Отец Лизы, Норман, добавил: «Мой брат Клайв был очень добрым человеком. Он вел тихую мирную жизнь, всегда помогал нашей матери. В последние годы ему пришлось столкнуться с финансовыми трудностями, связанными с общим экономическим кризисом. После моего переезда с семьей в Рединг, к сожалению, мы не так часто виделись, зато постоянно общались по телефону. Не могу понять, зачем кому-то стрелять в брата или в маму. Я услышал имя этой Хизер впервые лишь в связи с данной трагедией. И, насколько мне известно, мама и брат также не были с ней знакомы. Зачем ей понадобилось врываться в их дом и стрелять в них?! Все мы теряемся в догадках».

Не только Лиза и Норман обескуражены этим бессмысленным убийством. Полиция остается в неведении по поводу мотива преступления.

История не складывается. Понимаю, что нужно так рассказать про этих людей, чтобы вопрос, почему кто-то хотел причинить им вред, напрашивался сам собой. Пожалуй, стоит убрать про неведение полиции, чтобы те не выглядели беспомощными и растерянными. Но когда я разговаривала со старшим инспектором Рутгоу по телефону, он признался, что они не видят какого-либо правдоподобного мотива для Хизер стрелять в этих людей. Есть только неоспоримые улики: она пыталась покончить с собой из того же дробовика, из которого были убиты Дейрдре и Клайв; отпечатки ее пальцев, тип и размер использованных гильз. Об этом я пока не имею права никому сообщать. Если Хизер очнется, станет ли ее адвокат ссылаться на временное помешательство? Или будет говорить о депрессии и потере чувства реальности? Обо всем этом стоило бы спросить Марго, но с тех пор как она захлопнула дверь перед моим носом, я больше не пыталась с ней поговорить. Впрочем, это лишь вопрос времени: уверена, что Тед вскоре вновь заставит меня поехать к ней. Да и я не собираюсь отступать.

Еще раз перечитываю статью. Завтра она идет в набор, в пятницу будет в газете; значит, мне нужно так ее написать и придумать такую концовку, чтобы Марго ни к чему не смогла придраться. Сейчас важно завоевать ее доверие.

Пролистываю свои записи. Сегодня утром я говорила по телефону с Лизой и Норманом Уилсонами – они были очень доброжелательны. Когда Лиза рассказывала про бабушку, ее голос постоянно срывался от слез. Я смотрю на фотографии, которые она прислала по электронной почте. На одной из них Дейрдре сидит в саду, на коленях у нее щенок. Его пушистая плюшевая мордочка заставляет меня думать, что это, должно быть, один из тех чау-чау, которых описывала Лиза. Дейрдре в соломенной шляпке, вокруг – цветущие розовые кусты. Она выглядит моложе своих лет: у нее ярко-голубые глаза, по плечам распущены белые волосы, лицо приятное, с легким румянцем. Вид счастливый. Она похожа на милую, добрую бабушку из сказок. Что она почувствовала, когда Хизер ворвалась в дом с ружьем наперевес? В кого из них стреляла в первого – в Клайва или в его мать? Полиция не смогла мне ответить. Пытаюсь представить весь этот ужас и сразу чувствую накатывающую тошноту.

Следующая фотография – Клайва. Похоже, она сделана в пабе. Он сидит с кружкой пива и улыбается. По глазам видно, что он уже изрядно выпил. Выглядит на свой возраст: белки глаз налиты кровью, по той части торса, что видна из-за стола, заметно, что он склонен к полноте. На нем серо-бордовая майка – по-моему, это цвета клуба «Вест Хэм Юнайтед»; Рори мне точно скажет. На шее золотая цепочка. На среднем пальце руки, держащей стакан, – массивное кольцо с печаткой.

Кто такие эти Клайв и Дейрдре Уилсоны?

Я чувствую на себе чей-то взгляд. Поднимаю голову и встречаюсь глазами с Тедом – он смотрит на меня через стеклянную перегородку своего кабинета. Или, правильнее сказать, «кабины». Откинувшись на спинку стула, беседует по телефону. Интересно, с кем? Не обо мне ли?

