Последний раз отец приказал мне свести смертного с ума, чтобы он убил себя. Я выполнила отцовский наказ, но после возненавидела себя за это. Мне было жаль того несчастного. Он был красивым, добрым и не заслуживал жестокой смерти – мне было стыдно. Его звали Когими. Возвратившись к отцу, я никак не могла избавиться от воспоминаний о содеянном. Передо мной постоянно всплывал образ несчастного смертного и его безумный, наполненный ужасом взгляд. Я вновь и вновь видела одно и то же: красивое лицо Когими обезобразили предсмертные судороги, а из ран ручейками стекала кровь. Куда бы я ни направилась, меня повсюду преследовал его образ. Тогда я решила, что это было последнее убийство, которое отец совершает моими руками, и спустилась в Ёми, чтобы выпросить прощения у Когими. Попыталась загладить перед ним свою вину, пообещала лучшую жизнь в следующем перерождении и подарила судьбу императора. Скоро придет его время, и на свет появится будущий император Корэмицу и проживет свою лучшую жизнь.

Когими простил меня, и я вернулась к отцу, который не оценил моих стараний. Я была готова на все, чтобы заслужить его любовь. Чтобы хоть раз папа улыбнулся мне и сказал: «Ты отлично справилась, я горжусь тобой, дочь». Но вместо слов благодарности я услышала лишь жестокое: «Можешь идти». В тот момент я отчаялась дождаться теплых слов от отца и полностью разочаровалась в нем. Я больше не собиралась пытаться добиться его внимания и заслужить любовь, убивая смертных. Там, в Ёми, Когими подал мне отличную идею. Уйти от отца служить другой богине, чтобы он больше не мог управлять мной. Так я оказалась у Аматерасу в услужении. Она приказала мне присматривать за цветком, потому что считает, что вы вдвоем с Сягэ не справляетесь.

– Хм… – нахмурился Мандзю и двумя пальцами покрутил травинку, зажатую меж пухлых губ. – Аматерасу не доверяет нам?

– Не то чтобы не доверяла. Просто считает, что за вами нужно приглядывать. И, как я поняла, она догадывается о ваших чувствах с Сягэ.

– Ну, раз так считает Великая богиня, значит, ты здесь нужна, – смиренно произнес Мандзю. Он посмотрел вдаль, где уже родившийся рассвет пробудил солнце и его диск застенчиво выглянул из-за верхушки горы. Тенин задумался на несколько мгновений. Затем, будто вспомнив что-то, оторвал взгляд от порозовевшей горы и повернулся ко мне. – Знаешь, это хорошо, что ты ушла от отца и пришла сюда, в долину. Здесь ты найдешь покой и умиротворение. И никто не станет заставлять тебя совершать ужасные вещи ради развлечения. А еще я рад, что твой упрямый лисий дух спустился в Ёми, чтобы примириться с Когими. Уверен, он простил тебя. Я бы точно простил того, кто искренне раскаялся и спустился за мной в царство мертвых ради того, чтобы выпросить прощение. Твоя смелость восхищает – не каждый отважится спуститься в Ёми. А ты была настолько храброй, что даже не задумалась над тем, что тебя там может поджидать опасность. Ты молодец.

Мандзю положил мне ладонь на плечо и легонько потрепал его. Мои щеки снова залились краской. Но в этот раз он не отодвинулся от меня и не убрал руку. Напротив, погладил по голове так, как сделал бы это, будь я в теле лисицы. Из горла так и рвалось мое: «Кай-кай». Я всегда выкрикиваю этот лисий клич, когда меня переполняют эмоции. Но я держалась изо всех сил, чтобы не смутить Мандзю. Смысл его слов о страшном Ёми только сейчас дошел до меня. Действительно, спустившись туда, я не задумывалась о том, что там может быть опасно. Ведь я могла и вовсе не выбраться оттуда. Желание вымолить прощение у убитого мной смертного было сильнее страха. Мандзю вырвал меня из размышлений, внезапно продолжив разговор.

– Ты правильно сделала, что подыскала для Когими хорошую жизнь после реинкарнации. Он станет императором Корэмицу. Станет отцом многих детей. У императора всегда много наследников. Уверен, он забудет обиду, нанесенную тобой. Не печалься.

