Лонг-Айленд (страница 7)
– Они должны узнать обо всем сейчас.
* * *
В субботу, когда Тони с Розеллой ушли, Ларри явился на кухню, жалуясь, что его не взяли.
– Ты нужен мне здесь.
– Зачем?
Жестом Эйлиш велела сыну идти за ней в гостиную.
– Что случилось? – спросил Ларри.
– Это касается твоего отца.
– Я все знаю.
– И что же ты знаешь?
– Я поклялся хранить тайну.
– Кому?
– Всем.
– И что это за тайна?
– У него есть любовница.
– Кто тебе сказал?
– В воскресенье за столом они сильно поссорились, потому что дядя Энцо и дядя Мауро смеялись и отпускали шутки. Дядя Энцо изображал мужчину с младенцем на руках. А когда тетя Лена поняла, о чем он шутит, она встала и ушла, и с тех пор дядя Энцо ночует у бабушки.
– У твоего папы нет любовницы.
– Я так и думал, но они утверждают обратное.
– Просто у одной женщины будет ребенок, и твой папа – его отец.
– Значит, она его любовница.
– Она не его любовница и никогда ею не была. Он работал в их доме.
– И у них будет общий ребенок?
– У нее. Муж женщины говорит, что не оставит ребенка в своем доме, а принесет сюда и положит на наш порог.
– И что ты будешь делать?
– Я еду в Ирландию. Пятнадцатого августа моей матери исполняется восемьдесят, и я хочу присутствовать на ее юбилее, но уеду я прямо сейчас.
– Папа с тобой едет?
– Конечно нет.
– А мне с тобой можно?
– А ты хочешь?
– Да. Я знаю только одну из своих бабушек и хотел бы познакомиться со второй.
– Розелла тоже думает, что у папы есть любовница?
– Нет, они не знали, что я слушаю их разговор, а Розелла ушла домой заниматься.
* * *
В ожидании Тони с Розеллой Эйлиш внезапно осознала, что больше всего боится предстоящего объяснения с дочерью, которая была очень близка с отцом.
Услышав, что Тони подъехал, она подождала немного, затем отправилась в комнату Розеллы.
– Я знала, что-то не так, – сказала дочь. – Но не могла понять, что именно. Ты уверена?
– В чем?
– Что этот человек точно не…
– Он не шутил.
– И ребенок папин.
– Так они говорят.
Розелла присела на край кровати.
– Лучше бы я этого никогда не слышала. Звучит глупо, но это так.
Она заплакала.
Когда Эйлиш сообщила дочери, что Ларри едет с ней в Ирландию, Розелла заявила, что тоже с ними поедет.
– Я не хочу здесь оставаться. Но моя стажировка заканчивается в конце июля.
– Тогда и приедете оба.
Они посидели молча, потом Эйлиш отправилась на поиски Тони.
– Розелла и Ларри едут со мной в Ирландию, – сообщила ему Эйлиш. – Я лечу в конце месяца, они позже. Возможно, нам придется взять кредит в банке.
– Значит, все решено? – спросил Тони.
– Все решено, – ответила она таким тоном, словно общалась с клиентом в мастерской.
– А меня никто не хочет спросить?
– Нет.
В дверях возникли Розелла с Ларри.
– А если я скажу, что не хочу, чтобы вы уезжали? – спросил Тони.
– Ты – единственная причина всего, – ответила Эйлиш. – Мне было нелегко рассказать об этом детям.
– Я уже сказал, что сожалею.
Тони посмотрел на Розеллу, затем – на Ларри.
– Я сказал вашей матери, что обо всем сожалею.
– И мы сожалеем, – отозвалась Эйлиш. – А с понедельника займемся сборами в дорогу.
Розелла зашла в комнату и обняла отца. Ларри посмотрел на мать, и она жестом велела ему присоединиться. Эйлиш стояла в стороне, наблюдая за ними, ожидая, не попытается ли Тони отговорить их от поездки, не заставит ли детей пожалеть себя, ведь его они с собой не звали.
