Женщина хотела ему верить, но вопросов становилось все больше:

– Почему барон? Почему Штемпель?

– Так вышло! Запомни эти слова, хорошенько запомни. Я могу быть каким угодно: молодым, старым, бородатым или безбородым, хромым или глухим. Но это буду я. Тот, кто тебя любит. Не говорю: прощай, а говорю: до свидания!

– Ох, горе ты мое… До свидания. Не обмани меня! По скупому на эмоции лицу Георгия впервые пробежала она… Капля на лице – это просто дождь, а может… Ратман быстрым шагом покидал Верхние Торговые ряды, которые впоследствии станут называть ГУМом. Где-то рядом свистел городовой. А подставляться лишний раз не хотелось.

Интересно, откуда пошло выражение «готов сквозь землю провалиться»? И есть ли какое-то место или время, где ему будет еще хуже, чем здесь и сейчас? Возможно, в период Русской смуты? Опричнины Ивана Грозного? Татаро-монгольского ига? Георгий стоял посреди ажурного моста через Москву-реку. И даже разок мысленно примерил на себя роль какого-нибудь пьяницы, который уже перелез за перила и, шатаясь, прикидывал, сигануть ему вниз или подождать.

Нет, внизу был лед. А падать на него было больно. Особенно если не убиться сразу, а пробить лед не до конца, уцепиться за него и в последний момент начать барахтаться. Ведь, как известно, правильная мысля приходит опосля…

И вообще, пусть предполагаемый алкаш спасает себя сам! Как сказал однажды римский консул Аппий Клавдий, человек сам кузнец собственного счастья. Или несчастья. И если Бурлак – Ратманов – или Штемпель будет пытаться спасти всех и во все времена, то…

…Бывший полицейский взял себя в руки. Уверенной походкой быстро достиг соседнего моста через Москву-реку, приблизился к потенциальному самоубийце и облокотился на перила рядом с ним.

– Эй, уважаемый! А ну, полезай обратно, поговорим. – Георгий снова, нехотя, выполнял свою обычную работу.

– Вы кто такой? – с трудом выговорил суицидник заплетающимся языком.

– Ох, – вздохнул Ратманов. – Это очень сложный вопрос. Давай лучше о тебе.

– Какого лешего? – Не очень длинные фразы, из пары слов, давались собеседнику еще довольно сносно.

– Я просто не хочу, чтобы ты сейчас туда прыгал.

Есть и другие варианты развития событий.

– Какие?

– Например, поговорить. Возможно даже, я решу твои проблемы.

– А тебе что за дело?

– Работа у меня такая.

Пьяница вгляделся в потенциального спасителя замыленным подзатухающим взором. После чего широко улыбнулся и отпустил руки…

Такая реакция была только у Юры Бурлака да еще пары полицейских, с которыми он когда-то учился. А опер – он и в Африке опер, и в Москве 1912 года. Чужими руками, в данном случае идущими в комплекте с телом бандита Ратманова, он и зацепил суицидника за шкирку, продолжив держать бедолагу над водой.

Пьяница отчаянно сопротивлялся, махал руками и ногами и матерился почем зря. Но Бурлак и Ратманов совместными усилиями дождались помощи дореволюционных блюстителей порядка. С обеих сторон реки к ним уже бежали дворники и городовые. Свистели в свистки и с опозданием заклинали «не делать этого».

Потом оказалось, что Георгий подарил новую жизнь фабриканту N., владельцу пары заводов и пароходов. Причиной свести счеты с жизнью, как водится, стали долги. Но еще более весомой – молодая любовница, которая ушла к одному из кредиторов. Два в одном, полный комплект, так сказать. Конечно, прыгавшему с моста можно было и посочувствовать. Но Ратманов, услышав его историю, почему-то подумал: «Мне бы сейчас его проблемы…» Георгий сидел на набережной, укутавшись в предоставленное полицией шерстяное одеяло, и смотрел вперед, ничего не видя перед собой.