Он отнял руку от моей головы, обнял свои колени и улыбнулся. Улыбка тенина была такой заразительной, что я не заметила, как сама заулыбалась в ответ.

– Как давно ты помогаешь нам с Сягэ охранять алую паучью лилию? – Мандзю вдруг стал серьезным и внимательно посмотрел на меня.

– Настолько давно, что успела познакомиться с Сягэ и узнать о ее чувствах к тебе. – Я ведь обещала быть подругой Сягэ и помочь ей сблизиться с Мандзю. Если бы я знала, что сама с первого взгляда влюблюсь в него, – не стала бы ей ничего обещать.

Мандзю побледнел и отвел взгляд, еще крепче сжав руками свои колени.

– Сягэ рассказала тебе?

– Да. Но тебе нечего бояться. Я не расскажу о вас Аматерасу.

– Тебе нечего ей рассказывать. Никто из нас не нарушил закон. – Из его голоса исчезла нежность, он стал сухим и холодным. Будто кто-то недоварил рис и не положил в него ни соли, ни специй. – Мы ничего такого не сделали с Сягэ.

– Я верю тебе, Мандзю.

Мне хотелось подыграть ему, показать, что я готова помочь. Выудить из него признание, чтобы понять, взаимны ли чувства к Сягэ. Я должна была знать, есть ли у меня шанс на ответную любовь этого доброго и донельзя красивого тенина.

– Неужели тебе совсем не нравится Сягэ? – Я начала издалека, чтобы не спугнуть тенина. – Когда я впервые увидела ее, то решила, что это самая прекрасная девушка на свете. Кстати, сколько вам обоим лет, как долго вы уже живете?

– Столько же, сколько и тебе, Мизуки. В мире людей нам троим было бы не больше девятнадцати. Я рад, что ты тоже считаешь Сягэ самой прекрасной. Именно это я и подумал, когда впервые мельком увидел ее. Я пришел чуть раньше, а она только собиралась покинуть свой пост. Сягэ поднялась с земли на закате, когда опал последний сухой лист, попрощалась с солнцем и скрылась под землей. Но я успел увидеть ее красоту. В памяти засел ее образ: тонкий женский стан, глаза цвета моря и длинные, ниже пояса, белые как снег волосы. Последние лучи уходящего солнца играли бликами в выбившихся прядях. Она была свежа и чиста, как едва распустившийся цветок сакуры. В тот момент мою грудь наполнило нечто теплое, большое – и оно продолжало расти! Я решил, что меня вот-вот разорвет изнутри, а потом это нечто лопнуло и по всему телу разлилось мягкое, обволакивающее тепло. Перед глазами плясали золотые бабочки. Я узнал это чувство – любовь, уже испытывал нечто подобное, когда был влюблен в прошлой жизни.

«То же самое почувствовала я, когда впервые увидела тебя», – подумала я и поспешила засыпать Мандзю вопросами о Сягэ, пока он не закрылся от меня и не сменил тему. Так я узнала их историю.

Я уже знала, что Сягэ тоже заметила Мандзю и восхитилась им. Он ни на минуту не выходил у нее из мыслей. Сидя там, под землей, в ожидании своей очереди, она грезила прекрасным тенином. Несколько недель Сягэ томилась внизу, съедаемая новыми чувствами. Образ Мандзю не хотел выходить из головы. Помня о том, что тенины не могут предаваться любви, она боролась с собой как могла. «Мы не можем любить и быть любимыми», – твердила она себе. Но что могут сделать слова против одного сильного чувства? Даже тысячи слов бессильны против могущества истинной любви. Сягэ сдалась. Покорилась воле чувств в одну теплую сентябрьскую ночь, наполненную ароматом спелых фруктов, поднялась наверх, чтобы тайком понаблюдать за Мандзю.

Она застала его лежащим на спине, устремившим взгляд к низко висящим звездам. Мандзю грыз травинку и тяжело вздыхал. Внутри него тоже родилось это чувство, но он помнил, что любовь между тенинами под запретом, и боролся с новым чувством как мог.

– Я ведь не всегда был тенином, – внезапно оторвался от воспоминаний Мандзю. – У меня когда-то была жизнь смертного. Именно в ней я познал истинную боль, которую может причинить любовь.

