У нее диагностировали синдром хронической усталости, и примерно месяц она провела в кукухолечебнице. У меня было ощущение, что проблемы не у неё, а у меня. Было очень странно продолжать нормальную жизнь в тот момент, когда близкий человек страдает душевным недугом. По возвращении мамы домой все – в том числе она сама – делали вид, что ничего не произошло. Вообще мне кажется, что мои родители какие-то моральные инвалиды, потому что моментов искренности, близости и разговоров о важном, признаний в любви и нежности я не видела у них никогда. Мама говорила, что самое главное в отношениях – это дела, а не слова. Звучит железобетонно, не подкопаешься. Но я не могу назвать своих родителей бесчувственными, просто чувства эти у них заблокированы. Это облегчает существование, а иначе жить ужасно больно. Например, мама никогда не слушала музыку. Я знаю почему: музыка высвобождает эмоции, среди которых может быть колющая боль, тоска по утраченному, ностальгия какая-нибудь ещё, не дай бог. Но теперь она ходит в Мариинский театр, чему я очень рада: мне кажется, её кукухе это на пользу.

В какой-то момент я поняла, что мне нужно либо с папой уйти в негативизм (потому что сидеть на месте, как мама, я не смогу), либо совершить полицейский разворот на дороге жизни. Финальная сепарация произошла в 2012-м и сопровождалась поистине ритуальным действом. Я занимала комнату, которая исторически была моей. В ней стояла мебельная стенка, набитая старыми игрушками, учебниками, детскими книгами (причём среди них были очень ценные издания). В один день я вынесла всё на помойку. Потом разобрала саму стенку, отправив её туда же. А следом содрала обои и начала красить стены в белый цвет. У мамы случилась истерика из-за книг. Это действительно было очень жестоко: мне свойственно резать по живому. Я буквально выбросила своё детство в родительском доме, перечеркнув его и закатав белой краской поверх. Когда я начала красить батарею, мне написали из Москвы и пригласили на работу. Я собрала чемодан и уехала навсегда, батарея так и осталась недокрашенной. В Москве я начала новую жизнь, почувствовала себя собой.

И мне вдруг открылись эти лёгкость и скорость, свойственные успешным людям.

Ужасно жалко те книги и маму. Жалко свою детскую трепетную любовь к родителям, которой сейчас след простыл. Я знаю, что она была обусловлена беспомощностью, и максимум, что осталось, – это благодарность и чувство родства. Как говорит бабушка:

«Жалко у пчёлки в попке» – повторяю это выражение каждый раз, когда нужно с чем-то покончить.

Я вдруг вспомнила, как бросала первого парня. Это было очень комично. Я сидела в кафе «Две палочки» на Итальянской улице и ревела белугой. А он сидел рядом и уговаривал меня остаться, но я была непреклонна. Я не понимала, от чего у меня истерика: от того, что слишком много связывает нас вместе и у пчёлки в попке жалко, или же от отчаяния, что он всё никак не оставит меня с роллом «Филадельфия» наедине. Это было задолго до расставания с родительским домом, но я уже научилась резать по живому. Так бывает, что, один раз почуяв запах свежей крови, ты уже не можешь остановиться. В голове объявляет Левитан, что наступил «тот самый момент» и другого не будет. А потом только гул в ушах и непоправимые действия в адреналиновом забытьи.

Движение – это жизнь, определённо. Но чтобы двигаться, нужно постоянно сбрасывать балласт. Чтобы узнать себя нового, иногда требуется пожертвовать собой старым. Как змея сбрасывает старую кожу, полезно сбрасывать прежние привязанности и убеждения. Где предел – каждый определяет сам, но я верю в жизнь без ограничений и бесконечную трансформацию души.

Выбор

Плохие отстаньте, хорошие пристаньте.

Если в мире всё-таки есть добро и зло и у них существует какая-то характеристика, то она не настолько примитивна, как зло – плохое, а добро – хорошее.

Вы сами понимаете, что у зла и добра нет чётких свойств. Они перетекают друг в друга словно две половинки символа инь и ян. И человек, делающий якобы добрые дела, может оказаться самым настоящим воплощением зла. Я верю, что каждый выполняет свою кармическую задачу и оценка его действий очень субьективна. Поэтому в моменте мы не способны порой отличить тьму от света. Путаясь в понятиях, мы забываем, что единственный верный выбор в жизни каждого человека – это выбор себя. И он не может не вести к свету. По крайней мере, в моей картине мира всё так идеалистично.

