот – фольклорист, знаток русских пословиц и поговорок.

Подмышки – легкомысленные хохотушки.

Пуп – ямка, мечтающая стать бугорком.

Попа – срамница и хулиганка.

Член – закомплексованный мальчик, баскетболист.

Ладони и Руки – примирители всех.

Ноги – высокие, немного лобастые парни.

Пятки – уставшие и несколько озлобленные рабы.

Правая коленка – стоик.

Левая коленка – нытик.

Василий, отрок 14 лет – хозяин всей этой компании, это его волосы, подмышки, коленки и т. д.

Тень и голос Даши, которой 12 лет.

Сцена первая

Утро. Дачная комната. Василий крепко спит. Из приоткрытого окна дует лёгкий ветер.

волосы. Куда же вы? Помедли, задержись хотя бы на мгновение …

ветер. У-у-у-у! (Улетает.)

нос. Хм, какой славный аромат. Свежий, мокрый, сладкий … Арбуз! Несомненно, арбуз. (Мечтательно.) О, как я всё помню: густая зелень, пахнет речкой, зацветшей водой, сыроежками в красных шляпках, бабушкины розы благоухают. Шмель гудит. Мальчик в белой панамке. Сидит за деревянным столом в заросшей беседке, чёлка за лето отросла, мальчик склонил над арбузом голову, на клеёнку каплет розовый сок – так ведь мы и встретились с вами впервые, помните?

волосы (стараясь не поддаваться). Да вы мечтатель. Сегодня он вымыл нас арбузным шампунем, вот, собственно, и вся недолга.

нос. Коснитесь, просто коснитесь меня. Воздушным невесомым движением проведите по переносице, она совсем близко.

волосы (осторожно касаются носа). А вы – милый. И, кстати, слегка мохнатый.

нос. Да ведь мы с вами – одно. Вы сияете и благоухаете теперь почему-то сиренью. Как хорошо, что лето ещё совсем юное, только началось, едва вылупилось из мая. И шелест лепестков пока шёлковый, в них прячется ветер.

волосы. Молчите! Не напоминайте! Ветер … Едва он касается нас, едва запускает свои воздушные пальцы в гущу нас, мы забываем, забываем обо всём.

нос (улыбаясь). В гущу нас … Вы и сами – ветер, невесомые, тонкие, парите над землёй.

уши. Mein Gott. Нет, это становится совершенно невыносимо. Неужели вы сами не слышите?

нос. Что, что именно?

уши. Что фальшивите! Несносно. Безбожно, непростительно, пошлость за пошлостью, ох! Не согласились бы вы в честь этого чудесного летнего утра поумерить свою разговорчивость? И послушать. Слышите? Щебет. Шорохи. Щёлканье.

рот (внезапно). Мал соловей да голосист.

Звучит пение птиц.

нос. Зяблик? Кстати, довольно приятный голос, кажется, будто он выпил немного родниковой воды, пополоскал горлышко и …

уши (перебивая). Да помолчите вы, наконец? Ну откуда в вас эта болтливость? Ваше дело – нюхать! Вдыхать, различать оттенки. И молчать! Молчать.

нос. Уши – вы скушные зануды, вам бы только немо к у ш а т ь (брезгливо кривится). Кушать звуки. Видно, вы не любили никогда. А любовь, любовь, слышите ли, требует болтовни, любовь должна быть глуповата, вот и влюблённые мудрецы превращаются в младенцев, теряют рассудок, горько плачут, но преодолевают себя, сочиняют стихи, дарят любимым благоуханные соцветия, кто-то одуванчики, кто-то георгины, а кто-то нежно-розовые …

Уши сворачиваются в трубочку.

глаза (приоткрываются). Какой необычный сегодня свет. Прозрачный, нежный и тёплый. Персиковый. Вчера всё было совершенно иначе. Плоско, сегодня появился объём.

нос. Вчера мы проснулись раньше, вот и …

рот. Две печки, одно поленце, тс-с …

василий (просыпается, отдувает чёлку). Фу! (Сладко зевает. Переводит взгляд на часы.)

Нос испуганно умолкает. Волосы сжимаются и замирают. Уши делают вид, что ничего не говорили.

василий. Рано! Ещё посплю. (Переворачивается на другой бок и спит дальше.)

рот. Слаще мёда, сильнее льва.

сцена вторая

Там же, те же, с добавлением некоторых лиц.

попа. Опять этот … всё утро болтал. Торчит, как торчило, и ню-ню-ню, бу-бу-бу, ни бельмеса не понятно. Говорить надо кратко, чётко. Пык! Пук!

рот. На чужой роток …

нос (страшно изгибаясь и морщась). Проклятье!

пупок. Я пуп.

Подмышки тихонько хохочут.

попа. Пук-пук!

пупок. Не пук, а пуп!

нос. Толстуха! Вонючка! Дура!

Попа отзывается радостным ржаньем.

уши. Уймитесь. Дайте же наконец послушать! Слышите? Дрозд. Неприметный, маленький, но из певцов лучше всех. Восторг и деликатность, учитесь! Да-да, это я вам (Носу), зовёт подружку, но ненавязчиво, нежно, и балконная дверь поскрипывает точно в такт. Гендель, соната № 5, слышите? (Звучит краткий фрагмент из Генделя.) А теперь – ба, да это же Глюк! Флейта, соль минор. Даже ветер сбежал с вершин, ликует, дует в занавески.