– Расскажи! Мне хочется узнать причину, почему ты отвергаешь Сягэ. – Кай-кай!

Я вскочила, оттолкнулась ногами от земли, крутанулась в воздухе и обернулась лисицей. Затем опустилась у ног Мандзю, обернулась двумя хвостами и положила голову на колени тенина. Мандзю, недолго думая, положил ладонь на мою мохнатую голову и начал гладить. Медленно, легко касаясь, он проводил рукой по шерстке, и по всему моему телу бежали мурашки.

– Когда я был смертным, в ранней юности полюбил одну девушку из своей деревни. Любовь была взаимна. Мы встречались тайком. Она приходила на берег, когда я вытаскивал лодку из воды. Садилась рядом и помогала распутывать рыболовные сети. Я всегда отдавал ей несколько рыбин из моего улова. Мы до темноты засиживались у лодки, болтая обо всем. Но больше всего нам нравилось мечтать о будущем. Как я заработаю немного денег и пойду к ее родителям просить разрешения на свадьбу. Я был из небогатой семьи, но прокормить себя и свою будущую жену точно смог бы. Когда на берег опускались сумерки и скрывали нас от посторонних глаз, мы целовались. И не было ничего слаще тех поцелуев! По ночам, перед сном, лежа в своей постели, я предавался мечтам о том, как буду счастливо жить со своей возлюбленной. Но нам не суждено было быть вместе. Моя любимая приглянулась одному богачу из соседнего города. Он не был молод. Лицо горожанина было покрыто оспинами, а тело расплылось, как тесто, оставленное на жаре нерадивой хозяйкой. Но родителей моей возлюбленной не беспокоил возраст будущего мужа их дочери. За нее предложили щедрый выкуп, и они не раздумывая согласились. Как ни билась, как ни плакала, как ни морила себя голодом моя возлюбленная, ей пришлось покориться судьбе. Чтобы дочь не сбежала, родные заперли ее в доме, и мы даже не смогли попрощаться. Настал день свадьбы. Ее нарядили в свадебное платье и отдали тому богатею. Свадьбу отправились праздновать в город, в дом будущего мужа. Когда праздничный пир отшумел и все стали расходиться по домам, чтобы оставить наедине новобрачных для первой брачной ночи, моя любимая призналась мужу, что плохо себя чувствует и ей нужно выйти во двор и подышать свежим воздухом. Этот глупец отпустил ее.

Она решила, что раз она не сможет быть со мной, то и другому мужчине не достанется. Не отдала себя нелюбимому, а поднялась на вершину скалы, на которой стоял тот город, и бросилась вниз. Холодные, темные волны не сразу приняли мою любимую. Ее тело разбилось о скалы. И лишь когда ночной шторм обрел достаточно силы, морская вода обняла мою любовь и забрала себе. Лишь месяц спустя, вдоволь наигравшись принесенной жертвой, море вернуло земле мою возлюбленную.

Когда я узнал об этом, то чуть не умер от горя. Мое сердце и до этого изнывало от боли. Но после того как мне рассказали о том, что стало с моей любимой, я готов был сам последовать за ней от отчаяния. Долго думал над тем, как жить дальше. Любовь не желала уходить из сердца, а боль утраты разгоралась нестерпимым огнем, с каждым днем жгла все сильней. Так же, как и она решила не изменять своей любви ко мне, я поклялся сохранить свои чувства в себе и стал монахом. Пришел в храм Аматерасу и служил своей богине, совершая остаток жизни благие деяния для людей. И всю жизнь хранил в сердце огонек любви к той, что до конца своей короткой жизни оставалась мне верна. После смерти мой дух не опустился в Ёми. Аматерасу забрала меня в Долину Небес, и так я стал тенином. «Раз ты отказывался от человеческой любви при жизни, – сказала Высшая богиня, – оставайся природным духом. Тенинам запрещено любить. Они должны хранить в себе святость. Думаю, ты легко справишься с этим».

– А разве тебя не должны были лишить памяти о прошлой человеческой жизни? – Я оторвала голову от его колен и недоверчиво заглянула в глаза Мандзю.