– Majesté? – Это, должно быть, ошибка. Я неправильно поняла. – Месье – король? Леопольд… le roi?^[49]

– Да! Король приезжает поохотиться! – Мадам снова перешла на шепот. – И не только на зверей. Он ищет новые возможности. Инвестиции и все такое прочее. Охотничий бал завершает сезон. Majesté le roi de Belgique Леопольд будет нашим гостем.

– И королева тоже?

– Нет-нет. Она отдыхает в своем замке в Лакене. Вероятно, он привезет с собой свою copine^[50].

Я записывала под ее диктовку: только пуховые подушки, простыни стирать и гладить ежедневно.

– Король очень боится микробов. Поэтому предупредите персонал, чтобы использовали специальные перчатки и мыло. Но никакого аммиака!

Она с притворным ужасом зажала нос пальцами, потом перешла к перечислению меню. Запеченный каплун. Truite à l’anglaise^[51]. Жаркое из свинины. За этим последовало описание порядка проведения мероприятия: после ужина поставить столы для виста и нардов. Торжественный обед в среду после гранд-тура в каменоломню. Еще один обед в четверг для охотников.

– Музыканты должны приехать в полдень субботы, – продиктовала она. – И Наджент должна составить расписание для экипажей, которые будут забирать гостей с железнодорожного вокзала.

– Вокзала в Руби? – уточнила я, чтобы не ошибиться.

– Нет! Местного! – воскликнула она. – Наша новая железная дорога пройдет прямо через Мунстоун и будет готова к приезду его величества.

Король! В моем испорченном сказками воображении король был не простым смертным, а избранником Бога, помазанником, стоящим выше нас, мелких людишек. Визит короля и возможность дышать с ним одним воздухом возвысит нас, словно мы тоже станем помазанниками. Теперь я понимаю, что все эти идеи – чушь собачья, но в то время мучилась мыслями о собственной никчемности, которые, словно заклятие, лишали меня способности трезво мыслить.

Я рассеянно записала слова мадам. За один-единственный день я стала секретарем графини, живущей в замке. Познакомилась с неграми, пообщалась с сыном герцога и пожала лапу собаке породы шипперке. Если повезет, я скоро увижу здесь, в Колорадо, настоящего короля. И такую удачу принесло мне какое-то школьное сочинение! Размышления девочки о величии США, о нашей великолепной земле, царстве свободы и природных богатств. В тот момент, посасывая фиалковые леденцы, я позабыла про мулов на обочине дороги и представляла, что величие Америки было столь же огромным, как простиравшиеся вокруг шато бесконечные дали, уходившие вверх к высоким пикам и доходившие до Каменоломен, жавшихся к скалистой стене. Госпожа Удача широко улыбалась мне.

– Пока все, – сказала наконец графиня. – Завтра, когда скопируешь продиктованное на английский, принесешь мне, что получится.

Она указала на небольшой письменный стол с откидной крышкой и дала мне распечатанные образцы графиков и писем для копирования. И ушла, взмахнув на прощание рукой, а Бизу семенил за ней.

– A tantôt!^[52] Я собираюсь прокатиться вдоль озера. Обожаю здешние горы, l’air pure^[53].

Столь же сильно, как ей нравился чистый воздух, мне нравился письменный стол с отделениями для марок, чернил и конвертов. Графиня предоставила в мое распоряжение пишущую машинку, обрадовавшись, что я уже умею ею пользоваться. Я перепечатала ее письма, стараясь не смазать буквы. Окончив работу через два часа, оставила тексты ей на утверждение и пошла через задние помещения к миссис Рыбе Наджент отдать списки по хозяйственным вопросам.

– Мисс Пеллетье, – объявила миссис Наджент. – Мне дали распоряжение нанять вас за пять долларов в неделю. Мадам понадобятся ваши услуги не дольше чем на полдня и не каждый день. Поэтому принято решение, что в те дни, когда вы не будете заняты с ней, мы дадим вам задания на кухне и по уходу за домом. В нем двадцать пять каминов, и все требуют внимания.

