Андропов смотрит холодно и твёрдо. Он, безусловно, понимает, куда я клоню. Криминальную бучу я устрою довольно легко, а вот провокации диссидентов и «врагов народа» не по моей части, это ему самому придётся организовывать.

– А ещё ведь и голоса вражеские могут обо всей этой грязи на весь мир раструбить.

– Могут, – соглашается Андропов. – Но для репутации товарища Романова это было бы крайне скверно.

– Ещё бы. Эта история была бы похлеще празднования свадьбы в Эрмитаже. Надеюсь, ничего подобного не случится.

– Я тоже, – кивает Андропов.

И оба мы понимаем, что именно так всё и произойдёт – и провокации, и вражьи голоса.

– Так почему именно через пять месяцев начнутся перемены? – повторяет он вопрос.

– Боюсь, Михаил Андреевич Суслов в это время нас покинет. Нужно, конечно, быть настороже, держать под рукой бригаду скорой помощи, да вот только я точную дату не помню. Конец января и всё. И то могу ошибиться. Я же не готовился к переброске, так что все предсказания основываются на обычной эрудиции.

Мы снова молчим.

– Юрий Владимирович, – прерываю я паузу. – Вы простите меня за прямоту, просто время работает не на нас… Вы планируете проводить реформы?

– Пока рано об этом говорить, – строго заявляет он. – Ещё не сезон. Надо сначала стать тем, кто может проводить эти самые реформы. А до этого времени наши контакты будут сведены к минимуму. Полагаю, ты понимаешь смысл этой предосторожности.

– Ну, да. Я неожиданно стал токсичным, и вы не хотите рисковать положением, демонстрируя, что общаетесь со мной.

– Прямолинейно и не совсем точно, но близко, – немного недовольно отвечает он. – Суслов сейчас поймёт, что ты остался без защиты и начнёт тебя добивать.

– Но если и вы покажете, что не заинтересованы во мне, он, теоретически, может своего добиться, – усмехаюсь я. – Или вы меня хотите ему скормить?

– Не добьётся, – кивает Андропов, и мне приходит мысль, что, возможно, как раз этого он и хочет, потому что хрен его знает на самом-то деле, что у него на уме. – Если будет повышенную активность проявлять, мы его на этом его и срежем.

Может, все эти реформы ему и даром не нужны? Сольёт меня сейчас, отступится, а Суслов оттопчется на моих косточках по полной программе.

– Не добьётся, – повторяет Андропов. – Не высовывайся, занимайся своими делами и никуда не лезь.

– Я так и планировал, – киваю я. – Но мне финансирование нужно. Денег не хватает. Надо поработать в республиках. Можете поговорить с Рашидовым и Киселёвым, чтобы не скупились, выделяя ресурсы?

– Только с ними?

– Нет, конечно, нужно со всеми, но начать с них хочу. У них, насколько мне известно, нет большой дружбы с Сусловым. Рашидов, к тому же, вас боится.

– Почему это?

– Так вы же за Узбекистан капитально взялись в последнее время, прессовать начали. Сейчас можно намекнуть, что Злобин не будет особо усердствовать без вашей команды и всё, Рашидов сразу ваш.

– Что сказать, я сам решу, – хмурится Андропов. – А тебе на будущее… Политика – это не «Рассказы о животных» Сетона-Томпсона. Хотя… и напоминает порой…

– Понял, не лезу, – киваю я. – А кто будет председателем вместо вас? Злобин?

– Пока вопрос открыт. Не исключено, что я буду рекомендовать Злобина, но решение принимается коллегиально. Так что, какое-то время ему придётся побыть И.О.

Ну да, чем дольше он будет исполняющим обязанности, тем дольше ты будешь держать его на коротком поводке. Куда ему деваться? Аппаратчик из него никакой, политического веса не имеет, так что все надежды на Андропова. Только он сможет продавить кандидатуру, а пока вопрос открыт, придётся Де Ниро исполнять все пожелания и требования бывшего начальника.

– Поставьте к нему одним из замов Скачкова…

– Это что ещё за блажь? Каким боком твой Скачков вообще к КГБ отношение имеет?

– Пока никаким, но разве плохо иметь ни с кем не связанного, неангажированного и кристально честного человека в руководстве комитета? Я понимаю, у вас там свои проверенные люди имеются, но у них есть и собственные интересы. А у Скачкова нет. Он в «конторе» новичок. А вот что у него есть – это свежий и незамутнённый взгляд. Для контроля это очень неплохо. Злобин человек лояльный, не попрёт против вас. А контроль не повредит.