Вечером в спальне Тони долго ходил из угла в угол. Эйлиш знала, что ему не хочется оставаться в доме, если там не будет Розеллы и Ларри, он предпочтет лучше перебраться к матери, чем жить одному. Все эти годы они с мужем делили постель каждую ночь, за исключением тех ночей, когда Эйлиш рожала. Она вспомнила, что после появления на свет Ларри, которое далось ей нелегко, ей пришлось провести в больнице несколько дней. Услышав эту новость, Тони был в отчаянии. Он хотел, чтобы его жена вернулась домой. Все в этой жизни его устраивало: жить своей семьей, но рядом с родителями и братьями. Вероятно, он ужасно боится ее отъезда, думала Эйлиш. Но если Тони на самом деле хотел, чтобы она осталась, ему стоило только пообещать ей, что она никогда не увидит этого ребенка и ей не придется беспокоиться, что ребенка воспитает мать Тони. Впрочем, Эйлиш уже поняла, что этого ей не дождаться. Тони хотел, чтобы она дала ему обещание вернуться. До этих слов ей и в голову не приходило, что есть другой вариант.
Тони метался по комнате. Эйлиш пошла в ванную и оставалась там как можно дольше. Когда она вернулась, он был еще на ногах. Ей не хотелось, чтобы Тони подошел к ней или обнял ее. На миг она поймала его взгляд, оба смотрели друг на друга с сожалением. И все же, когда они наконец улеглись и выключили свет, Эйлиш испытала облегчение.
Часть вторая
1
Запах растительного масла заполнил кафе. Нэнси отжимала полотенце, чтобы перед открытием протереть прилавок. Похоже, Мириам дома не было. Нэнси вздохнула с облегчением. Будь она дома, непременно выскочила бы из спальни и стала жаловаться, что запах проникает наверх, впитывается в одежду и кожные поры.
На случай, если Джерард на месте, Нэнси, задрав голову, выкрикнула его имя в лестничный проем, но ответа не получила. Теперь, когда закусочная процветала, а на банковском счете водились деньги, сын предпочитал просиживать штаны в «Стэмпс» на другом конце Рыночной площади или в заведении Джима Фаррелла на Рафтер-стрит и выпивать с другими владельцами лавок и кафе.
Быстро спускаясь по лестнице, Нэнси пожалела, что сына нет дома. Из-за дыма воздух в кафе еще больше сгустился. Она включила вентилятор, который сначала загудел, затем принялся ритмически и довольно громко жужжать. Соседи часто жаловались на этот звук.
Когда вентилятор не справлялся, а глаза начинали слезиться от едкого чада, оставалось только распахнуть дверь на Рыночную площадь и выпустить дым наружу в надежде, что никто в этот момент не будет идти мимо.
Несколько месяцев назад на заседании городского совета было решено бороться с неудобствами, которые доставляли горожанам такие заведения, как закусочная Нэнси, и ей пришлось согласиться по понедельникам, вторникам и средам закрываться раньше пабов. Впрочем, это были не самые оживленные дни. Закусочная делала выручку по выходным, не давая спокойно спать тем, кто жил над лавками и конторами.
Вытирая прилавок, Нэнси заметила, что с улицы в закусочную заглядывают двое. Нэнси сделала вид, будто не замечает их, и продолжила вытирать, но когда снова подняла глаза, то увидела за витриной не кого-нибудь, а Родерика Уоллеса, управляющего отделением Ирландского банка, чья контора находилась через площадь. С ним была его жена Долорес.
Уоллес, который решительно отказал Нэнси в кредите, когда та закрывала бакалейный магазин и открывала закусочную, был одним из главных жалобщиков. А на танцевальном вечере в теннисном клубе его дочь в присутствии обеих дочерей Нэнси ехидно отозвалась о грязных забегаловках.
Теперь Родерик и Долорес стояли в дверях закусочной.
– Развели тут чад, – громко заметил Родерик.
Нэнси подняла глаза, и Долорес обратилась непосредственно к ней.
– Обычно мы не ходим этим путем из-за дыма, – сказала она. – А сегодня он особенно едкий.
– Я не сомневаюсь, что ваше заведение нарушает все строительные нормы, – добавил Родерик.
Нэнси принялась протирать узкий выступ, тянувшийся вдоль стены напротив прилавка. Запах заметно выветрился, и скоро она сможет открыться.
– Если бы ваш супруг был жив, – продолжил Родерик, – он негодовал бы с нами вместе.