Из гардеробной в углу комнаты она вынула черное платье, похожее на ее собственное, и маленький накрахмаленный белый фартук. Потом прикинула на глаз мой размер.

– Вы весьма высокая девушка, – заявила она так, словно сообщала мне новость. – Придется выпустить подол. Ваша форма – собственность домовладения. Ваша обязанность – стирать ее; если испортите, придется заплатить. Все ясно?

Брови ее взметнулись и опустились вниз. Мне позволили уйти. По дороге в кухню я втянула щеки и изобразила рыбий рот. Я уже записала миссис Наджент в число врагов, а графиню – напротив. Как странно: мы редко распознаем своих настоящих недругов, жадных высокородных бездельников. Миссис Наджент была из числа работяг, как и я сама, но условия службы сделали ее жесткой.

– Ты будешь жить в Картонном дворце, – объяснила Истер и отвела меня к служебному флигелю. Он прятался за соснами, чтобы его не видели обитатели особняка и не задумывались о нас, простых существах: о том, как нам спится, страдаем ли мы от холода, несварения или тоски по дому, любовных переживаний или иных горестей. Это было средневековое мироустройство, построенное на костях рабочих, как написала как-то в своей газете К. Т. Редмонд. Я была в восторге.

Истер отвела меня наверх.

– Выбирай любое место, – предложила она. Комната была отделана свежими сосновыми досками, на потолке торчали голые стропила. И вдоль стены стояли длинной чередой койки. Истер объяснила, что общежитие слуг большей частью пустует, за исключением дней, когда гости Паджеттов привозят с собой прислугу или нанимают временных работников. Здесь жили музыканты из Чикаго, когда приезжали развлекать гостей. Это было простое длинное здание, разделенное на секции: вверху женская половина, внизу мужская – с разными входами. Дверь между ними запиралась. Внизу располагалась отдельная квартира Наджентов, а еще «белая кухня» – так Истер назвала кухню для белых слуг.

Она махнула рукой в сторону леса:

– А мы вон там живем.

Она изогнула брови, на мгновение выдав свои чувства. Повеяло презрением. Это было едва уловимое ощущение, вызвавшее у меня некоторую неловкость, но я проигнорировала случившееся, увлекшись изучением уборных. Там были роскошные фарфоровые раковины, туалеты со смывом, души с горячей водой, лившейся из крана. Вскоре мне предстояло увидеть кладовые Паджеттов, амбары для скота, конюшни и теплицу, а также бассейн. Позже я посетила и лачугу с земляным полом, которую выделили в качестве жилища супругам Грейди. А еще попробовала апельсин, словно это был плод с древа познания. В то лето в моей груди, словно жемчужина в раковине, начало зреть первое семя возмущения.

Две девочки со странными грубоватыми стрижками, подававшие пироги, спали на кроватях возле двери. Альбина и Доменика. Миссис Наджент наняла их на лето.

– Я рад познакомиться с твой, – сказала в тот вечер Альбина.

– Сестры, – указала на Альбину Доменика. – Мы.

– Хорватия, – добавила Альбина.

– Америка, – заявила я, признаюсь, с некоторым превосходством.

Наконец-то я не была иностранкой. Возможно, я сумею их по-дружески направить. Но они сторонились меня, стесняясь. Я выбрала кровать в дальнем краю и встала на колени помолиться. «Laisse-moi, aide-moi^[54]. Спаси меня сегодня и для вечности. Merci^[55], благодарю за удачу, и не дай мне все испортить. Gràce à Dieu^[56], сейчас и в час нашей кончины. Аминь». Я задула лампу и слушала шорохи на улице: шелест ветра в верхушках осин, тяжелые вздохи гор. Впервые в жизни я ночевала не дома, но тоски не испытывала.

Глава шестая

На рассвете по приказу миссис Наджент я пошла в кухню, чтобы помочь Истер выжимать апельсиновый сок.

– Никогда не пробовала апельсиновый сок, – с надеждой произнесла я.

Истер засмеялась.