Волосы закатывают глаза. Тянутся к окну.

нос. Как густо дохнуло хвоей, тонкий древесный запах из раскрытых белками шишек стелется слоями.

уши. Наконец хоть что-то по делу! И я тоже слышу цокот беличьих шажков по ветвям. Дятел скребёт кору. Пеночка-весничка поёт, чисто, сладко. Фа, ми, фа, соль, фа, ре …

Напевают знаменитую мелодию флейты из оперы Глюка “Орфей и Эвридика”.

Василий просыпается, трёт глаза, садится на кровать и начинает свистеть тот же мотив, что только что напевали Уши.

За сценой слышен голос мамы. “У мальчика идеальный слух. Надо обязательно доучиться в музыкалке! Вася, завтракать!”

член. Время вставать.

сцена третья

Лужайка. Василий играет в бадминтон. Ему помогают Ноги, высоко подпрыгивают, тянутся, вообще сопровождают игру акробатическими этюдами. По ходу дела они негромко ухают и вскрикивают. Второй игрок присутствует в виде тени. Это девочка, ровесница Василия, Даша. Судя по тени, она в короткой юбке и кедах.

василий. Вечером будем костёр жечь, на поляне. У ручья берёза завалилась, дров будет полно. Лёшка гитару принесёт. Андрюха транзистор захватит. Серёга с первой просеки тоже будет. И Женька, чёрненькая такая, соседка твоя. Пойдёшь?

даша. Да я бы и пошла. Но бабушка … Не пускает. Даже с Женькой. Лучше этюды, говорит, повтори! А пианино-то у нас старое совсем, рассохлось и дребезжит! Но бабушке всё равно. (Изображает бабушку.) Пусть дребезжит, мы, когда не было инструмента, по бумажке с нарисованными клавишами всё повторяли. Она же учительница музыки у меня.

василий. Да я сам музыкой занимаюсь. Но мать хоть тут меня не трогает. Не тащить же сюда виолончель. Так придёшь?

даша. Говорю ж тебе. Если отпустят. (Снова передразнивает бабушку.) Нечего шастать по ночам. Дня вам мало? Почему надо обязательно ночью жечь костёр? Первобытно-общинный строй.

василий. Да какой ночью! Мы же часов в девять начинаем. После ужина приходи.

даша (неуверенно). Ну, спрошу.

член. Удача!

Продолжают играть.

василий. Дашк. Ты так классно играешь!

Даша не реагирует, молча отбивает волан.

василий. И ещё я хотел сказать тебе, я думал …

даша. Подавай!

василий. Подожди. Давно хотел сказать тебе. Я не могу без тебя … Я тебя люблю!

Василий подаёт. Воланчик улетает далеко в крыжовенные кусты.

даша (тянется за воланчиком). А я, я … люблю пионы. Пиончики – любимые мои цветы. Ты будешь дальше играть?

Василий бросает ракетку на землю.

василий. Нет. Не буду!

ноги. Погнали! Быстрей!

даша. Почему?

василий. Потому что ты дура!

Василий убегает в лес.

сцена четвёртая

Лес. Чаща. Василий идёт напролом.

правая коленка (запыхавшись). Сколько можно! Шаг за шагом, позади половина леса, сил наших больше нет.

пятки. Тропа затянулась, мы все в мозолях, нас никто не любит.

левая коленка. Колючки прямо в лицо. Ой, кровь! Больно! Сейчас будет заражение крови.

правая коленка. Надо терпеть. Надо служить. Мы дойдём.

подмышки. Хо-хо!

пупок. По мне льётся пот. Тону.

глаза. Осторожно, ветки!

левая коленка. Невыносимо.

василий. Куда это я забрался? Где же дача?

глаза. Где же наш дом? (Плачут крупными слезами.) Наш Вася в печали, мы потерялись … Мох, травы, кусты, папоротник – настоящее зеленое месиво, каша!

рот. Пора бы перекусить.

подмышки. Хи-хи.

левая коленка. Хватит. Сколько можно идти, да ещё так быстро. Сколько можно издеваться над нами!

глаза. Кажется, впереди просвет.

правая коленка. Осталось совсем немного, мы скоро дойдём.

пятки. Больно, больно, плохо, душно, тяжко. Мучитель. Тиран!

левая коленка. Забастовка! Не хотим. И не можем. И главное, куда, куда мы так мчимся, всё дальше в лес, тропа тает, меркнет, сумерки близко. Стоп, стоп, стой сейчас же!

Василий переходит на шаг.

глаза. Нет, это просто про́сека.

пятки. Нас никогда не спрашивают, шагай, работай, дави стельки, потей. Никакого покоя, никогда. Только однажды, помните, коленки? Там мы часто ходили голышом, по рассыпчатому, тёплому, а потом Вася повелел нырять в воду, в круглый аквариум с рыбками, а рыбки, мелкие ребятки, начали нас покусывать, да так ласково. И щекотно. Вот когда было хорошо! Рыбки играли с нами, рыбки нас целовали … Только совсем давно, когда мы были маленькими, нас целовала мама, и бабушка, а потом долго-долго никто, и вот рыбки. Хотим к рыбкам. Тиран.