Хеми закатил глаза.

– И зачем я привел рабочих, если мы их не используем? Мы могли бы и сами вбить твои проклятые колья.

Теперь, глядя на противоположный берег, Рока почувствовал, как его настроение улучшается. Он знал, что получил согласие, в котором нуждался, и уже видел всю конструкцию у себя в голове.

– Они понадобятся нам все, и даже больше. – Он вручил Хеми записку, которую подготовил вместе со всеми необходимыми предметами: камнями, деревом и инструментами. – Нам понадобится больше людей, ведь сезон близится. – Он повернулся и посмотрел на Хеми, зная, какой эффект произведут его слова. – Первое, что мы сделаем, архитектор, – повернем эту реку.

Челюсть Хеми отвисла, и Рока понял, что надо было провернуть все это иначе, более осторожно, и ни в коем случае не смаковать шок. Но был не в состоянии удержаться. Хитрость – удел слабаков.

* * *

– Ну, расскажи нам, как прошел твой день.

Рока взглянул на Кикай – из ее глаз сочилось отвращение.

Его пригласили отобедать с королевской семьей, и теперь он сидел за огромным прямоугольным столом в одном из множества обеденных залов дворца. Король расположился рядом с Хали, своей наложницей (что отличалось от жены, хотя Рока не совсем понимал, в каком смысле). Его малолетние сыновья сидели со своими няньками, кроме самого младшего, который хихикал и улыбался на руках у отца.

Кикай, разумеется, уже поговорила с Хеми либо со своими шпионами. Вне сомнения, перед трапезой она предупредила брата о «безумстве» Роки.

– Плодотворно, принцесса. – Рока ловко насадил кусок посыпанной травами и солью курятины на шпажку, затем аккуратно поднес его ложкой ко рту. В гробовом молчании он прожевал и проглотил. – План сработает. Но нам нужно будет сдвинуть реку. Временно.

Даже Хали округлила глаза. Кикай посмотрела на брата, но тот, не обращая внимания на их беседу, корчил рожи своему сынишке.

– И как… – лицо Кикай приобрело приятный розовый оттенок, – куда именно вы ее направите?

Рока пожал плечами.

– Недалеко, и не всю ее – ровно столько, чтобы построить дамбу.

Принцесса и, возможно, великая матрона Шри-Кона заерзала на сиденье.

– И ты уже делал это раньше? Успешно?

– Само собой. На моей родине. Много раз.

Кикай не сводила с него глаз, и Рока понял: она ему не верит.

Фарахи поднял младшего сына и, поставив его ножками на стол, вынул у него изо рта облизанную ложку.

– Я и не подозревал о твоем интересе к ирригации, сестра.

Розовый оттенок сменился красным, и руки принцессы крепко сжали нож и салфетку.

– Ты намерен вот так запросто это позволить? Сдвинуть Куби?

– А почему бы и нет? – Придерживая мальчика, Фарахи подтолкнул его вперед.

– Потому, что это разрушительно и рискованно, и, духи правые, есть более важные дела.

– Более важные, чем здравие и безопасность моего народа?

Кикай качнула головой и отвела взгляд.

– Король Трунг плюет на твои законы, а ты бездействуешь. Сонм твоих врагов собирается вокруг тебя, а ты бездействуешь.

– Что мне, по-твоему, делать, сестра? Они хотят меня убить, их удовлетворит лишь моя смерть. – Фарахи не повысил и не изменил голос вопреки ярости сестры. Он улыбнулся малышу и его матери. Кикай встала.

– Направь флот, армию и убей его! Завтра же! Чего ты ждешь, проклятье?

Разномастные слуги, рассредоточенные по залу, со звоном и шарканьем замерли, вдруг сильно заинтересовавшись гобеленами, напольной плиткой и окнами.

– Думаешь, Трунг этого не учел, сестра?

– Он слишком самоуверен. Он верит в мифы собственной семьи и считает своих союзников храбрее, чем они есть. Но его флот в два раза меньше нашего.

– Да, он кажется слабым, и все же провоцирует нас. Ты считаешь короля Трунга дураком, сестра? – Фарахи пощекотал ухо сынишки, и тот засмеялся.