А когда перестаёшь себя грызть на тему «плохости» или «хорошести» и вообще оценивать поступки как добрые или злые, высвобождается такое огромное количество энергии, что невольно она открывает заветный ларчик, внутри которого находится частица Абсолюта. Она настолько красива и сияет так ярко, что все предыдущие размышления о добре и зле оказываются мутной ложью ума. И смешно и горько одновременно становится при взгляде на то, как сильно заблуждался. Но в то же время радостно, потому что готов теперь идти за этой частицей, как за факелом.

Конечно, порой нам кажется, что свободы воли у нас нет. Когда происходят ситуации, в которых можешь выбрать только один вариант, застаёшь себя в полнейшем тупике. Это и есть тьма (в слабой форме – потёмки). Тьма действует по принципу «разделяй и властвуй», предлагая выбрать сторону, позицию или просто один из двух вариантов. «Правильный» вариант внушается с помощью определённой повестки или общественного дискурса. В историях более личных тьма давит на триггерные точки или грозит тем, что ближний круг отвернётся в случае ошибки. Таким образом человека легко подтолкнуть к принятию решения, и это будет не он сам. Выбирая навязанный вариант, мы принимаем навязанные правила. И живём по ним.

Я окончила пять классов обычной школы номер 488 на проспекте Просвещения и поступила в СХШ (средняя художественная школа при Академии художеств).

В СХШ у меня впервые появилась школьная подружка. Ее звали Ангелина, и дружить мы стали сразу взахлёб, как умеют девочки в возрасте 10–12 лет.

Я буквально отдалась этой новой связи, и она занимала все мои мысли. Ангелина казалась мне уникальной во многом благодаря тому, что она сама поддерживала легенду о своей уникальности. Всеми словами и действиями Ангелина подчёркнуто выделяла себя из массы, проявляя ненасытную жажду постоянного внимания, восхищения, почитания и сочувствия с моей стороны. Она любила яркую одежду, разноцветные перья, ручки и тетрадки с блёстками, – одним словом, демонстрировала черты истероида^[1], а я тогда ещё не познакомилась с практической психологией, поэтому не ощущала, как раскалённая лапша обжигает мне уши. Сначала я влюбилась в Ангелину, а потом привязалась к ней. И чтобы оставаться в милости, мне приходилось во всём потакать ей. Спорить же было невозможно, потому что Ангелина ни в чём не сомневалась и всегда манифестировала. «Наверное, из неё получится великий человек», – думала я.

Однажды мы с Ангелиной гуляли в садике – том самом, что расположен за Академией художеств. На ступеньках перед обелиском я нашла кольцо. Оно было довольно увесистым, сделанным из серебра.

Изысканный дизайн – было видно, что кольцо от модного бренда. В нём присутствовали камни, возможно, это были топазы или горный хрусталь. Я удивилась такому подарку, потому что мне вообще редко везло по части внезапных находок. Я внимательно начала рассматривать кольцо. Вдруг на Ангелину что-то нашло. «Выбрось это кольцо, оно заколдованное!

Оно принесёт тебе беду!» – говорила она. Я поддалась манипуляции и забросила его в огромную кучу с сухими листьями. Потом мы пошли домой. Опомнилась я только на следующий день, и, когда вернулась в академический садик, кольца уже не было.

С тех пор я не находила ничего ценного очень много лет. И периодически вспоминала это кольцо – мне было жаль, что я так повелась. Дружба с Ангелиной прекратилась гораздо раньше, чем я думала, – ещё в школе. В 8-м классе она написала мне «прощальное письмо», в котором объясняла, что является слишком уникальным человеком, чтобы дружить со мной. Наверное, это была очередная манипуляция, чтобы привязать меня ещё сильнее, но после этого мы и правда стали общаться реже. Постепенно наша дружба сошла на нет, и к концу 12-го класса мы даже не здоровались. А потом, спустя много лет, была встреча в Москве – нам было по 25. Ангелина приехала из Питера и написала мне ВКонтакте с предложением погулять. Идя на эту встречу в парк Горького, мне очень хотелось показать ей, что я не та девочка, которая заглядывала ей в рот: теперь я имею собственное мнение по каждому вопросу и иду по жизни своим уникальным путём. Однако когда мы встретились, мне вдруг стало невыносимо скучно и желание продемонстрировать себя в лучшем свете куда-то испарилось. Ангелина предстала до мозга костей обычной.

