Да, знаю – я на этом собаку съела. Вот только раньше, когда я работала в Лондоне, ни с одним моим знакомым такого не случалось. А теперь, если это моя старая подруга… Я качаю головой, не позволяя мыслям увести меня далеко в сторону. Мне предстоит выполнить свою работу.

Встаю и снимаю со спинки стула дубленку. Тяжелая и теплая, она спасает от холода при скверной погоде и плохо работающем отоплении. Я купила ее в благотворительном магазине на Парк-стрит, где обычно покупаю себе одежду. Она светло-коричневого цвета, с мохнатыми кремовыми манжетами и воротником. Джек все еще разговаривает по телефону, поэтому я пишу ему на клочке бумаги, что буду ждать на улице.

– Хорошее пальто, Джесс, – окликает меня наш администратор Сью, когда я прохожу мимо. Ей пятьдесят с хвостиком, у нее серебристые волосы и яркие смешливые глаза. Она похожа на милую тетушку – всегда называет меня «девочкой», расспрашивает о личной жизни и моем парне, как бы вместе со мной проживая «мою молодость». Хотя какая уж тут молодость – мне тридцать один, и бывают дни, когда я чувствую себя очень старой и очень, очень усталой. Как сегодня, например.

– Спасибо. Купила на распродаже, – бросаю я в ответ. Еще не выйдя из редакции, достаю из кармана сигарету.

– И мне нравится твоя новая челка, – добавляет Сью.

Я тут же непроизвольно дотрагиваюсь до волос: челка сделала мою стрижку более женственной, а платиновый блонд подчеркнул шоколадный цвет глаз.

– Очень в духе Дебби Харри^[5].

Я отмахиваюсь от комплимента, но втайне довольна. Спускаюсь по лестнице и выхожу на улицу.

Наше отделение располагается в здании из красного кирпича прямо над газетным киоском. Нас всего семеро – два фотографа, два репортера, включая меня, стажерка по имени Элли, Тед и Сью. Наш головной офис находится в промышленной зоне в нескольких милях от города. Мы с Джеком часто шутим, что в наш офис ссылают тех сотрудников, которые могут быть полезны, но очень уж сильно мозолят всем глаза в главном отделе новостей. Я не могу понять, что такого сделал Джек, чтобы заслужить ссылку. Как он может кому-то не нравиться? Наверное, причина в том, что он новенький. И, как только кто-то из фотографов уволится из головного офиса (удивительно, какая там текучка кадров и как быстро они все переходят в ежедневную газету Бристоля), Джека от нас заберут. Вряд ли второй наш фотограф, Сэт, вообще куда-то уйдет, кроме как на пенсию.

Я боюсь даже представить себе, как буду справляться без Джека. Рано или поздно это случится. Джек отнекивается, но в душе он очень честолюбив, его уход – вопрос времени. Что касается меня, я счастлива здесь – в нашем маленьком офисе, вдали от посторонних глаз и ушей. И Тед – хороший начальник. Несмотря на свою ворчливость, он доверяет нам и позволяет самим принимать решения: чаще всего покидает офис сразу после обеда, когда отправляется покорять местные бары. Я не хочу работать в бездушной атмосфере промышленной зоны. Мне нравится на Парк-стрит, где много шума и суеты, на каждом шагу магазины, кафе, уличные музыканты… Это напоминает мне Лондон. Не говоря уже о том, что я добираюсь из дома до работы пешком.

Мне дали второй шанс, и я всегда буду благодарна за это Теду. Он взял меня, когда другие отказались.

…У нас свой отдельный вход: синяя дверь в нише, посередине кирпичной стены. Нет ни вывески, ни какого-то другого указателя, что здесь находится редакция газеты. Иногда в дверном проеме под грязным одеялом ютится бездомный по имени Стэн. Каждый раз когда я беру кофе для себя или кого-то из коллег, то покупаю кофе и ему. Сегодня Стэна нет на месте, о его недавнем присутствии напоминает лишь пустая банка из-под пива в углу и слабый запах мочи. Остановившись у двери, прикуриваю.

