– Я тебя люблю. Не отвечай так же, я распознаю ложь. – Он со смехом завершил вызов, а Париса осталась стоять посреди душевой, даже не сознавая, что до сих пор смотрит на свое отражение, но тут открылась дверь.

Далтон подошел сзади, обнял ее, и она отложила телефон на стойку.

– Я не знал, что ты поддерживаешь связь с мужем, – произнес он ей на ухо размеренным, терпеливым тоном, принадлежавшим той его версии, которая умела хранить секреты.

– Общаемся время от времени. – Париса взглянула на струи душа. – Сейчас я отмоюсь, а потом мы едем в Париж.

На лице Далтона вновь промелькнула тень юношеского задора. Он будто смеялся над Парисой.

– Мы же охотимся за Нотазаем, – вслух напомнил Далтон. – Несмотря на мои активные возражения, смею добавить.

Парису затрясло от раздражения.

– Значит, ты ничего не теряешь. Раз уж это пустая трата времени.

Далтон пожал плечами.

– Я не называл это тратой времени. Я лишь говорил, что Нотазай послужит твоим интересам не больше любого другого врага. У Форума нет того, что тебе на самом деле нужно, то есть архивов.

Внезапно разозлившись на себя, Париса вошла под струи воды. Бардак в номере, кровь на руках, время, которое потребуется на сборы… Как она могла быть такой беспечной? Прошло-то всего два года, а она уже забыла, что ей непозволительно устраивать беспорядок.

– Париса. – Далтон по-прежнему ждал от нее ответа. Она со вздохом потянулась за флаконом шампуня.

– Сегодня мне не надо искать Форум, Далтон. Я могу их найти где угодно и когда угодно. – Довольно скоро Нотазай прибудет в Нидерланды вербовать новых адептов. А если нет, то в конце концов он отправится назад в свою штаб-квартиру, и тогда же они с Далтоном вернутся в Лондон. – А захватывать архивы нет смысла, пока у нас на руках нет всех инструментов.

Аромат шампуня на время принес облегчение, однако Далтон заговорил снова:

– Ты его бросила.

– Что? – рассеянно спросила Париса.

– Ты его бросила, – повторил Далтон. – И вот опять послушно торопишься на его зов?

– Чей, Нотазая?

– Нет, мужа. – Далтон словно бы поддевал, и Париса некоторое время делала вид, будто не слышит его, молча намывая голову. Ее мутило. В висках снова застучало от боли. Дум. Дум.

Париса нанесла кондиционер по всей длине волос.

– Мы с Насером не разговариваем, – наконец ответила она, и если Далтон не понимал, что к чему, то ей все было очевидно. Насер бы не стал никуда ее звать, не будь дело очень, очень срочным.

Она намылила руки куском французского мыла, терла их, смывая кровь несостоявшихся убийц, пока вода у ног не приобрела нежный розоватый оттенок.

– Он причинил тебе боль, – напомнил Далтон, и Париса отстраненно заметила, что стиснула зубы.

– Я не говорила, что он…

Слова застряли у нее в горле. Она будто услышала голос Каллума: «Они причинил тебе боль?»

«Кто?»

«Все».

А потом голос Рэйны спросил: «Ты просто неспособна любить, да?»

И снова Далтон: «Мне все равно, все равно, кого ты любишь…»

– Все сложно, – пробормотала в конце концов Париса, перекрывая воду. Потом еще минуту стояла в тишине, окутанная клубами пара. Дверь ванной открылась и снова закрылась.

К тому времени, когда она вышла из душа, Далтона уже не было в номере. Париса вздохнула, как она сама себе сказала, с облегчением, затем зажгла яркие лампы над туалетным столиком.

Телефон куда-то пропал, но она предпочла пока об этом не думать.

Обтерлась полотенцем, поглядывая на себя в зеркало – там, где его не затянуло испариной. Не первый раз задалась вопросом, что она такое на самом деле? Что видят в ней остальные, что видит Далтон и убийцы, она уже знала: прекрасные черты, тонко выверенные пропорции, удачное совпадение данных, преодоленные слабости и несдержанность (только сегодня она позволила себе сладкое и пролила кровь).