– Ты ему не доверяешь?

– Злобину? На текущий момент полностью доверяю.

– На текущий момент, – задумчиво повторяет Андропов. – Я понимаю, зачем тебе это, но на текущий момент, возможно, смысл есть. Я подумаю…

– Товарищ солдат, вы ужинать будете? – встречает меня улыбающаяся Наташка.

– Буду, конечно, – подмигиваю я. – С самого утра росинки маковой во рту не было.

– Бедный солдатик. Мой руки и шагом марш на кухню.

– Слушаюсь и повинуюсь, товарищ енерал! – усмехаюсь я, но выполнять команду не спешу.

Звонит телефон и я снимаю трубку.

– Алло.

– Егор! Ты чего там отчебучил?

Звонит Чурбанов.

– Да…

– Чего «да»?

– Рубанул правду-матку, Юрий Михайлович.

– Правдоруб что ли? – недовольно буркает он.

– Мы помиримся, я обещаю. Не пройдёт и полгода, как станем закадычными друзьями.

– Ну, Егор, ты меня расстроил. Я думал, ты взрослый человек, но ты повёл себя, как мальчишка. Ладно, затаись теперь, не высовывайся. Недельки через две я с дедом поговорю.

– Не надо, Юрий Михайлович, – возражаю я. – Только на себя гнев накликаете. Вообще меня не упоминайте. А месяца через четыре он сам обо мне спросит, вот тогда мы и воссоединимся.

– Ну-ну, не перемудри, смотри, а то весь твой вес в дым превратится.

Я опускаю трубку и уже двигаюсь в сторону кухни, но телефон не желает со мной расставаться.

– Брагина к аппарату! – требует трубка жёстким голосом.

– Слушаю внимательно, – спокойно отвечаю я. – Представьтесь, пожалуйста.

– Я тебе так представлюсь, на всю жизнь запомнишь! – взрывается мой собеседник. – В старости будет мой голос сниться! Это командир твоего взвода звонит! Где ты находишься?!

– Собственно, там, товарищ командир взвода, куда вы и звоните. У себя дома.

– Ну, я тебе устрою дом! – орёт трубка. – Ты у меня под трибунал пойдёшь! Немедленно явиться в расположение части!

3. Пятьдесят первый

– Чё за шухер? – спрашиваю я дневального, заявляясь в расположение части.

– Какой шухер? – хмурится он, пытаясь припомнить моё лицо. – Ты в увольнении что ли был? Или командировочный?

Заметив орден и медаль на парадке, он внимательно их рассматривает.

– А-а-а, с Афгана, да? После ранения?

– А где комвзвода? – интересуюсь я.

– В канцелярии. Но это, я не советую. Он чё-то сегодня злой, как собака. Глотку тебе перегрызёт. Сука, на тумбочке стоять заставил…

– Ага, понял, – киваю я. – Спасибо за предостережение. А Зденек здесь?

– В каптёрке торчит, – отвечает дневальный.

– А Вован Борисов?

– Не знаю, – вмиг напрягается он. – А чё ты расспрашиваешь? Иди, да сам посмотри.

– Как это «не знаю»? – выныривает из двери белобрысый Вован. – Сучило, ты чё не знаешь, кто где находится? Щас комвзвода стукану.

Он ржёт и протягивает мне руку.

– Здорово, корефан!

– Здорово, Вован. Держи дачку с воли.

Я отдаю ему дипломат.

– Ты сам сучило, в натуре! – огрызается дневальный. – Я Стачилин, запомнить не можешь?

– Красава, Брагин, – оживляется Вован и, колыхнув дипломат, прислушивается к тонкому стекольному перезвону.

– Сучилин! – раздаётся грозный рык.

Из каптёрки выглядывает старший прапорщик Зданевич. Он же Зденек.

– Ты дневальный или хер с горы?! Сейчас ещё три наряда схлопочешь! Ну-ка, встал смирненько. Вот так, молодец. Так и стой. Брагин, иди сюда! Заходи в каптёрку!

На этот раз я прихватил пять посылторговских сотен. Но отдавать не тороплюсь, пока вручаю лишь бутылку вискаря. А дальше видно будет.

– Вернулся, значит, блудный сын? – усмехается он, принимая подношение, как нечто само собой разумеющееся.

