– Никак собрались на пикник, господин? – Вонсвелла отличала довольно странная, сардоническая манера говорить, было непонятно, шутит он или глумится, догадаться по лицу тоже не представлялось возможным; от постоянного пребывания на открытом воздухе оно превратилось в красную маску, твердую, как старая кожа. – Закусить и выпить, а потом немного песни погорланить, так?

– Не строй из себя большего дурака, чем того, каким тебя создал Господь! – выпалил я.

– Могу то же самое сказать о других, сэр.

Я решил не обижаться. Лодочник был известен своей грубостью, однако при выполнении нынешнего задания я предпочел все-таки положиться на Вонсвелла, нежели связываться с незнакомым человеком. В молодости его забрали во флот, и какое-то время он служил там вместе с Сэмом Уизердином, мужем Маргарет. Они с Сэмом частенько проводили свободное время в пивной. Я спросил, сколько он с меня возьмет.

Вонсвелл сплюнул в воду:

– Семь шиллингов в один конец. Шиллинг за час ожидания.

Цена была грабительская.

– Послушай, но ведь сейчас прилив, а это здорово тебе поможет, – заметил я. – И прилив закончится не раньше, чем мы вернемся.

– До Барн-Элмса шесть, а то и семь миль. К тому же ветер усиливается.

– Шесть шиллингов в один конец.

– Семь. – Вонсвелл был не промах: он почувствовал, что я спешу, и не отступал. – Хорошо, сэр. Вот что я сделаю. Я доставлю вас туда. Но предупреждаю: как только начнется отлив, я смываюсь. И что бы ни случилось, я отчаливаю задолго до сумерек. То есть вы платите, когда мы прибудем в Барн-Элмс. Хотите – соглашайтесь, хотите – нет. Мне без разницы.

Я поторговался еще немного для видимости, но лодочник стоял на своем. В конце концов я согласился на его условия. Я верил, что он относительно, по-своему, честный человек и, будучи приятелем Сэма, не надует меня.

Мы отчалили вовремя. Ветер был на нашей стороне, как и прилив. Однако на воде и в открытой лодке оказалось чертовски холодно, и я жалел, что нет возможности укрыться циновкой. Небо было угрюмое, темно-серое, как немытая оловянная кружка. На обоих берегах реки виднелись участки земли, еще покрытые снегом.

В последний раз я был в Барн-Элмсе в разгар лета. Усадьба эта располагалась в северной излучине Темзы на стороне Суррея. Старинный особняк окружал громадный парк, ставший в теплую погоду излюбленным местом отдыха лондонцев. Зимой я там никогда не бывал, но догадывался, что, если удалиться от дома и фермы, можно найти безлюдное пространство. Участники поединка выбрали подходящее место.

Вонсвелл высадил меня на пристани, которой пользовались местные жители, а не отдыхающие из Лондона. Поблизости находилась пивная, где он пообещал ждать меня.

Время летело быстро – уже было начало второго. Если дуэлянты прибыли раньше меня, найти их в садах и лугах усадьбы будет сложно. Я решил не отходить далеко от реки.

Я побрел по тропинке, тянувшейся на север вдоль берега, в футе или двух от самой реки. За неимением лучшего плана я прошел с полмили по грязи и талому снегу. В этом месте тропинка почти подходила к воде. Я остановился у изгороди, чтобы сориентироваться и удостовериться, что за мной нет слежки. И тут вдруг увидел три лодки, приближающиеся к берегу и собирающиеся причалить в четверти мили выше по течению. В каждой сидело по четыре гребца и по два или три пассажира под тентом на корме: все мужчины, одетые в черное.

Я укрылся под сенью ясеня и достал бинокль. Пассажиры высадились на причале. Гребцы остались в лодках. Я повернул бронзовый цилиндр, чтобы навести резкость. Вся компания направлялась к купе деревьев, росших на вершине небольшой возвышенности, которую с трудом можно было назвать холмом. Я узнал сэра Джона Тэлбота, высокого, с красным лицом, и самого лорда Шрусбери, худого и сутулого мужчину, который едва поспевал за своим родственником. Третьим должен был быть Говард. Он что-то с жаром говорил его светлости, жестикулируя для пущей убедительности. Остальные выглядели как слуги.