Дождь все еще идет – мелкий, всепроникающий. Мне нравится дождь. Любой. Всегда. Его запах, звук, с которым он стекает в сточные канавы, шум, с которым автомобили проезжают по лужам. Обожаю, когда дождь сопровождается громом и молниями. Большинству людей это кажется странным, но Хизер разделяла мои чувства. Помню, как дождь барабанил по алюминиевой крыше сарая в их кемпинге. Мы любили этот сарай с пристройкой, где хранилось сено для лошадей. У семьи Хизер было много земли – несколько гектаров, и вот ее дядя Лео придумал устроить на одном из полей стоянку для домиков на колесах. Мы бегали в этот сарай с альбомами, укрывались старыми пледами с застрявшими в них клочками шерсти лабрадора Голди и рисовали: пруд, фонтан в саду, фургоны на дальнем краю поля, полоску моря, маняще сверкающую на расстоянии. У них был потрясающий дом: с пятью спальнями и комнатой, которую они называли «кабинетом». Как этот дом отличался от тесного коттеджа с низкими потолками, в котором ютились мы с мамой! Дом Хизер нельзя было назвать шикарным; он был уютным, со старомодной мебелью, отдраенными деревянными полами и клетчатыми пледами, наброшенными на спинки старых диванов. Разве можно было сравнивать его с нашим чистеньким, скудно обставленным двухкомнатным «дворцом»?

Хизер пыталась научить меня ездить верхом. У нее хватало терпения бесконечно водить Лаки под уздцы вокруг загона, пока я пыталась удержаться в седле. Она рассказывала мне забавные истории о своих неудачах – например, о том, как ее сбросила лошадь и она решила, что не сможет больше ходить.

– Я такую истерику закатила! – хихикая, рассказывала подруга. – Лежала посреди поля и во весь голос орала, что меня парализовало. Мой инструктор спокойно посмотрел на меня и велел перестать глупить и сесть снова на лошадь.

Несмотря на все старания Хизер, я так и не полюбила верховую езду. Предпочитала проводить время, ухаживая за пони, расчесывая ему хвост.

В сарае у Хизер был целый зверинец: коза, куры, домашняя крыса. Она находила время для заботы о каждом из них; ухаживала с такой любовью, что я могла лишь наблюдать и завидовать. Моя мама никогда не разрешала мне заводить домашних животных, говоря, что это тяжелая обуза. А мама Хизер, Марго, только радовалась обилию питомцев, разгуливающих по усадьбе. У них даже павлин был, который важно шествовал по полю, демонстрируя свои перья. Признаюсь, иногда я хотела бы, чтобы моя мама была похожа на маму Хизер.

И вот теперь я пыталась представить себе ту самую милую и добрую девочку взрослой: как она входит в дом и убивает двух людей…

До Тилби всего пятнадцать миль. Нам с Джеком не потребуется много времени, чтобы добраться туда и разобраться в случившемся. Если, правда, он вообще куда-то поедет.

Делаю еще одну глубокую затяжку и мгновенно успокаиваюсь. Я отказалась от всего, что было мне вредно: жизни в Лондоне, работы в «Дейли трибьюн», запойного пьянства, наркотиков, постоянных переездов и меняющихся партнеров. Но не смогла отказаться от курения. Должны же у меня быть хоть какие-то радости…

Медленно выдыхаю дым. Пожилая женщина в прозрачной целлофановой шапочке, идущая мимо, бросает на меня неодобрительный взгляд. Меня не пробьешь: продолжаю смолить, пока окурок не обжигает пальцы. Почему Джека так долго нет?

Автокемпинг «Усадьба Тилби». До сих пор помню, как мне нравилось проводить там время. Мы рисовали, играли в одном из пустых фургончиков или же шпионили за старшей сестрой Хизер и ее парнем. Это была настоящая идиллия. Я проводила в доме Пауэллов больше времени, чем в своем собственном.

Пока наше детство не оборвалось в 1994 году.

Потом я возвращалась в их дом всего несколько раз, и наша дружба – когда-то такая крепкая – начала ослабевать, пока окончательно не сломалась. К моменту сдачи экзаменов на аттестат зрелости мы были просто знакомыми, которые едва здоровались, встретившись в коридоре.

Если эта женщина, эта убийца, и есть та самая Хизер, которую я когда-то знала, то эта история может помочь моей карьере снова взлететь, а мне – вернуться в строй, перечеркнув случившееся в «Трибьюн». Ведь я многое могу рассказать о Хизер и ее семье.