– Нет, не дураком. Но он высокомерен из-за своих друзей и своего имени.

– А может, высокомерна ты.

Веки принцессы распахнулись. Она швырнула свой нож через весь зал и направила палец с накрашенным ногтем прямо на Року.

– Мне надоел твой богом клятый питомец. Мне надоели его проекты, его уродство, его помехи. Он ненормальный. Он знает слишком много и учится слишком быстро, и он околдовал тебя, Фарахи. Почему ты не хочешь меня выслушать?

Особенный, подумал Рока. Да, всегда особенный. Проклятый Носсом. Меченый. Демон.

– Довольно, сестра.

Наконец в голосе короля послышались какие-то эмоции. Кикай усмехнулась.

– Зачем все эти новые охранники, брат? Думаешь, я не заметила? Ты его боишься, вот почему, и это правильно.

Рока задумался, пытаясь определить, встречалось ли ему больше охраны с тех пор, как он прибыл. Да, возможно, но не когда они с королем сидели за игрой. Наверняка это значило, что король не испытывал страха? И все же подобная мысль раздражала.

– Какая тебе разница? – почти услышал он рык Букаяга. Но правда была проста: он не хотел, чтобы Фарахи боялся его.

– У меня больше охраны, потому что мои собственные вельможи, судя по всему, снова пытаются убить меня, сестра. – Король встал с малышом на руках. – Как в отношении всего нового и трудного, ты даже не пытаешься понять. – Фарахи посмотрел на Року. – Скажи моей сестре, сколько языков ты выучил?

Рока испытывал неловкость, оказавшись в ловушке между ними, но, похоже, здесь – как и в Аскоме – король правил единолично. Если ему предстоит выбрать, кому присягнуть, то выбор казался предельно ясным.

После того, как он выучил разговорный язык Пью, Фарахи предложил ему попробовать освоить и другие. Это удалось так же легко; слова теперь были собраны и упорядочены в разных комнатах рунного зала Рощи, отсортированные и соответствующие тому, что, по его мнению, было родственными группами.

Рока положил нож и ложку на стол и сел навытяжку в попытке смотреться хотя бы как прирученный зверь.

– Семь, Фарахи.

Король фыркнул.

– Семь языков за шесть месяцев. И чья была идея нагревать наше железо исключительно на древесном угле, видоизменить кузницы, добавить воздух, чтобы получить то, что мои кузнецы зовут величайшим металлом в мире?

– Моя, Фарахи.

– И скажи моей сестре, твой народ действительно перемещал крупные реки и строил «дамбы», как ты предлагаешь, или это тоже твоя идея?

Тут он замялся, но ненадолго.

– Нет, король, но я уверяю тебя: это сработает.

Фарахи пересек зал с сынишкой на руках и остановился рядом с креслом Роки.

– Возьми его. – Он посмотрел на охранников. – Оставьте нас.

Хали дернулась было к ребенку, но замерла.

Рока вспомнил, когда в последний раз прикасался к другому человеческому существу не затем, чтобы убить, и осознал: много лет назад. Он никогда не держал ребенка, но встал и протянул руки – так, как это делали другие.

Мальчик, Кейл, оказался довольно милым. Он не плакал и не капризничал на руках у незнакомца, даже такого странного, как Рока. Он был мягкий, такой маленький, что его можно раздавить в ладони, и показался Роке похожим на девочку.

Дети в Пью – и, очевидно, везде кроме Аскома – обычно рождались поодиночке. Но это не делало их отклонениями от нормы. Ребенок улыбнулся и потянулся, как будто хотел пососать оставшийся у Роки мизинец. В Аскоме у него бы еще не было имени.

– Я доверяю ему, сестра. – При этих словах король смотрел на Року. – Он не бешеный зверь и не бессердечный монстр. Он всего лишь человек. Блестящий, достойный человек. И он мой друг.

Рока ошарашенно смотрел в ответ. В груди внезапно защемило, когда его назвали этим туземным словом «друг». Это означало неформальную преданность и, наверное, имело смысл в стране, где ты родился под началом вождя, которого не выбирал; в мире, где родство – это еще не всё.

Он подумал о Трунге, собачонках и девушке в яме, затем – о своей матери.

