«И ты не спишь. Тоже о себе думаешь?»

В ответ мне прилетел смеющийся смайлик, а следом сообщение:

«Хочешь, я приеду? Покатаемся по городу))»

«Не хочу», – набрала я, не думая.

К: «Ты в курсе, что нельзя так жестоко разбивать сердца парней об их же яйца?»

Улыбка снова коснулась моих губ. Этот странный диалог начал затягивать и словно отключать от всего внешнего.

Я: «Такое нежное сердце? Или такие каменные яйца?»

К: «да»

Я: «Что «да»?»

К: «Всё «да»»

Я: «А ещё ты ромашки любишь, мистер нежное сердце»

К: «Про мои каменные яйца тоже не забывай (серьёзный смайлик)»

Я: «Не хочу даже мысль о них впускать в свою голову. Тем более перед сном»

Колесников прочитал, но подпрыгивающие точки, говорящие о том, что он печатает ответ, не появились. Заблокировав телефон, я сжала его в руке и вновь посмотрела в сторону соседнего дома. Балкон был уже пуст, но синие лампочки так и остались ярким цветным пятном передо мной. Как свет в конце тоннеля.

Оптимистично, однако…

Телефон в руке тихо дрогнул.

Проведя пальцем по экрану, увидела присланный мне Колесниковым вопрос:

«Почему не спишь? Поздно уже»

Я: «Не знаю. Просто. Не спится. А ты?»

К: «Я редко засыпаю раньше двух часов ночи. Привычка))»

Я: «Плохая»

К: «Ты плохая девчонка? Продолжай, мне нравится…»

Дёрнув бровями, я покачала головой. В этом весь Колесников: кажется, что он серьёзен, но в следующую секунду он напоминает, кто он есть.

Желание продолжать переписку начало стремительно угасать. Я даже телефон отложила на подоконник. Но, начинающий тухнуть экран, вновь загорелся.

К: «Прости…. Просто ты пишешь без смайликов и даже без скобок. Чувствую себя вальсирующим на минном поле с завязанными глазами»

Прикусив нижнюю губу, ответила в его манере:

«Продолжай, мне нравится…»

Запрыгали точки.

Что-то внутри меня замерло в предвкушении. Куда на этот раз он сделает шаг?

К: «В чём ты сейчас, Алёнушка?»

Разочарованно поджав губы, я тут же набрала ответ из так необходимых Колесникову смайликов:

«(взрыв)(R.I.P. )»

Вышла из чата, заблокировала экран мобильника, спрыгнула с подоконника и, засунув телефон под подушку, легла в постель, отвернувшись к стене, желая, наконец, поймать сон за хвост.

Глава 17

Помыться в душе мне сегодня не светило. По крайней мере, с утра. Радовало только то, что пар у меня сегодня немного, значит, я успею вернуться домой до начала работы и помоюсь, пока дома не будет вообще никого. Разве что Катя к тому времени вернётся со школы.

После ночных раздумий голова с утра казалось тяжёлой. И не совсем понятно, спала я или пролежала остаток ночи с закрытыми глазами с белом шумом вместо мыслей.

Одногруппники выглядели бодро. Привычно разбились на компашки, и каждая обсуждала что-то своё.

Я тоже оказалась втянута в компанию девчонок, но только из-за Вики, которая считала святым долгом всюду таскать меня с собой в пределах универа.

В общем-то, разговор девчонок о погоде и о том, что они ждут скорейшего наступления весны, был мне близок. Постоянный ветер вкупе с гололёдом и раздражающим мелким снегом, вечно попадающим в глаза, уже надоели. Хотелось лёгкости и хоть какого-то тепла. Да, солнце светило ярко в те дни, когда ему удавалось отбиться от туч, но всё портил ледяной порывистый ветер. Из окна выглянешь – кажется, что на улице тепло. Выйдешь на улицу – понимаешь, как сильно не хватает второго пуховика.

Телефон в руке едва ощутимо дрогнул от короткой вибрации.

Повернув экран к себе, увидела смс-ку от незнакомого номера:

«Зайди ко мне»

Из шторки было непонятно, кто возомнил себя моим повелителем, но, открыв чат полностью, выше я увидела ранее сброшенный мне этим же номером адрес.

