– Не верите? – стало почему-то обидно. – Я даже стрелять умею! Меня папа в тир водил.

– Тише ты, – она прижимает мою голову к земле, – не вздумай здесь болтать об этом. И что отец твой военный. Нельзя, слышишь?! – Она начинает раскачиваться и петь ту же песню.

– Не буду, – обещаю ей, засыпая.

Просыпаюсь от криков и шума на улице. Снова стреляют.

Я затыкаю уши руками, чтобы не слышать эти страшные звуки. А потом команды.

– Это папа, – трясу я перепуганную женщину. – Папа за мной пришел! Я же говорила!

Она крепко прижимает меня к себе и нервно бормочет всякую ерунду. Мое сердечко радостно подпрыгивает в груди.

– Он правда такой, – говорю ей. – Всегда всех спасает.

От взрыва, раздавшегося на улице, в ушах зазвенело. Я зажала их ладошками и пригнулась к земле низко-низко, как учил папа. Он обязательно будет рад, когда я ему расскажу, что запомнила уроки.

Крики и стрельба на улице не стихали до рассвета. Это кажется бесконечным, а еще завывания взрослых людей вокруг меня. А я все так же не плачу. Я только очень-очень жду, когда откроется дверь и в нее войдет мой папа, я тогда сразу побегу к нему и крепко обниму. Он будет гордиться своей смелой дочкой. И вот прямо за дверью раздаются шаги. Я быстро встаю на ноги, поправляю грязное и измятое школьное платье, косички откидываю за спину, но тетя Оля тянет назад и ругается, только я не слушаю. Я уже подпрыгиваю от нетерпения, а дверь все еще не открывается.

Мужчины о чем-то тихо переговариваются за ней, но это точно свои. Слова наши! Отсчитывая удары сердца, чтобы успокоиться, смотрю на дверь, пытаясь взглядом просверлить в ней дырку, чтобы увидеть тех, кто пришел нас спасать. Там точно он. Я знаю…

Тяжелая деревянная дверь распахнулась, впуская солнечный свет и свежий воздух в темное сырое помещение, а вместе с лучами к нам вошли двое мужчин и нужного мне среди них нет.

– А где мой папа? – спрашиваю у них, смело делая шаг вперед.

– Настя! – шипит на меня тетя Оля и тянет к себе.

Так тихо вокруг. Странные! Чего они боятся. Это же свои. Нас спасать пришли!

Высокий, крупный мужчина с темным хвостом на затылке дернулся, услышав мое имя. Он замер и уставился на меня непроницаемым взглядом.

Я невольно сама прижалась ближе к женщине. Может, зря я ее не послушала? Взрослых стали выводить по одному, а мы так и сидим на этом матрасе.

Большой мужчина присаживается на корточки и протягивает мне руку. Он как-то очень грустно улыбнулся, что мне захотелось его обнять. Я оттолкнула руку тети Оли, подскочила на ноги и кинулась к нему на шею. Он замер на мгновение, а затем крепко прижал меня к себе.

– Спасибо, что спасли, – шепчу ему в плечо.

– Твои родители здесь? Вы мама? – спрашивает он у тети Оли.

– А папы с вами нет? – вновь пытаюсь узнать, а наш спаситель все молчит.

Делаю шаг назад и мне наконец становится страшно.

– Ее отца убили еще там, – всхлипывает женщина. – Когда автобус захватили. Сирота она. Ой! – начинает она рыдать.

– Твою ж… – ругается мужчина, не договаривая неприличного слова. – Иди ко мне, – берет меня на руки. – Поедешь со мной, – сильно нервничая, он выносит меня на улицу.

В глаза бьет свет, они начинают слезиться, и я прячусь у него на плече.

– Серый, давай, – кто-то хочет меня забрать у этого странного и очень грустного человека, но он не дает, крепче прижимая к себе.

– Сам, – говорит коротко и идет прямо к машине, закрывая мне ладонью глаза, чтобы не видела, происходящего вокруг.

Глава 7. Сергей

Донес ребенка до машины, всю дорогу судорожно соображая, что мне с ней делать. Судьба словно решила меня добить, подсунув кроху с именем погибшей жены. И от этого становится еще сложнее принять решение. Все потом, решаю я и аккуратно передаю ее той самой женщине, которая была с ней в бараке.