Но хочу ли я этого?

2. Джесс

Мы мчимся по трассе в моем светло-зеленом «Ниссане». Видно, что Джеку страшно неудобно на пассажирском сиденье: хотя он отодвинул сиденье назад до упора, ему приходится сидеть боком – иначе не поместились бы ноги. Сумка с фотоаппаратом лежит у него на коленях, и он прижимает ее к себе, как любимого щенка.

По дороге я рассказываю Джеку всю историю, вскользь упоминая, что когда-то училась с Хизер из Тилби. Но его не проведешь – слишком хорошо он меня знает. Делаю вид, что не замечаю беспокойного взгляда, который он бросает в мою сторону.

– Думаешь, это она? Хочешь, я пороюсь в интернете и попробую выяснить?

Я решительно качаю головой:

– Вряд ли. Уж слишком на нее не похоже. Сейчас приедем и все на месте выясним. – Кого при этом я хочу убедить – его или себя? Наверное, просто пытаюсь отсрочить неизбежное.

– Ты сказала, что не видела ее с подросткового возраста. Она могла измениться. В ее жизни могло произойти что-то такое, что превратило ее в убийцу.

Я пожимаю плечами, стараясь выглядеть беспечной, а в голове упорно звучит голос: «Ты помнишь, что она тебе тогда сказала, взяв обещание молчать? А вдруг, поделись ты с кем-то этим секретом, ничего не случилось бы?»

Я мысленно одергиваю себя: «Мне было четырнадцать. Это случилось почти двадцать лет назад. Как я могу быть в чем-то уверена?»

Джек ерзает на сиденье.

– Я рад, что вырвался из офиса. Если эта миссис Ходж еще раз позвонит с жалобами по поводу фотографии ее кота, я за себя не ручаюсь…

Я хихикаю. В ответ Джек тоже ухмыляется.

– Слушай, я не жалуюсь, но сидеть так больше не могу.

– Какого ты роста? – Пытаюсь отвлечь его разговором. Скоро уже будет поворот на Тилби.

– Почти два метра, и бо́льшая часть – ноги, – говорит он с вызовом, ожидая от меня возражений. Но кто станет спорить: Джек и правда длинноногий…

– По сравнению со мной ты просто гигант. Я ниже тебя сантиметров на тридцать.

– Да, рост становится серьезным недостатком, когда приходится путешествовать в машине гномика, – говорит он, сверкая глазами.

В ответ я отвешиваю смачный шлепок по его колену.

– И на чем же ты предлагаешь мне ездить? На каком-нибудь корпоративном «БМВ» или «Мерседесе»? Кстати, автобусы всегда в твоем распоряжении, – говорю я с улыбкой.

Я очень люблю нашего оптимиста Джека. Он на пять лет моложе меня, полон энергии и жажды жизни, всегда готов поддержать шутку. Джек пришел к нам в газету прошлым летом, и мы быстро сблизились на почве любви к сигаретам и группе «Крафтверк»^[6]. За несколько месяцев он стал одним из моих близких друзей. Да что говорить, единственным другом, не считая моего парня Рори.

Джек, подобно элегантному жирафу, сгибает шею, пытаясь увидеть что-либо через лобовое стекло.

– Где это мы? – спрашивает он, когда я сворачиваю направо на круговом перекрестке. – Я думал, мы едем на пляж…

Джек родом из Брайтона, но девять месяцев назад вместе со своим другом, полицейским по имени Финн, переехал в квартиру в Фишпондс. Я знаю, что он скучает по жизни у моря.

– Чтобы попасть на пляж, нужно было повернуть на кольце налево. Автокемпинг, где нашли Хизер Андервуд, находится примерно в полумиле от побережья.

Я не была в Тилби больше десяти лет, с тех пор как моя мама снова вышла замуж и переехала в Испанию, однако дорогу помню отлично.

Тед дал мне адрес: «Коровий проезд, дом 36». Подростком я никогда не обращала внимания на названия улиц и дорог, но этот адрес навсегда врезался в мою память. В последний раз я была у Хизер в четырнадцать. Тогда я выбрала самый короткий путь, чтобы добраться до ее дома: через поля, сплошь покрытые высокой травой и навозными лепешками. Вот, кстати, почему в свое время мы переиначили адрес в «Навозный проезд, дом 36».