И когда я оборачиваюсь на цокот каблуков, доносящийся из ведущего ко льду туннеля, начинаю ненавидеть себя с новой силой. За то, что помню. Как хорошо нам было, какими взрывоопасными, чуть ли не жестокими, делала нас похоть.

Чертовски невероятно.

Деккер одета в брючный костюм в тонкую полоску, который будто бы говорит: «Пришло время веселиться», но также предупреждает: «Не шути со мной». Уперев одну руку в бедро, в другой она держит банку, которую я бросил на лед.

Полностью собранная, совсем не как прошлым вечером.

Позади нее я вижу Мейсена, который направляется к раздевалкам. Я был настолько зол и сконцентрирован, что даже не заметил, как он ушел.

К счастью, теперь мне не придется разбираться с дерьмом, решение которому он надеялся найти. К несчастью, теперь на меня недовольно смотрит более сильный противник, но я отказываюсь замечать разочарование, отражающееся на ее лице.

Для этого мне достаточно собственной матери.

И чувства вины, которое я уже испытываю.

– Стоит ли мне беспокоиться, что где-то припрятаны и другие банки? – спрашивает Деккер, перенося вес на другую ногу.

– Ты же знаешь хоккеистов, Декк. Мы всегда нарушаем правила. Хочешь раздеть меня и обыскать? – Заношу руки за голову. – Возможно, я припрятал заначку.

– Ты пьешь в день игры? В восемь утра? – вскидывает она бровь, полностью проигнорировав мое замечание.

– Что? Не хочешь до меня дотрагиваться? А прошлым вечером только этого и хотела, – цокаю я языком. – Ого, как быстро все меняется.

На ее лице проступает гнев, за которым следует смущение, но оно исчезает так же быстро, как и появилось.

Хммм. Похоже, то, что я вчера сделал, задело ее сильнее, чем я думал.

– Пиво? – не унимается она, переводя невозмутимый взгляд с банки на меня.

– Иногда нам просто необходимо расслабиться, – пожимаю я плечами. Какая разница? Почему меня вообще волнует, что она обо мне думает?

Почему она здесь?

– Собираешься пожаловаться на меня начальству?

Глава 10. Деккер

Я неотрывно смотрю на Хантера. На нем тренировочные штаны и промокшая от пота футболка, что липнет к телу, несмотря на холод арены. Он не надел шлем, так что его влажные волосы завиваются на концах.

Я вижу в его глазах злость, причиной которой не становилась. А может, и стала.

Мужчины могут реагировать подобным образом на отказ… но все же за этим кроется нечто большее. В том, что я увидела, войдя на арену, нет никакого смысла.

– Не надо так на меня смотреть, Кинкейд, – бормочет Хантер, направляясь к скамейке штрафников, где оставил свой напиток с электролитами.

– Это как? – уточняю я.

Он, встретившись со мной взглядом, то ли смеется, то ли фыркает.

– С разочарованием. Осуждением. Презрением. Я к такому привык, так что побереги силы, а еще точнее – оставь при себе этот взгляд, потому что он не сработает.

– Ты что же, сегодня пробежался по словарю негативных эмоций? – уточняю я, прикрывая сарказмом смущение и злость из-за того, как повела себя прошлым вечером. – Если в этом дело, то молодец, ты выучил урок.

В ответ Хантер сжимает челюсть и откатывается назад, чтобы снова выложить в линию шайбы. Закончив, он наносит удар за ударом, каждый с невероятной точностью и здоровой долей ярости.

Покончив с первой десяткой, он останавливается, чтобы перевести дух.

Его талант и умения нельзя отрицать, как и банку у меня в руках.

– То, что ты капитан и звезда команды, еще не значит, что руководство не обратит на это внимания, – говорю я, не в силах отпустить ситуацию.

– К черту руководство.

Его ответ удивляет. Я никогда не слышала, чтобы Хантер, командный игрок и защитник, высказывался подобным образом.

– Жесткое заявление, – замечаю я.

– Как и ежовые рукавицы, в которых они меня держат.

– Ежовые рукавицы? – О чем это он? – Кажется, они платят большие деньги, лишь бы ты надевал их форму и играл в хоккей, который ты так любишь. Так что если после этого они не пристегивают тебя наручниками к шкафчику в раздевалке и не морят голодом несколько дней, ты городишь ерунду.