– Стой, – малышка вцепилась мне в руку.

– Что такое? – стараюсь быть как можно мягче, хотя после затянувшегося боя меня все еще потряхивает.

– Как тебя зовут? – задает малышка очень странный в этих условиях вопрос.

– Сергей, – подмигиваю ей и отправляюсь помогать своим.

Мы зачистили территорию, взяв с собой двоих пленных. В одном из домов, переоборудованных под склад, нашли оружие, боеприпасы и пару пакетов с травой. Все забрали, покидав себе под ноги во втором грузовике. В последний раз обшарив каждый угол, погрузились в машины, только я в последний момент не сдержался и вернулся к маленькой смелой девочке, которая фору даст всем этим взрослым, сидящим рядом с ней. В ее карих глазах столько уверенности, силы и жизнелюбия. Просто потрясающе!

– Поедешь со мной? – протягиваю ей раскрытую ладонь.

– Конечно! – Она тут же подпрыгивает со своего места и вновь оказывается у меня на руках.

– А не боишься? – иду вместе с девочкой к нашей машине.

– Нет, – она отрицательно мотает головой, от чего ее косичка бьет меня по лицу бантом. – Ой, – тут же опускает реснички ребенок.

– Все хорошо. Так откуда ты такая смелая, м? – залезаю вместе с ней в грузовик и стучу по борту, чтоб тронулся с места.

– А я знала, что нас спасут, – уверенно говорит Настя, заставляя улыбаться толпу взрослых и замученных мужиков. – Только вот папы нет, – вздыхает грустно. – Я так ждала.

Улыбаться все перестали. Я прижал ее к себе, положив большую ладонь на голову, закрывая уши, чтобы не слышала разговоров солдат и шума неровной дороги. Ребенку бы поспать да поесть нормально, а не вот это все.

Как только мы въехали в городок, к нам навстречу высыпала помощь. Людям стали помогать спускаться с высокого борта. Тут же подбежали медики, осматривая прибывших на месте, а я, честно выполнив свой долг, со спящим ребенком на руках под удивленные взгляды местных жительниц пошел в свою маленькую комнату, где опустил кроху на постель, не боясь запачкать белье. Накрыл ее краем покрывала, а сам устало сполз на пол рядом с малышкой.

– Ну и что мне с тобой делать? – спрашиваю в пустоту.

Необходимо выяснить, кем был ее отец. Хотя почему «был»? Может, он жив? Могли ведь ранить, а женщина с перепугу решила, что мужика убили, вот и напугала ребенка. А смелая Настя верит, что папа жив.

Попробую найти, а если нет, тогда уже буду решать, как поступить дальше. Пару-тройку дней поживет у меня. Может, это эгоистично, но еще один способ не сойти с ума мне не повредит.

Я проснулся от запаха еды. В небольшой квартире, рассчитанной на одного, ну если очень постараться, можно жить вдвоем, пахнет жареной картошкой. У меня внутри все перевернулось, я подорвался с пола, на котором так и отрубился, сидя возле ребенка, и влетел на кухню. От увиденного на глаза навернулись чертовы слезы.

Маленькая девочка с длинной темной косой, доходящей до самой попы, в помятом платье и грязных колготках стоит у плиты, перемешивая золотистый, ароматно пахнущий картофель. На кухонном столе расстелена газетка, а на ней гора овощных очистков. Боясь напугать ребенка, тихо присел на табурет, пытаясь унять вновь разбушевавшиеся эмоции. Мне нельзя. Они не нужны, но черт возьми! Гребаные слезы текут по лицу от одной мысли, что такой вот могла вырасти моя дочь. Нечаянно смахнул со стола нож, и Настя оглянулась на шум.

– Ой, ты проснулся, – она ни грамма не испугалась.

Совершенно бесстрашный ребенок. Это даже напрягает немного. Что же такого она повидала, что теперь ничего не боится?

– Иди мой руки, – заявляет маленькая хозяюшка. – У меня все почти готово.

А я сижу и не могу пошевелиться. Малышка будто не замечает этого и слез, все еще льющихся по щекам.

– Ты кого-то из родных потерял, да? – вдруг спрашивает она так серьезно, что меня коробит от непонимания ее возраста.

– Сколько тебе лет? – разжав зубы задаю вопрос.