На мгновение Нэнси застыла, затем двинулась к выходу и протиснулась наружу мимо Родерика и Долорес.
– Надеюсь, вас отсюда переведут, – сказала она. – Многие в Эннискорти вздохнут с облегчением, когда вы уберетесь из города.
Она прямо посмотрела на Долорес, затем – на Родерика.
Когда парочка развернулась, чтобы уйти, Нэнси заметила группу людей, среди которых был и ее сын Джерард, внимательно наблюдавших за этой сценой с противоположного конца площади.
– И можете валить обратно в свой Корк или откуда вы там, вы оба! – крикнула она им вслед.
Родерик обернулся.
– А ну-ка повторите!
– И повторю! Убирайтесь в свой Корк, вы двое!
Позже, когда Джерард с друзьями укатил в Уэксфорд, а Мириам сказала, что хочет лечь пораньше, Нэнси подумала, что те, кто слышал ее перепалку с Уоллесами, наверняка решат, что виновата она. Ее возмутительное поведение было недостойно Рыночной площади.
* * *
Посетителей было мало, и она закрылась на несколько минут раньше. Вентилятор шумел во всю мощь, и она его выключила; оставила дверь открытой, чтобы выветрились остатки чада. Выйдя на улицу, Нэнси заметила, что холод, который никак не хотел уходить, наконец отступил. Ночь выдалась теплой. Заперев дверь и выключив верхний свет, она наводила окончательный лоск, когда заметила у витрины две фигуры, и снова мужчину и женщину. Нэнси улыбнулась при мысли, что это Уоллесы, которые вернулись заказать бургеры с луковыми кольцами – кетчупа не жалеть. Или, может быть, они снова попросят ее повторить свои слова.
На улице было темно, и она не сразу признала мужчину и женщину, но, когда парочка отлепилась от стекла, Нэнси их разглядела. Имен она не помнила, только то, что эти двое живут в убогом домишке в Саммерхиле. У них был целый выводок детей, и в большинство городских пабов их не пускали. Порой, напившись, они приходили за картошкой фри три-четыре вечера подряд, после чего надолго исчезали. Нэнси гадала, где эта парочка ошивается в перерывах между пьянками. Во хмелю жена становилась агрессивнее мужа. Когда в закусочной было многолюдно и у них не хватало терпения дождаться своей очереди, они требовали обслужить их первыми. Несколько раз, не в состоянии уразуметь, что на неделе она закрывается раньше обычного, они приходили после закрытия, но Нэнси никогда их не впускала.
Прикрыв глаза ладонями, они стояли, прислонившись к витрине, затем начали барабанить в стекло, привлекая ее внимание. Не выдержав, Нэнси включила верхний свет и губами прошептала: «Закрыто», однако и после этого парочка не угомонилась. Мужчина знаками показал ей на дверь. Нэнси мотнула головой и продолжила убираться.
– Мы уйдем, как только получим нашу картошку! – проорала женщина.
Нэнси показала на фритюрницу и воздела руки, давая понять, что ничем не может помочь, слишком поздно.
– Да открывай же, черт подери! – орала женщина. – Мы подыхаем с голоду!
Ее муж заколотил в стекло.
Выключив свет в задней части закусочной, Нэнси приставляла к стене четыре высоких табурета. Вероятно, соседи внимательно слушают перепалку. Если бы хоть кто-нибудь спустился и помог ей или Джерард пораньше вернулся из Уэксфорда! Мириам спала в задней комнате на верхнем этаже и вряд ли слышала шум. Впрочем, Нэнси не пришло бы в голову ее будить. Мириам, которая в июле выходит замуж, будет только рада, если закусочную закроют. Ее другая дочь, Лаура, без пяти минут дипломированный адвокат, приезжая из Дублина, отзывалась о родительском доме с неизменным пренебрежением.
– А ну открывай, не то я вышибу чертову дверь! – орала женщина.
Даже поднявшись в жилую часть дома, Нэнси слышала грохот кулаков о стекло. Не включая свет, она подошла к окну, надеясь, что ее не заметят, но женщина, которая теперь стояла на проезжей части, заметила.
– Эй, ты, а ну спускайся! – завопила она.