– Наручники, значит? – играет бровями Хантер. То, как сильно он пытается сменить тему разговора, только подсказывает мне, что я недалека от истины.

– Что происходит? – в очередной раз спрашиваю я.

– Скажем так, в последнее время мы не сходимся во взглядах, – бормочет он и делает следующий удар. Когда шайба пролетает мимо ворот, Хантер неодобрительно шипит.

– Игрок, которого сложно держать в узде, мало кому придется по вкусу. А ты, Хантер, становишься именно таким.

– Никому не нравятся непрошеные советы от тех, кто никак не связан с их карьерой, – возражает он. Упрек хоть и обидный, но заслуженный.

Проблема в том, что я действительно беспокоюсь о нем. Неужели он не понимает, что именно отсюда и проистекает моя враждебность?

Только сумасшедший сказал бы подобное, Деккер.

Я поднимаю руки, сдаваясь на милость как ему, так и собственным мыслям.

– Ты же знаешь, я желаю тебе лучшего. – Я подхожу на несколько шагов ближе по первому ряду трибун, так что стою достаточно близко, чтобы уловить заминку в его движениях и увидеть неуверенность, мелькнувшую в его глазах. Словно ему нужно с кем-то поговорить, но он не видит во мне достойного кандидата. Терпеть этого не могу.

– Что случилось, Хантер?

– Ничего. Просто… не бери в голову.

Но я вижу, что что-то не так, и он это знает. Вопрос только в том, чтобы понять, что именно не так.

– Двенадцать лет в лиге. Тебе только тридцать два, а ты уже входишь в двадцатку лучших бомбардиров всех времен. Это при условии, что впереди у тебя еще годы, чтобы продолжить играть. Ты добился подобных успехов быстрее кого бы то ни было.

– Так ты изучаешь статистику и тех, кто не является твоим клиентом? – спрашивает он.

– Моя работа заключается в том, чтобы знать лучших из лучших. – Я всего лишь говорю правду, но меня раздражает, что звучит она так, словно я подлизываюсь.

– Тогда к чему ты клонишь? – уточняет Хантер уже тише и сдержаннее.

– Ни к чему. Я просто знаю, что ты работал не покладая рук с тех пор, как вступил в лигу. Сразу после чемпионата НАСС, где у тебя все еще есть несколько рекордов, прямиком в НХЛ.

– Разве не мечта любого? Многие убили бы, лишь бы заполучить мое место. Не напрягайся зря, я все это уже слышал. И обдумал, поэтому выкладываюсь на льду всякий чертов раз.

Я медленно киваю, чтобы дать Хантеру понять, что слышу его, но все же не верю ни одному его слову. Я явно что-то упускаю.

– Но ты зол.

– И что с того? – бросает он.

– Это сказывается на твоей игре. Твоей жизни.

– Ты и половины не знаешь, – ворчит он, когда проезжает мимо.

– Я знаю, что иногда нужно сменить обстановку. Знаю, что иногда и звезды могут перегореть. Судя по тому, что я видела…

– Ты понятия не имеешь, о чем говоришь, – прерывает Хантер. Лезвия его коньков прорезают лед, когда он останавливается прямо передо мной. Нас разделяет лишь защитное стекло.

– Я зарабатываю на жизнь тем, что точно знаю. Так же как и ты, – пожимаю я плечами, стараясь выглядеть настолько безразличной к его близости, насколько только возможно. Притворяясь, что мой пульс не стал быстрее, а тело не помнит, как он поцеловал меня прошлым вечером. Пытаясь скрыть румянец на щеках из-за того, что переступила черту.

– Я хотела извиниться за вчерашний вечер, – тихо говорю я. – Я перешла все границы. Я… ты явно дал понять свою точку зрения. В очередной раз. Я прошу меня простить.

Мы встречаемся взглядами, спрашиваем и отвергаем. Как раз в тот момент, когда я думаю, что разговор окончен, губы Хантера растягиваются в легкой ухмылке.

– Тот же отель, в котором остановилась команда?