– Здравствуйте, Кисловский, репортер газеты «Московский листок». – Пред взором Ратманова предстала чужая рука для рукопожатия.

Он поднял глаза и едва успел увернуться от вспышки. Кисловский – еще очень молодой человек и очень нахальный – попытался сфотографировать героя с помощью внушительных размеров фотокамеры. Но не справился. В лучшем случае в загубленном кадре остались края шерстяного одеяла. Репортер еще многое хотел бы расспросить. Но Ратманова будто и след простыл. Он уже проворачивал подобное в 2022-м. Не всем дано быть в кадре, многие предпочитают просто делать свою работу. Ну а канал НТВ это или «Московский листок» – от перемены мест слагаемых ситуация, как видно, не менялась.

Что до полицейских, неважно, XXI века или начала XX-го, найти общий язык с этими ребятами Ратманову было значительно проще, чем с кем бы то ни было. Он уже ни от кого не скрывался, а просто гнал в полицейском экипаже в штаб-квартиру московского сыска. И спустя еще четверть часа стучался в кабинет чиновника для поручений.

7

– Войдите! – Едва увидев в дверях попаданца, Викентий Саввич Двуреченский слегка нахмурился, отчего на его длинном лощеном носу даже образовалась некрасивая складка.

– Спасибо, Викентий Саввич! Я пройду?

– Пройдите, Ратманов. Раз уж пришли.

Георгий осмотрелся – давно тут не был. Но все вроде бы оставалось на своих местах. От парадного портрета императора Николая Второго до главы полицейского сыска Аркадия Кошко, взиравшего с изображения поменьше.

– Выздоровели? Выглядите намного лучше, чем раньше. – Чиновник начал с ничего не значащего комплимента.

– А вы, я смотрю, весь в делах, – подыграл Викентию Саввичу посетитель.

– Да. – Двуреченский чуть напрягся. – Но вы ведь сюда не за комплиментами пришли, ведь так? Давайте ближе к делу.

– Ну что же, охотно…

– Говорите!

Но лишь Ратманов снова раскрыл рот, как в кабинет постучали. Начались те самые обычные дела, будь они неладны. Сначала Двуреченского вызвали к Кошко. А потом уже и сам Кошко ненадолго заглянул в кабинет к Двуреченскому.

Очень необычные ощущения. Для оперативника из XXI века, который буквально вырос, во всяком случае в профессии, зачитываясь книгами о дореволюционном сыске и революционных для того времени методах Аркадия Францевича. Ратманов даже задержал дыхание, стараясь слиться со стеной кабинета и не выдать своих истинных эмоций. Ведь рядом стоял живой классик, икона, пример для подражания. Для кого Shaman или Баста, а для кого и Кошко.

Но легендарный деятель полиции лишь мельком посмотрел на посетителя и ушел. А все остальное время Двуреченский бегал как белка в колесе, выполняя различные поручения шефа. Ратману в конце концов самому пришлось прервать этот круговорот.

– Викентий Саввич, у меня есть предложение, подкупающее своей новизной.

– Закрыть вас здесь на семь суток? – пошутил Двуреченский. Или не пошутил.

– Помните, кто вас спас…

– Я помню, – перебил чиновник. – А потом я вас, уболтав глупого Лодыгу. Ну так какое предложение, не тяните?!

– Поговорить обо всем без спешки и желательно без лишних глаз.

– Когда, где?

– Сегодня вечером. У вас… Двуреченский ненадолго задумался.

– У меня… Вы у меня были?

Ратманов выразительно посмотрел на собеседника – ну уж сейчас-то дурака не валяй.

– Хорошо, у меня на Чистых, в девять, – согласился Викентий Саввич.

– Заметано.

– Честь имею! – Чиновник развернулся к столу.

– Если бы… – прошептал едва слышно Ратманов, но хозяин кабинета включил ультраслух и что-то расслышал.