«Не сходи с ума, Джесс», – говорю я себе и возвращаюсь к работе. Скорее всего, он общается с Джаредом, нашим главным редактором, который работает в головном офисе. К счастью, он редко нас навещает; меня напрягает, как во время разговора он близко подходит ко мне и к Элли, нашему репортеру-стажеру, и как слишком часто называет нас по имени. Сегодня в редакции тихо. Сэт на своем компьютере просматривает фотографии. Элли вместе с Джеком уехали на задание. Сью сидит за углом, поэтому я вижу ее только по дороге в туалет или на улицу, зато хорошо ее слышу – голос у нее необычайно громкий; она постоянно болтает со своей сестрой о ее «никчемном» муже.

Захожу на «Фейсбук»^[16]. Я несколько раз пыталась найти Хизер под ее девичьей фамилией. Хотелось узнать, как она живет, как выглядит. Вышла ли замуж, есть ли дети? За те незабываемые два года Пауэллы стали моей семьей, и я продолжала скучать по ним. Я находила множество женщин с именем Хизер Пауэлл, но не ее. Теперь, зная нынешнюю фамилию, делаю запрос на Хизер Андервуд. Тут же нахожу ее страничку и с нетерпением открываю – чтобы узнать побольше о ее жизни. К моему разочарованию, доступ ограничен, можно посмотреть только фотографию. Хизер снята крупным планом, и, судя по пальмам на заднем плане, снимок сделан в отпуске. Она слегка щурится. У меня желудок сводит при взгляде на нее: длинные темные волосы, миндалевидные глаза с незнакомыми мне морщинками в уголках, гладкая кожа.

О, Хизер…

– Привлекательная женщина.

Я вздрагиваю, услышав голос Теда у себя за спиной. Подкрался неслышно, как кот… Я театрально хватаюсь за сердце.

– Надеялась найти хоть какую-то информацию, но везде жесткие настройки конфиденциальности. – Не хочу, чтобы он думал, будто единственный источник информации для меня – это «Фейсбук».

– Черт! – Тед втягивает воздух сквозь зубы. – Нужно хоть что-нибудь нарыть. Думай, Джесс. Где твой знаменитый охотничий инстинкт?

Да, именно этот инстинкт чуть не довел меня до тюрьмы…

– В «Дейли ньюс» и во всех гребаных газетах национального уровня пишут об этой истории, а сегодня уже среда. Надо найти что-то эксклюзивное.

Он прав. Я не могу позволить случившемуся в «Трибьюн» сбросить меня за борт. Да, это пошатнуло мою уверенность в себе, однако не разучило работать. Встаю, беру пальто и сумку.

– Попытаю еще раз счастья с Марго.

– Отлично. – Глаза Теда блестят. – Помни: делай все, что нужно, только оставайся в рамках закона.

Несмотря на боевой настрой, у меня сводит желудок от волнения, когда я въезжаю в Коровий проезд, по обеим сторонам которого протянулись живые изгороди. Вижу, как вдалеке сгущаются темные тучи – похоже, собирается дождь. Делаю глубокий вдох. Впереди вижу машины, сгрудившиеся на выезде из автопарка «Усадьба Тилби», а также фургон местной телекомпании. Места достаточно, чтобы проехать, но мне нужно подумать. Неужели Марго все-таки решила пообщаться с прессой? Представляю, в какую ярость придет Тед, если это так. Он нанял меня, несмотря на мое прошлое, потому что поверил в меня. Нельзя его подвести.

Паркуюсь. Стараясь выглядеть уверенно и непринужденно, поправляю на плече сумку и подхожу к небольшой группе журналистов.

– Не надейтесь, – говорю я так, чтобы меня все слышали. – Марго не будет с вами разговаривать. Она подписала со мной договор на эксклюзив.

Молодая женщина чуть моложе меня, с острым носиком и пышным хвостом белокурых волос, выходит вперед. Я узнаю в ней сотрудницу «Бристоль дейли ньюс» – Харриет Хилл. Она складывает руки на груди. Надо сказать, что в своем длинном пальто цвета верблюжьей шерсти и черных брюках выглядит она впечатляюще. Харриет бросает на меня оценивающий взгляд – на мои колготки с ретроузором и допотопную дубленку, – и на ее лице появляется презрительное выражение.