Я собрался незаметно последовать за ними, когда на реке появилось еще одно судно, на большой скорости двигавшееся от противоположного берега. По размеру значительно превосходящее все остальные, богато расписанное, не менее чем с дюжиной гребцов и каютой, занавешенной кожаными шторами, оно составляло видимый контраст с тремя скромными лодками Шрусбери. На корме размещалась жаровня с горящими углями, и рядом, согревая руки, стояли трое джентльменов. Один был значительно выше прочих. Я догадался, кто это, еще не наведя бинокль на румяное лицо герцога Бекингема.

Среди остальных пассажиров были двое мужчин, которые стояли по другую сторону от каюты, рядом с гребцами. Их лиц под шляпами я не смог разглядеть. Оба крупные: один высокий и худой, а другой возмещал недостаток роста широтой груди и плеч. Я был почти уверен, что встречался с ними прошлой осенью, когда у меня возникли определенные трудности с Бекингемом. Это были его доверенные слуги – преподобный господин Вил и Роджер Даррел.

Пока компания герцога высаживалась на берег, я покинул убежище под ясенем и двинулся вдоль живой изгороди к роще. Я прятался за деревьями, тогда как Бекингем со своими спутниками шли от реки не скрываясь. Я слышал, как один из них громко рассмеялся, словно был на увеселительной прогулке.

К этому времени Шрусбери со своими людьми скрылся в роще. Когда Бекингем и его приспешники тоже исчезли из поля зрения, я осторожно тронулся за ними следом. Одно из преимуществ слежки за аристократами заключается в том, что они, как правило, так поглощены своими делами, настолько увлечены чувством собственного величия, что зачастую просто-напросто не замечают, что происходит вокруг. Дуэлянты или, скорее, их доверенные лица тщательно выбрали для поединка уединенное место, но, как только они прибыли сюда, им и в голову не пришло предпринять меры предосторожности, чтобы их не выследили.

Когда я добрался до рощи, дуэлянтов и их товарищей уже не было видно, но я слышал в отдалении их голоса. Через рощу шла тропинка, протоптанная на мягкой земле дюжиной ног. Я медленно продвигался между голыми деревьями – березами, молодыми ясенями и редкими дубами. На тропинке было чисто, но, судя по всему, роща здорово заросла и не знала топора.

Я ощутил тяжесть в животе, и мне вдруг не ко времени приспичило опорожнить кишечник. Я пошел еще медленнее. В отличие от джентльменов впереди, я не был создан героем. И отлично представлял, что могут сделать со мной дуэлянты и их сопровождающие, если вдруг обнаружат меня.

Голоса становились громче. Послышался низкий гортанный выкрик – команда. За ним последовал лязг стали, быстрый, яростный и невероятно резкий. Я продолжал продвигаться вперед. А потом тропинка свернула, и вдруг все они оказались прямо перед моим взором.

Роща была окружена низким кустарником, который когда-то служил живой изгородью. Тропинка проходила через широкий проход и вела в небольшое поле или загон, где раньше, вероятно, держали скот. А дальше – снова деревья и изгороди, за которыми вполне можно укрыться.

Шестеро мужчин со шпагами нападали друг на друга, быстро двигаясь, пыхтя, вскрикивая и топоча. Остальные разбились на два лагеря, расположившись по обе стороны от загона. Мне повезло, что все глаза были прикованы только к дуэли, иначе бы меня сразу заметили. Но ничего другого присутствующие сейчас просто-напросто не видели.

Вся эта картина пронеслась у меня перед глазами за долю секунды. Я отпрыгнул назад, пытаясь скрыться, и поскользнулся. Мало того, оступившись, я едва не ударился о толстое тисовое дерево, росшее у тропинки. Дерево поглотило меня, ибо оказалось полым: внутренности были съедены временем, и в результате остались лишь молодые побеги и кора, густо покрытая вечнозеленой листвой. Я медленно раздвинул две ветки тиса с той стороны, которая была ближе к полю. В этом месте дерево проросло сквозь изгородь, и из моего укрытия была хорошо видна дуэль.