– Тринадцать, – равнодушно отвечает Настя.

Охренеть! Ей всего тринадцать. Девочке еще в куклы надо играть, а она стоит и жарит картошку взрослому незнакомому.

– Если мой папа погиб, ты отдашь меня в детский дом? – Она бьет ниже пояса каждый своим вопросом. Выключает газ, достает из шкафа тарелки и вновь командует: – Иди мой руки, а то я кушать одна сяду. И ты на вопрос не ответил.

– Тебе точно тринадцать? – усмехаюсь и подчиняюсь этой маленькой, но уже такой сильной девочке.

– Точно, – вздыхает она. – И чего все так удивляются? У меня папа военный, а мамы нет, так что женщина у нас в доме одна – это я, – гордое заявление мне в спину.

– Понятно. Сейчас вернусь, – все же скрылся в ванной.

Мне бы душ принять, но там ждет неожиданная гостья, так что я торопливо выполнил распоряжение маленького командира и вернулся к ней.

– Я пока не знаю, что с тобой делать, – признаюсь, беря в руки вилку. – Для начала попробую найти твоего отца или информацию о нем. А дальше увидим.

– А дальше ты меня отдашь, – пожимает она плечами, утыкаясь в свою тарелку взглядом.

– Я этого не сказал, – начинаю злиться, наверное, больше от того, что она права. – Сейчас делаем так, – пришла моя очередь включать командира. – Доедай и в душ. Я дам чистое полотенце и свою футболку, пока стирается и сушится твоя одежда. Устраиваешься и, вон, телевизор можешь посмотреть. Поняла?

Настя согласно кивнула и стала собирать со стола пустые тарелки.

– Оставь. Я сам все помою.

– Еще чего! – фыркнула эта егоза, отбирая у меня вилку, которую я все еще зачем-то держу в руках. – Ты в курсе, что у тебя больше не из чего готовить? Продуктов нет, – говорит кроха, открывая кран.

А я удивлен, что она смогла здесь найти картошку. Не знал, что она тут есть.

– Я куплю. Напиши список, – прошу ее, поднимаясь со стула, чтобы дать девочке чистые вещи и полотенце.

Войдя в комнату, глянул на фото своей жены и грустно усмехнулся.

– Что, Настёна? Ты вот так, значит, решила обо мне заботиться? – провел пальцами по родным лицам и, уже привычно за эти дни сжимая зубы, стал искать, чтобы такого из вещей лучше дать маленькой хозяйственной девочке.

Глава 8. Сергей

Открыл шкаф и обнаружил, что в моей старой новой квартирке есть не только картошка, но немногочисленные вещи, разложенные по полкам. Заботливая Людка постаралась, зная, что сам я вряд ли бы сделал это быстро.

Провел пальцами по сложенным аккуратной разноцветной стопкой футболкам, ухватил красную и большое махровое полотенце с соседней полки. Закрыл створку шкафа и замер от душераздирающей картины. Маленькая Настя в своём измятом платье села на край дивана и, шмыгая носом, старательно пытается скрыть слезы. Шок стал сходить, и по неокрепшим нервам пошла первая волна отката, но я поражаюсь её стойкости и внутренней силе.

Бросив вещи рядом, присел на корточки и взял крохотные ладошки в свои.

– Насть…

Как же сложно произносить её имя. Будто ножом ковыряешь незатянувшуюся рану, делая её только глубже. Но ведь ребёнок не виноват в том, что у меня случилось, и, сделав очередной тяжёлый вдох, я попытался успокоить малышку:

– Ты здесь в безопасности, слышишь? – глажу большим пальцем тонкую кожу.

– Ты правда найдёшь папу? – в её глазах мольба и надежда.

– Я не могу тебе этого обещать, – я максимально честен.

Невозможно обещать то, в чем не можешь быть сам уверен на сто процентов.

– Но я очень постараюсь найти хотя бы информацию о нем. Ты мне только скажи все, что знаешь: имя, фамилию, отчество, возраст, кем служил, звание, часть. Всё, Настюш. Все, что может мне помочь.

Она смахнула ладошками все же покатившиеся по щекам слезы и начала рассказывать, всхлипывая и иногда слегка заикаясь.

– Егоров Виктор Олегович, тридцать пять лет. Майор, часть… часть… – пытается вспомнить заветные цифры кроха.