Шок длится всего несколько секунд, но я отказываюсь доставлять ему удовольствие и показывать, что он застал меня врасплох.

– Почему я остановилась в том же отеле?

– Да.

– Из-за удобства.

Дерзкая ухмылка Хантера становится шире, когда он слегка качает головой и делает шаг вперед, так что его коньки ударяются о барьер между нами.

– Что? – уточняю я, испытывая облегчение от внезапной легкомысленности, которую приобрела наша беседа. Словесная перепалка утомила меня.

– Просто пытаюсь тебя понять.

– Разве уже не понял? Я как открытая книга, – поддразниваю я.

– Открытая книга в кубе изо льда.

– Забавно, – бормочу я, обескураженная его пристальным вниманием и уязвленная замечанием, которое все же правдиво. От таких глаз, как у Хантера, сложно отвести взгляд.

– Сказал бы то же самое, но какую бы игру ты ни затевала, я всегда остаюсь в проигрыше.

– И что, черт возьми, это значит? – переминаюсь я с ноги на ногу. Это последнее место из всех, где мне нужно было бы объяснять, почему я в Чикаго. Атмосфера между нами изменилась, шанс поговорить с Хантером был упущен. – Знаешь что? Я не собираюсь становиться козлом отпущения. Судя по тому, как ушел отсюда Мейсен, ты злишься на него. Ладно. Вот и злись на него, а не на меня. Я знаю этот взгляд. Я не позволю тебе играть со мной, чтобы снова почувствовать, что ты держишь все под контролем.

Я направляюсь к выходу для игроков. Стук моих каблуков может сравниться только со стуком его коньков по льду. Как только я достигаю входа в туннель, Хантер хватает меня за руку и разворачивает к себе лицом.

– Почувствовать, что держу все под контролем? – спрашивает он, усиливая хватку так, что его грудь касается моей. – У меня всегда все под контролем.

– Кажется, это задело тебя за живое?

– Может, лучше спросишь себя, насколько хорошо все контролируешь? – Он опускает взгляд на мой рот, а затем снова смотрит мне в глаза. Я чувствую его теплое дыхание на губах. Я почти ощущаю вкус его поцелуя, но понимаю, что не могу повторить подобную ошибку.

Ни за что.

Ни в коем случае.

Не после того, что произошло прошлым вечером.

– Давай продолжим изучать прилагательные. Как насчет «раздражительный»?

Его смешок – низкий рокот, который говорит, что он готов поиграть. Это последнее, чего мне хочется в данный момент.

– Раздражительный? Как насчет «нерешительного»?

– Ты о себе?

– Нет, о тебе, – ухмыляется он и делает шаг ближе.

– Ничего подобного.

– Нет? – Его взгляд снова скользит от моих глаз к губам. – Это было огромной ошибкой, – начинает он, передразнивая меня прошлым вечером, но после прочищает горло: – Решила повториться?

– О чем ты? – Я пытаюсь освободиться, но безрезультатно.

– О том, что эта фраза кажется тебе очень удобной. Ты говорила ее и в прошлый раз, когда я тебя видел, и вчера вечером.

Правда? Я пытаюсь вернуться в прошлое: помню, как сказала подобное в лифте, но не ранее. Тогда я пыталась держать эмоции под контролем, лишь бы Хантер Мэддокс не догадался, что я не смогла не выходить за рамки наших ни к чему не обязывающих свиданий… Точнее, простого секса. Переспав в первый раз, мы пытались убить страсть новыми словесными перепалками, но в итоге только стали заниматься сексом чаще. И все затянулось на последующие шесть месяцев.

Но мы не ходили на свидания.

Любой из нас бы это подтвердил. Мы оставались друзьями с привилегиями. Когда мы оказывались в одном городе, то просто звонили друг другу… Черт, да даже находясь в разных городах, мы все равно умудрялись договориться о встрече.

Вот какая химия была между нами.

Так в чем же проблема? Несмотря на то что мы не могли оставаться в одной комнате больше получаса и не поссориться – если, конечно, не занимались сексом, – я стала зависима от Хантера. От его грубоватых манер, остроумия и его… ну, его члена, пальцев и такого восхитительно умелого языка. Но теперь я не вижу в нем ничего из этого.