А что видел Атлас?

Это уже не имело значения. В два быстрых движения Париса тряхнула волосами – взад-вперед, – запустила пальцы во влажные локоны, взбивая их и позволяя снова упасть каскадом естественного совершенства.

Почему Атлас ее выбрал?

И тут, подобно вселенской каре за нерациональную, бессмысленную рефлексию, в голове зазвучал ее собственный голос:

«Нас, разве я могла быть здесь счастлива? Женой быть не хотела, матерью становиться не собираюсь, а ты хочешь, чтобы я прожила всю жизнь в цепях лишь потому, что благодарна тебе за одну вещь, за один шанс…»

Париса взъерошила волосы. Сделала пробор на одну сторону, потом на другую; и так и так было отлично.

«…мне надоело быть благодарной! Надоело пытаться подстроиться под эту семью, этого бога, эту жизнь. Надоело быть маленькой, я выросла, я уже не тот человек, которого ты спасал, и я уже даже не знаю, кто я…»

Она надула губы и начала приводить себя в порядок. Ущипнула щеку, глядя, как проходит покраснение.

«…я хочу больше, намного больше…»

С помощью бальзама придала губам чувственности, с помощью туши сделала глаза выразительней. С другим лицом она стала другим человеком.

«…я жить хочу, Нас! просто дай мне жить!»

Какой смысл заново переживать свое прошлое? Она гонялась за невидимым воздаянием, боролась за власть, искала новые инструменты контроля. Уж если она самый опасный человек в этом и прочих мирах, ей должно быть совсем, совсем не до мыслей о том, как она стала такой легкой добычей для Атласа Блэйкли, человека, искавшего оружие лишь для того, чтобы создать для себя сносный мир. Зато теперь…

Теперь она думала о Насере. Как будто то, какой она была десять с лишним лет назад, имело хоть какое-то значение.

«Всего лишь по часику, время от времени, о большем и не прошу. Знаю, знаю, в своих мыслях я прошу куда больше, но так нечестно, ведь важно именно то, что я показываю тебе, нет? Возможно, когда-нибудь ты поймешь, какая разница между тем, что человек думает и кем он выбирает быть…»

В зеркале мелькнул проблеск чего-то. Краткая, подозрительная вспышка посреди безмятежной озерной глади ее отражения, картины неизменной красоты, изящества, в которое Париса облачалась без труда. Забыв о внутреннем монологе, отпустив его, она подалась вперед.

«Когда-нибудь эта картина изменится, eshgh, и тогда, я надеюсь, ты увидишь меня в ином, мягком свете…»

– Париса?

Далтон привалился плечом к дверной раме ванной. В левой руке у него было ее платье, в правой – телефон.

– Меня не волнует то, что ты собираешься встретиться с бывшим муж… Прости, с Насером. Хочешь, буду называть его по имени. Думаю, тебе так и так придется с ним встретиться, ведь если сведения о нем нашло Общество, то найдет и Форум. И Атлас. Вообще любой, кто желает тебе смерти. – Сделав еще паузу, Далтон положил ее телефон на стойку в ванной. – Физику я тоже за тебя ответил. Подумал, тебе надо знать, какие у него планы относительно архивов или чем Атлас занимается в доме. Он заполучит обоих физиков, если только ты не перевербуешь хотя бы одного из них.

Париса не ответила, и он нахмурился.

– В чем дело?

Посмотрел, как она перебирает свои густые волосы.

– Я… – Париса не знала, смеяться ей или плакать. – Нашла у себя седой волос.

– И?

Смеяться, определенно смеяться. И Париса рассмеялась, но как-то горько и громко. Непривлекательно, как эгоистичная женщина. Страшно, как женщина с амбициями. Как та, которая наказала хорошего мужчину за то, что он – не тот самый, которая убежала, ведь оставаться было слишком скучно, больно и тяжело. Как женщина, которой приходится быть оружием, ведь ни на что иное она не способна.

– И ничего. – Она просто увидела, что лишается одной из своих привлекательных черт, что ее личность разваливается. Увидела первый признак того, как империя медленно, но верно, незримо обращается в прах. Ее настигла наконец судьба, заслуженная кара. В такой момент!