Не хорошей и не плохой; не умной, но и не тупой; вроде интересной, но совсем не ярким истероидом…

Мне захотелось смотаться оттуда поскорее. Я села на велосипед и поехала домой. Ягодицы сверкали из-под джинсовых шорт, пока я крутила педали по Кремлёвской набережной. Мне уже не нужно было никому ничего доказывать и бить себя пяткой в грудь, говоря, что, мол, теперь я обрела наконец интуицию и научилась слышать себя, видеть знаки и получать подарки Вселенной. Это всё было у меня в наличии, но мне уже было без разницы, что подумает об этом девочка из прошлой жизни. Мне очевидцы не нужны.

Вообще, когда выбираешь себя, свидетели и прихлебатели для этого не требуются.

Однажды я гуляла по берегу озера возле отеля Beau-Rivage в городе Невшатель. Ползая по камням возле берега, я нашла браслет Bvlgari и положила его в карман. Я перебрала массу вариантов, как можно с ним поступить. Не думайте, что это был драгоценный браслет, – Bvlgari делает бижутерию. Тогда я почувствовала, что эта находка что-то символизирует.

И спустя 8 лет у меня случилась коллаборация с Bvlgari в качестве художника. А бренд подарил мне уже другой браслет – драгоценный. Он сделан из розового золота с бриллиантами и так же, как тот, первый, похож на змею. Но это уже другая история.

Глянец

Быть, а не казаться.

Глянец вошёл в мою жизнь с журналами, которые мама покупала в киоске. Всё содержимое внимательно изучалось, и мы отправлялись в секонд-хенд на поиски чего-то похожего. Пребывая в опьяняющей парадигме высокой моды, я, бывало, выбирала что-то очень странное. Например, шляпу с пером. На следующее утро, когда нужно было идти в школу, становилось понятно, что шляпе место в глянцевом журнале, но не в жизни десятиклассницы, которая ездит на трамвае. Я стала мечтать о красивой жизни, где уместны необычные фасоны, а ездят люди сугубо на кабриолетах, и не по Среднему проспекту Васильевского острова, а по бульвару Круазет.

Сейчас уже трудно отследить момент, когда реальная жизнь стала казаться слишком убогой. На первом курсе СПбГУ я чувствовала себя подавлено. Мои образы было некому оценить: одногруппники не интересовались модой. Выходит, я просто попала не туда, ведь факультет реставрации не обязан быть творческим кластером.

Досуг, впрочем, тоже не был ярким. Мой первый парень, Дима, (тот самый, из «Двух палочек») учился в художественном училище в городе Курске и собирался поступать в Муху (СПГХПА им. Штиглица). По выходным он приезжал в Петербург в плацкартном вагоне, а я встречала его на Ладожском вокзале. Потом на скоростной электричке мы ехали в Выборг, где живёт его мама, и останавливались в каком-то ужасном сквоте. Этот сквот был его «личной квартирой» и назывался сокращённо «Мясик», потому что находился рядом с мясокомбинатом. В этой хате не было воды и туалета, а от центра пешком мы шли больше часа. Мама парня была керамисткой и учительницей в художественной школе, а отчим очень неординарным человеком и фанатом Эстонии. Он знал эстонский язык, слушал эстонское радио, и везде у него висели национальные флаги. Забавно, я тогда вообще ничего не знала об этой стране, а теперь пишу эти строки, находясь в Эстонии. Дядя Коля (так его звали) своими руками построил парусную лодку, и однажды мы поплыли на ней по Финскому заливу, а затем высадились на одном из островов, где гуляли и ловили рыбу. Это было очень скучно и просто невыносимо, потому что мы были трезвые, а дядя Коля всю дорогу молчал.

Ещё у Димы был отец в Петербурге, с новой женой и тремя детьми. Всей гурьбой они занимали двухкомнатную квартиру в Купчине. Попав туда, я поняла, что значит счастливая семья. В этой квартире не прекращался кутёж, и в числе гостей всегда было много интересных и очень творческих людей. Центром притяжения являлась тётя Лиля – маленькая громкая женщина с красивым лицом и беспредельным обаянием. Тётя Лиля меня сразу же полюбила и выделила мой талант к моде. «Бросай свою реставрацию и иди в Муху на моду, мы тебя поддержим!» – кричала она.