– Не знаю пока, Василий Гаврилович. Командир взвода звонил. Орал, как потерпевший, но для чего меня вызывает не объяснил.

– Так его железным членом отымели, заорёшь тут. Причём чуть ли начальник погранвойск его выдрал. У него боец в части вообще не появляется, а он в х*й не дует. Это как называется? Он прибежал, жопа дымится, глаза, как у рака. Где, говорит, мать вашу, Брагин и кто это такой вообще? Я отвечаю, мол, есть у нас такой солдатик, но он по личному распоряжению товарища председателя на особом положении. А он на мне давай злобу вымещать. Говно, а не человек. Так что, давай, бери вазелин и иди, пока он нас всех уставом не за*бал.

– Я ему тоже бутылочку принёс. Как думаете, отдать?

– В жопу ему эту бутылку засунуть. Водку-то он с удовольствием жрёт, да вот только тут случай особый, так что не знаю, что тебе делать. Давай, переодевайся в хэбэ и иди уже.

– Не, я тогда прямо так, в парадке, – говорю я, показывая на награды. – Я ведь только прибыл, так что нормально.

– А, ну да, правильно. На орденоносца орать нельзя.

Я выхожу из каптёрки и двигаю в канцелярию. Тук-тук. Приоткрываю дверь.

– Разрешите войти?

Меня встречает пара выпученных круглых и красных, как у рака глаз.

– Товарищ капитан, рядовой Брагин по вашему приказанию прибыл!

Я незаметно осматриваюсь. Собственно, тут и осматривать нечего. Маленькая комнатёнка со стенами цвета хаки, покрашенными масляной краской. Сейф, стол, три стула. Как у участкового.

Капитан встаёт из-за стола и молча подходит ко мне. Он в брюках и рубашке, без кителя, жилистый, худой, брови задраны, глаза вытаращены, впалые щёки в бордовых пятнах. Под носом усики. Лицо тёмное, не то от загара, не то от пережитых потрясений. Росточка он невысокого и с говнистым, судя по всему, характером.

– Брагин, значит, – произносит он дрожащим голосом, едва сдерживаясь, чтобы не разораться. – Так вот ты какой, неизвестный солдат…

Я стою, вытянувшись по стойке смирно, не давая поводов, придраться к выправке.

– И где же ты пропадал, боец? Нет, мне просто интересно. Я ведь тебя даже в глаза не видел. А? Ответь, пожалуйста.

Всё это он произносит тихо и кротко, с лёгкой дрожью, но глаза его так и пылают, даже жутко делается. Тем не менее, я говорю спокойно и рассудительно:

– Выполнял личные распоряжения председателя комитета государственной безопасности СССР генерала армии Андропова.

– Что?!!! – лопаясь как чирей, ревёт капитан. – Я тебе, сука, устрою, генерала армии. Кто у нас сейчас председатель, не подскажешь?

– Исполняющий обязанности генерал-майор Злобин.

– А какого х*я ты всё ещё распоряжения Андропова исполняешь?

– Теперь исполняю распоряжения генерал-майора Злобина.

– Я, бл*дь, тебе устрою распоряжения! Ты, сука, у меня на гауптвахте гнить будешь, а если не сгниёшь, потом из нарядов не вылезешь! Я из-за тебя жопу свою подставлять не буду! Ты у меня, бл*дь такая…

Его пламенное выступление прерывается телефонным звонком. Он с недовольным видом палача, остановленного на самом интересном месте, возвращается к столу, и резко срывает трубку.

– Капитан Ирс! – гневно и злобно почти орёт он.

Услышав, что ему говорят, он тут же преображается, на глазах превращаясь в дисциплинированного, подтянутого и послушного воина.

– Так точно, товарищ генерал-майор! – чеканит он. – Есть! Есть! Так точно!

Опустив трубку, он долго молчит, а потом, повернувшись, ко мне говорит, как ни в чём не бывало:

– Бегом к Злобину!

– Так точно, бегом к Злобину! – отвечаю я, прикладывая к козырьку выпрямленную ладонь. – Товарищ капитан, тут подарок небольшой. Со знакомством, так сказать.

– Положи на стол, – спокойно отвечает он. – Давай, быстрее! Одна нога здесь, другая там.

– О! – улыбается Де Ниро своей фирменной лукавой улыбкой. – Военный. Ну, заходи.