– Прости, – сказала Париса, повторив: – Ничего, это ничего. Что ты там говорил?

«… если сведения о нем нашло Общество, то найдет и Форум. И Атлас…»

Как ни печально, но подозрения подтвердились: если Насер знает, что у нее неприятности, это значит только одно. Он сам в беде.

Эгоистка. Она всегда была эгоисткой.

«Женой быть не хотела, матерью становиться не собираюсь».

И снова Рэйна, как всегда не вовремя: «Ты просто неспособна любить, да?»

Юная Париса, та, которой еще не коснулась рука увядания, завопила: «Я заслуживаю права выбирать, как мне любить!» – но эта Париса, вступающая в пору старости, прошептала: «Может, и нет, может, ты права. Возможно, мне это и впрямь не под силу, я просто не знаю, как это делается».

Очень вовремя в ее мыслях появился Атлас Блэйкли со словами: «Мир – все та же обитель разочарований, какой он был до того, как я привел вас сюда».

– Атлас, – нетерпеливо повторил Далтон. – И второй физик…

– Ты про Роудс? – Париса потянулась за платьем, которое он принес. Это был простой трикотаж. Париса легко скользнула в него и обернулась, убеждая себя в том, что все по-прежнему.

Подумаешь, седой волос. За ней гонятся убийцы, объявился муж, игра по-прежнему идет, а еще ее ждет множество миров и тяготит еще больше проступков. Однажды она умрет, либо сожалея о них, либо нет. И неважно, какого цвета будут ее волосы, хотят ли ее по-прежнему трахнуть, сможет ли она понять, где и почему у нее болит. Как и всех, ее с рождения ждет конец. А еще она знала, что вожделение – временно, что жизнь скоротечна, а любовь – ловушка.

И что ее красота – проклятье.

– Да, и она вернулась, а значит, Атлас вскоре заставит ее запустить эксперимент. Возможно. – Далтон по-прежнему глядел на нее с хмурым выражением лица. – Как-то ты странно выглядишь.

Париса покачала головой.

– Все хорошо. Просто… все дело в тщеславии. – В том, что все смертны, и только-то. – Ничто не вечно. Главное…

В голове будто бы гремел племенной барабан. Что-то шептало ей, словно призрак.

«Eshgh. Жизнь моя. Беги, если надо».

«Я просто жить хочу, Нас! Дай мне жить!»

Голос был тихий, но неумолчный. Он задавал вопрос, на который она не знала ответа.

Та ли это жизнь, за которой она гналась, или это очередная эскапада?

Впрочем, нет, некоторые голоса следовало задавить. Некоторые голоса не смолкнут до тех пор, пока она сама их не заткнет. Ведь если Париса стала той, кто научился сражаться за себя, кто предпочитал победу компромиссу, а силу – морали, если у нее руки в крови, то это лишь потому, что так и должно быть. Так того требовал мир. Она нуждалась в защите, давать которую никто не спешил. Вся надежда была на себя, пока мир продолжал таращиться на ее грудь и в то же время ни во что не ставил ее саму. Этот мир с радостью говорил ей, чего она стоит, а чего нет.

Так что же еще имело значение в этом мире? Только то, что она в нем самый опасный человек.

– Главное, – громче повторила Париса, – чтобы мы добрались до Роудс прежде Атласа. – Да, все именно так. Игру нельзя бросать. – Я поработаю с Роудс. Объясню все доступно: пусть Атлас и склонил на свою сторону Рэйну, без тебя ему никуда. – Точно. У Парисы на руках выигрышная карта, как обычно. – Ты – единственный, кому под силу спонтанное творение жизни, поэтому…

– Нет доказательств спонтанности.

– Что?

Мысли Далтона снова исказились, внося еще больше сумятицы в изможденный разум Парисы. Она слышала содержимое головы Далтона урывками: репортажи, заголовки… Нарезка из его размышлений… Выборы в Америке, Гаагский трибунал… Похоже, Далтон сносно владел арабским и понял отдельные слова из ее разговора с Насером, но фарси не знал точно и потому не уловил суть беседы.

– Но если ты правда хочешь отправиться…

– Да. – Она моргнула. – Да, поехали.