Одинцов.

Неприятная тяжесть придавила плечи.

И что ему нужно на этот раз?

Не пойду.

Ему надо, пусть сам ко мне и подходит.

Но с этой секунды я не смогла сосредоточиться на том, о чём говорили девчонки. Я даже улыбалась не потому, что находила разговор веселым, а потому что рефлекторно реагировала улыбкой на их смех.

Что ему нужно? Зачет ещё нескоро.

Может, я забыла что-то у него дома? Вряд ли. Либо он, либо я, обнаружили бы это раньше.

Что тогда?

И, всё-таки. Что-то упорно тянуло узнать, ради чего меня зовут. Будто кто-то набросил лассо на талию и тянет назад, но я не вижу, куда.

– Я сейчас, – бросила я Вике и показала телефон, мол собралась кому-то позвонить.

– Ага, – кивнула одногруппница с улыбкой. – Я прикрою, если что.

– Спасибо.

Сжав в руке телефон, чувствуя холод, что разгонялся под кожей, я шла к аудитории Одинцова.

Я смотрела себе под ноги и старательно пыталась внушить, что в пределах универа он мне точно ничего не сделает. Побоится за репутацию. Да и эта работа, думаю, у него не лишняя.

Вроде, бояться нечего, а всё равно страшно.

Кто-то толкнул меня в плечо. Ощутимо и больно. Меня развернуло на сто восемьдесят градусов, лямка рюкзака слетела с плеча.

Вскинув возмущенный взгляд, я увидела напротив себя высокую девушку в коротком платье-пиджаке чёрного цвета.

– Какого хрена?! – выронила я раздраженно, пытаясь растереть ладонью ушибленное плечо, чтобы хоть немного унять вспыхнувшую боль.

– У меня к тебе тот же вопрос, – высокомерно выплюнула брюнетка, перекинув копну черных локонов за плечо. – Какого хрена ты ходишь там, где хожу я?

– Ты не заметила, что коридор достаточно широкий для того, чтобы в нём можно было разойтись даже с твоим трамвайным заносом? – вскинула я иронично бровь.

По движению за спиной брюнетки поняла, что она была не одна, а в компании двух таких же модниц, как и она. Только вперед вышла солистка, а за ней осталась подтанцовка.

– Кстати, всё хочу спросить, как тебе бассейн? – пухлые губы брюнетки изогнулись в хищной улыбке. – Вещички отстирались от бедности? Можешь не отвечать. Вижу, что нет, – причмокнула она нарочито расстроенно.

– Милана, – протянула я с улыбкой, поняв, наконец, кто передо мной стоит.

– Хорошо, что ты сразу поняла. Не придётся объяснять дважды.

– Дважды? – состроила я дурочку. – По-моему, ты мне ещё ни разу ничего не объяснила… А-а! – протянула я, сделав вид, что меня внезапно осенило. – Или то, что ты в крысу полощешь чужие шмотки в бассейне, это и было какое-то объяснение? Ну, теперь понятно. Обязательно обращусь к тебе, когда в следующий раз нужно будет простирнуть мои вещи. Спасибо, что уточнила.

– Слушай, ты!… – Милана грубо скомкала ткань толстовки на моей груди и приблизила своё перекошенное от гнева лицо.

Вообще плевать.

Меня бьёт отчим, я дерусь с матерью, ежедневно борюсь за жизнь.

Поэтому все эти гибриды Барби с пони нисколько не трогают мои внутренние струны. У меня даже рука не дрогнула от желания её ударить.

– Ты совсем дура или только притворяешься? – процедила солистка. Подтанцовка за ней явно напряглась. Возможно, следующий выход за ними.

– Зато в тебе ни капли притворства, – произнесла я полушёпотом с лёгкой улыбкой.

– Мил… – зашипела подтанцовка. – Мил, хватит…

– Мельникова, что здесь происходит? – за спиной, очень близко ко мне послышался голос Одинцова.

Милана тут же выпустила мою толстовку из кулака, не забыв при этом грубо толкнуть в грудь.