Бойцы сбросили плащи и шляпы, сняли камзолы и засучили рукава рубашек. Бекингем снял также и золотистый завитой парик. Его бритый череп был розового цвета, ярче, чем лобстер в кастрюле. Герцог нависал над Шрусбери, который тяжело дышал и отступал под натиском противника. Остальные четверо сражались и рубились с самозабвением умалишенных. Все тут было не по науке: никакого тебе грациозного танца с выпадами, парированием и ответными ударами. Схватка была кровавой и грубой, как жестокая драка двух враждующих группировок подмастерьев в Мурфилдсе. В такой бойне вес, мышцы и длина руки важнее, чем умение или проворство.

Издав победный клич, Бекингем поразил грудную клетку Шрусбери, заодно проткнув ему правое плечо. Граф выронил оружие и рухнул на землю. Герцог выдернул свою шпагу из тела поверженного соперника.

Холмс и Тэлбот бились на равных, отвечая ударом на удар, поэтому Бекингем бросился вправо, придя на помощь Дженкинсу, которого сильно теснил Говард. Заметив опасность, Говард со злобным выражением лица отбил оружие герцога, лишив его равновесия и вынудив отшатнуться в сторону Дженкинса. Тот хотел было вернуться в бой, но Бекингем попытался перехватить вооруженную руку противника. Однако опоздал. Говард молниеносно и с неожиданной грациозностью перенес атаку на Дженкинса и вонзил клинок ему в левый бок. Молодой офицер вскрикнул и упал.

Дуэль закончилась так же внезапно, как и началась. Наблюдатели с криками ринулись вперед. Четверо уцелевших дуэлянтов замерли на месте, опустив свои клинки, с открытым ртом, тяжело дыша и раскрасневшись. Они выглядели растерянными и смущенными, как будто их внезапно застали за неким несусветно глупым занятием.

Какой-то мужчина, вероятно врач, опустился на колени подле Шрусбери и нащупывал его пульс. Кровь лилась на траву. Граф попытался встать, опираясь левой рукой о землю. Один из слуг уложил его обратно на землю, сорвал с себя плащ и укрыл хозяина.

Дженкинс лежал безмолвно и неподвижно. Господин Вил склонился над ним и на вопрос Бекингема лишь покачал головой:

– Мертв, ваша светлость. Бедный храбрый парень.

– Будь я проклят! – произнес герцог, утирая рукавом пот с лица.

Вил пробормотал в ответ что-то невразумительное: кажется, спросил, что теперь делать.

– Кобель и сука, – вдруг сказал Бекингем.

Или, во всяком случае, я так понял. Попробуй-ка разбери на таком расстоянии, о чем идет речь. Так что я вовсе не был уверен, что расслышал правильно. Может, Бекингем произнес вовсе не это, а что-нибудь созвучное, допустим: «Капель в лесу-то». Герцог продолжал говорить, но теперь уже так тихо, что я вообще ничего не слышал, а только видел, как двигались его губы и как он показывал на двоих мужчин, лежащих на земле в окровавленных рубашках.

Через пару минут обе компании вернутся к своим лодкам. Мне тоже пора было уходить. Я вернулся в рощу и как можно быстрее направился вниз к переулку, периодически переходя с шага на бег. Вода стояла по-прежнему высоко, и пока еще не стемнело. Если повезет, Вонсвелл ждет меня в пивной. Я бросил взгляд на реку, где у спуска были пришвартованы лодки.

К моему ужасу, один из гребцов Бекингема указывал в мою сторону. Не обращая внимания на шов в боку, я заставил себя идти быстрее, моля Бога, чтобы гребец принял меня за работника фермы.

Пивная у причала была битком набита мужчинами, которые зарабатывали на жизнь на реке. Когда я ввалился в наполненное дымом помещение с низким потолком, некоторые посетители повернули голову и неодобрительно посмотрели на меня. Вонсвелл выпивал, сидя за длинным общим столом у окна.

– Скорее, надо спешить! – крикнул я.

Он поднял голову:

– Надо ли, хозяин? – А затем обратился ко всей компании: – Надо ли мне спешить, ребята?

– Не надо, – ответил кто-то громко. – Ты такой же свободный человек, как и любой другой в Лондоне. Лучше выпей, приятель. Давайте все выпьем.

Его товарищи в знак согласия застучали кружками по столу.

Я наклонился к Вонсвеллу.