– Угощайся.

Я так и сделала: казалось, я пью солнечный свет. Доменика отнесла кувшин с соком в столовую, и когда дверь на мгновение распахнулась, я услышала смех графини. В десять часов я пошла в «жардиньер», вооружившись записной книжкой. Она сидела там, читая журнал, а Бизу пристроился рядом.

– Что на тебе надето? – спросила она. – Не хочу, чтобы моя секретарша одевалась как горничные. Наджент это знает.

– Desolée^[57], мадам.

– Не стоит. Просто пойми, что одежда и мода очень важны. Скажи миссис Наджент, чтобы отдала тебе платья Адель. Жаль, что ей столько пришлось оставить.

– Адель?

– Моя предыдущая секретарша. Она из них выросла. Какое разочарование.

– Мадам?

– Она была твоего роста. Уверена, платья подойдут. Напиши это, пожалуйста, для миссис Наджент, и завтра приходи одетой подобающим образом.

– Oui, мадам.

– И не называй меня «мадам», Сильви. Называй меня Инга. Мы станем подругами.

Мы не стали подругами, но мне отдали платья Адель, чтобы графиня не появлялась на людях в сопровождении служанки. Теперь я понимала, что форма призвана разделять людей. Если бы все носили обычную одежду, трудно было бы понять, кто кому прислуживает в иерархии замка. И все же, надень Инга даже белый фартук и украшенный оборками чепчик горничной, в ней все равно чувствовался бы класс. Для меня она была небесным созданием, с косточками тонкими, как у птички, и талией, которую можно обхватить ладонями. Я с первого дня стала ей поклоняться. Изучила маленькую родинку у нее под носом. Линию над губой, изгибавшуюся, когда она улыбалась. Глаза ее были то ли сиреневыми, то ли цвета голубого пламени спички. Я сидела с прямой спиной, скрестив ноги, как она, и наклонив голову набок. «Подруги», – сказала графиня. Но мои подруги не носили на шее жемчужные колье в среду утром: нитка жемчуга походила на белые ягоды. И они не сидели на диване и не диктовали письма с указаниями по управлению имением: «Пожалуйста, передай миссис Наджент: дом в Ричмонде должен быть готов к проживанию в конце сентября. Поездка в Париж запланирована на январь. Надженты и Грейди поедут третьим классом. Билеты заказаны на пароход компании “Уайт стар лайн”. Мы встретим Рождество в Ричмонде. И не забудьте про устриц, их надо доставить живыми из Веллфлита». В домик лесника требовалась дюжина шерстяных одеял. Четыре плевательницы. «И шесть кресел-качалок для крыльца. Мой муж обожает курить на улице, любуясь луной».

Иногда она надиктовывала письма не мне, а своей маленькой собачке, сюсюкаясь с ней. Бизу лизал ей лицо, а она целовала его в нос. Я делала заметки, а потом печатала письма. Теперь я печатала весьма быстро и без ошибок.

За неделю я выучила распорядок дня и расположение комнат в доме. Собирала обрывки информации, выглядывавшие из-за пыльных портретов, проскакивающие в болтовне Инги и рассказах на кухне. Я записывала подробности в блокнот, чтобы не забыть.

– Я теряюсь во всех этих комнатах, – сказала я Истер, когда мы готовили яичный салат на двадцать персон.

– Ты не единственная, – ответила она. – В доме много мест, где легко заблудиться. Ты знала, что герцог построил его для второй миссис Паджетт? Это был подарок. Но она провела здесь только одно лето, потом уехала с одним из этих любителей регтайма.

Любитель регтайма? Вторая миссис Паджетт сбежала с джазовым певцом! Как жаль, что я не могла порадовать этой сплетней Сюзи, но она подогрела мой аппетит к болтовне со слугами.

– А первая жена? – я аккуратно счищала скорлупу с яйца.

– Мать Джаспера. Умерла в родах, – ответила Истер. – Я растила мальчика как родного. Он сильно страдал от колик. И плакал, тоскуя по матери, так, что разрывалось сердце.