Одинцов мягко придержал меня за спину и тут же убрал руку, когда я от него дёрнулась.

– Ничего, Константин Михайлович, – слащаво пропела солистка. И, кажется, построила преподу глазки. – Просто Мельникова попросила совета по поводу её прыщей. Вы же видите, что у меня кожа идеальная. Я в этом разбираюсь…

– И? – холодно оборвал её мужчина.

– Безнадёжный случай, – вздохнула горестно Милана. – Ей ничего не поможет.

– Как жаль, – состроила я иронично-печальную рожицу.

– Угу, – кивнула Милана, сверкнув в мою сторону недобрым взглядом. – Ну, ладно. До свидания, Константин Михайлович. Не прощаемся… Мельникова, – выплюнула она брезгливо.

Я оправила толстовку, закинула рюкзак на плечо и заглянула в лицо Одинцову, который хмуро смотрел на меня всё это время сверху вниз.

– Что? – не выдержала я его молчания.

– В аудиторию, – отрезал он коротко и первым пошёл в озвученном направлении.

Следом за преподом я вошла в аудиторию. Право выбора оставить дверь открытой или закрыть он, похоже, оставил мне.

Обхватив пальцами потёртую серебристую ручку, я засомневалась, стоит ли её закрывать наглухо. С одной стороны, следует оставить дверь открытой, чтобы любой проходящий мимо мог услышать и увидеть наш разговор. Да и Одинцов будет вести себя гораздо сдержаннее, если мы останемся открытыми. Но, с другой стороны, в том-то и проблема, что наш разговор может услышать кто угодно. Одинцов не стесняется в выражениях, не кривит, говорит прямо и порой это звучит грязно, а я не хочу, чтобы догадки Одинцова стали поводом для слухов тех, кто может понять что-то не так.

Поэтому дверь я закрыла наглухо. Обернулась на месте и увидела мужчину, уже сидящего за преподавательским столом.

– Подойди, – бросил он коротко, при этом не посмотрев в мою сторону.

С хмурым выражением лица он разглядывал ручку, которую крутил между пальцами.

Стиснув челюсти и прикусив язык, желающий послать его куда подальше, я всё же сделала несколько шагов к его столу и встала напротив. Скрестила руки на груди и выжидающе уставилась на светлую челку, что частично завесила его глаза.

Мужчина не спешил говорить. Казалось, он вообще забыл, что в аудитории не один. А ещё именно сейчас он напомнил мне отчима, который любил в детстве ставить меня перед собой и давить психологическим молчанием, придумывая мне очередное наказание.

– Твой отчим… он… – ему будто с трудом давались эти слова.

– Ясно, – выдохнула я и, не желая слушать дальше, направилась к выходу из аудитории.

– Алёна.

Тихим мужским голосом, как маленьким камешком, собственное имя ударило в затылок. Мужские пальцы сомкнулись выше локтя и требовательно остановили мой побег.

Я дёрнулась, чтобы освободиться, но лишь сильнее застряла в капкане мужского парфюма, внезапно окутавшего пространство вокруг.

– Что вы от меня хотите? – выдохнула я, безнадёжно сосредоточив внимание на черном отглаженном воротнике его рубашке.

– Я понимаю, что ты видишь во мне врага. Не только во мне. Во всех, – тихий мужской голос звучал недалеко от уха. Отголоски его дыхания с запахом кофе слегка касались моей щеки. – Я тоже когда-то был таким же. Даже хуже.

– Зачем вы мне это рассказываете?

– У меня тоже был отчим. И синяков из-за него на моём теле было достаточно. Но, Алёна, – Одинцов переступил с ноги на ногу и словно стал ближе. – Я был пацаном. Меня просто били и забрасывали в комнату, чтобы не мозолил глаза. А ты девочка, а он… Он тебе что-то делает?

Внутренние механизмы застыли. Сейчас я была бы рада, чтобы между нами упала Великая Китайская стена, и плевать, что я рискую остаться без руки.

Я резко вскинула подбородок и заглянула в голубые глаза, которые, оказывается, всё это время были сосредоточенны на мне. Выглядел Одинцов странно: помятым и будто неряшливым. Что ему совершенно несвойственно.