– Подписала эксклюзив? – спрашивает она с вызовом. – С какой же это газетой? – Фальшиво смеется. – Только не говорите, что с «Вестником». – Хилл произносит название нашей газеты, как будто оно противное на вкус. Затем поворачивается на каблуках к одному из журналистов – это репортер из «Дейли мейл» – и в недоумении трясет хвостом. – «Вестник» выходит два раза в неделю. – На ее лице появляется злорадная улыбка, а мужчина опускает глаза.

Не обращая на них внимания, прохожу мимо.

– Она не откроет, – в спину бросает мне Харриет, но я продолжаю идти по длинной подъездной дорожке с уверенностью, которой сама не чувствую.

Понимаю, что Марго не откроет, поэтому, подойдя к парадному входу, начинаю говорить через щель почтового ящика. Я надеюсь, что меня не слышат другие журналисты.

– Марго, это я, Джесс. Если вы откроете мне дверь, я обещаю, что остальные уйдут.

Отхожу в сторону и жду; сердце колотится. Про себя считаю: «Один, два, три… Ну же… Давай, Марго!»

В конце концов слышу какое-то движение за дверью и снова начинаю говорить:

– Пожалуйста, Марго. Если вы впустите меня, остальные уйдут. Я обещаю.

Затаив дыхание, пытаюсь уловить хоть какой-то звук за дверью. И вдруг вижу, что дверь тихонько приоткрывается.

7. Марго

Настали тяжелые времена. Уже несколько дней Марго приходится жить в окружении этих вредных насекомых, устроившихся возле ее дома и питающихся ее страданиями. Каждый раз по дороге в больницу к Хизер ей приходится прорываться через этот рой. Она позвонила Адаму и велела им с Итаном остаться на несколько дней у его матери. Хотя бы их поберечь.

Вот еще один стучится в дверь. Его предшественнику она выплеснула стакан воды в лицо; наглый молодой человек надеялся очаровать ее сладкими речами и втереться в доверие – готов был на все, чтобы заставить ее говорить. Но она не позволит обвести себя вокруг пальца.

Все это не только морально угнетает, но мешает заниматься делами. Сколько можно держать оборону? Журналисты пугают лошадей, когда она выводит их на прогулку, отталкивают потенциальных арендаторов. Да, сейчас тихое время для туристов, но в пасхальные каникулы всегда случается небольшой подъем.

…Марго как раз собиралась выпить валиум, прописанный ей врачом, когда кто-то начинает говорить через прорезь почтового ящика. Никакой совести нет у людей! Она подходит к входной двери, готовая дать отпор наглецу, и вдруг узнает голос Джессики.

– …если вы впустите меня, остальные уйдут. Я обещаю.

Марго замирает и прислушивается. Ложные обещания, очередная уловка, чтобы заставить ее дать интервью. Все они так говорят: «Это ваш шанс рассказать свою версию истории, миссис Пауэлл»; «Вы можете защитить дочь, изложив свою точку зрения»; «Разве вы не хотите, чтобы общественность поняла, что ваша дочь не убийца?».

Вопреки своим прежним намерениям, Марго открывает дверь и смотрит на Джессику. Ей показалось или девушка по-настоящему взволнована? Через долю секунды выражение ее лица меняется на привычное – решительное и уверенное в себе. Марго замечает, что на Джессике все та же безобразная дубленка.

– Марго, – говорит она скороговоркой. – Я сказала другим репортерам, что вы согласились говорить только со мной. – Она жестом останавливает Марго, когда та хочет возразить. – Я знаю, что это ложь, но если они поверят, то разъедутся. Какой смысл будет дальше сидеть в засаде? Так что, прошу вас, впустите меня.

Марго смотрит на Джессику, потом, через ее плечо, – на других журналистов, оккупировавших подъездную дорожку. Сбившиеся в плотную группу, они напоминают стаю биглей перед охотой.

Марго молча отходит в сторону и впускает девушку в дом.

– Посмотрим, получится ли.

– Получится, – уверенно отвечает журналистка.

Она замирает на пороге кухни, которая ничуть не изменилась за восемнадцать лет. Оглядывает помещение, останавливая свой взгляд на фотографии Флоры и Хизер в подростковом возрасте.

– Садись, – командует Марго. Слышит, как скрипнул стул, однако продолжает спокойно готовить чай.