«Мир темен, холоден и жесток, сын мой. Схвати его за горло и удуши».

Когда-то это был дельный совет, нужный. Но в данный момент Рока не хотел ему следовать.

Кикай взирала на него с ненавистью в глазах, а мать мальчонки вспотела от страха. Но отец Кейла, великий король и мудрый человек, смотрел на Року добрыми глазами, улыбаясь.

В тот момент Рока подумал: вероятно, мир в самом деле мог бы измениться при помощи слов, и вероятно, путем постройки плотин, более совершенных кораблей и кузниц великие умы, объединенные дружбой, могли созидать, а не разрушать.

«Мир пожирает и выплевывает слабость», – сказала Бэйла. Затем умерла в поле.

Рока знал, что это тоже правда, как знал, что Букаяг улыбается теми же губами, что и Рока. Он помнил вкус человечины, даже покачивая малыша у себя на коленях. И в своей Роще – растерянный, полный надежды и ужаса – Рока вытер слезы.

* * *

– Виноват.

Фарахи вздохнул над книгой. Они с Хали наконец остались наедине, и он слышал, как она слишком усердно расчесывает волосы, но в остальном ведет себя чересчур смирно.

– Я знал, что он не причинит ему вреда. Я бы не стал этого делать, имейся хоть малейший шанс. – Фарахи водил глазами по странице в своей книге, не читая. Кейл сейчас был со своей нянькой, а его братья в другой комнате – и все наверняка спали под охраной преданных людей.

– Я тебе верю.

– Тогда что не так?

Обычно, когда она злилась, то говорила «ничего», и ему приходилось давить, и лишь гораздо позже он узнавал правду.

– Ты и Кикай. – Она произнесла через плечо: – Тебе надо это исправить.

Фарахи отложил книгу и вздохнул. Как обычно, Хали удивила его, и хотя в данный момент это его раздражало, прямолинейность была одной из причин его любви к ней. И, конечно же, она была права.

– Я постараюсь.

Наконец она посмотрела на его отражение в зеркале и улыбнулась. Причесываясь, она сбросила бретельки с плеч, так что ее тонкая сорочка соскользнула вниз. Фарахи следил за ней взглядом.

– Завтра я возьму ее в плавание, – добавил он, – только нас двоих.

Сорочка продолжала сползать, и Хали, выгнув спину, отложила щетку, встряхивая своими длинными волосами.

– И?

– И я извинюсь за то, что сказал сегодня вечером.

Она встала; сорочка упала на пол. Затем нагая Хали поползла к нему по простыням, будто кошка.

– И?

– И я ненавижу эту игру. – Он отбросил книгу и стал ждать, зная, что совсем неубедителен.

– Ты любишь побеждать в ней. И? – Она остановилась, и в зеркале позади он увидел отражение ее округлостей.

– И я расскажу ей все о моих планах насчет Трунга.

Уж какие есть, подумал он, и я не сказал когда.

Она улыбнулась и придвинулась ближе, скользя вверх по его ногам, пока не легла ему на грудь, целуя в шею.

– Ты победил, – вздохнула она, словно смирившись, и с опущенными ресницами воззрилась ему в глаза.

Фарахи никогда не требовалось говорить ей, чего он хочет или как. Она читала его так же, как он читал свои книги, мгновенно откликаясь на каждое его прикосновение, как будто они были мужем и женой всю свою жизнь.

Они занимались любовью, пока не погасли свечи, давно забыв об игре, и спали как убитые.

Фарахи явились его безумные сны о смерти и разрухе. Проснувшись, как всегда, еще до пробуждения города, он покинул постель так, чтобы не потревожить любимую. Позже он сидел в одиночестве за одной из множества конторок в комнате, выходящей на восток, и записывал то, что увидел.

Разумеется, он снова умер. На этот раз он был старше, но еще далеко не стар, и по-прежнему правил островами. Над Северным морем разыгрался великий шторм со стороны Нонг-Минг-Тонга, невозможный и неестественный. Фарахи видел корабли, похожие на его собственные; друзей, ставших врагами, а врагов – союзниками. Но это было нечто зыбкое, невнятное и, пожалуй, невозможное. Наверняка всего лишь сон.