– Что вы сказали?

– Ничего. До встречи!

– До встречи!

8

Георгию по-прежнему было очень грустно. Но в голове бывшего оперативника уже начал вызревать план. Что ему оставалось? А вернее, чего у него не было? Во-первых, нормальной связи с любимой женщиной, которая напрочь забыла, кто он такой. Во-вторых, каких-либо доверенных лиц в прошлом, ведь все окружающие принимали его за другого человека, а именно – обычного преступника, в теле которого он временно находился. Наконец, не осталось никаких связей и с будущим. Из-за того, что в тело прежнего «проводника» Двуреченского заселился неизвестный тип, думающий, что он обычный чиновник для поручений при главе полицейского сыска. Другими словами, у попаданца не осталось почти ничего! Но…

…Он помнил, что когда-то и сам ничего не знал о путешествиях во времени. И наверняка сложил бы голову в одной из первых же бандитских разборок начала XX века просто потому, что до конца не представлял, как в то время было принято себя вести! Пока не познакомился с «подельником» в лице того же Двуреченского, вместе с которым они и на дело ходили, и от местной шантрапы удирали. А главное – тот, прежний Двуреченский раскрыл ему глаза на многие вещи, научил, показал перспективу и даже отправил домой, в будущее, пусть и ненадолго…

Ратман стоял у вторых ворот особняка Двуреченского на Чистых прудах, с тыльной стороны обширного земельного участка, заодно позволив дворнику придирчиво рассмотреть непрошеного гостя.

– Вы чьих будете? – наконец произнес маленький начальник с лопатой.

Первой мыслью было ответить, как в фильме «Иван Васильевич меняет профессию». Но попаданец сдержался.

– Викентий Саввич ждет меня к девяти. Ратманов Георгий Константинович, доложите хозяину.

– А вы мне не указывайте. Ждите тут.

Дворник недовольно покрутился вокруг своей оси, еще раздумывая, а не проучить ли посетителя. Но все же ушел и доложился. А потом вернулся и позвал гостя в дом уже более адекватным и человечным голосом.

Двуреченский встретил по-свойски, в халате. И даже провел по своим апартаментам небольшую экскурсию. То ли не помнил, что Георгий здесь уже бывал… То ли… Впрочем, Ратманов воспринял это даже с благодарностью. Он и сам, признаться, подзабыл, как было обставлено его первое появление здесь.

– Голландская печь, – указал губернский секретарь на изразцы на стене. – Ну а это вы и сами видите: богемский хрусталь. Не то чтобы я его коллекционировал, но кое-какие запасы имеются. Пройдемте к камину?

– Охотно!

Жора присел на красивое резное кресло, которое лишний раз было даже жалко трогать. Словно оказался в музее быта, который мы потеряли. Но все же расположился поудобнее и сам не заметил, как едва не задремал, предавшись недавним воспоминаниям…

Двуреченский в форменном сюртуке с черными петлицами потчевал его китайским чаем из красивого фарфорового чайника и угощал конфетами фабрики Сиу:

– Я знаю большинство вопросов, которые ты хочешь мне задать. Давай так: сначала лекция – что, как, почему. Так ты разрешишь большинство своих недоумений. А потом спрашивай о деталях.

– Валяй! – тогда они были еще на «ты».

– Ну, держись за стул крепче! – А чиновник много шутил…

Ратманов вынужден был протереть глаза. Ведь вместо чая на камине стояла бутыль с «Водами Лагидзе»^[12]. Двуреченского в форменном сюртуке сменил Двуреченский в халате. Ну и шутить с гостем нынешний собеседник, судя по всему, особо не намеревался.

– Так что вы хотели мне рассказать, Ратманов? – Направление беседы задал сам хозяин дома, серьезный, как… реальный чиновник для поручений.

– Держитесь за стул крепче, – предупредил Ратман.

Глобально план бывшего оперативника состоял в следующем. Если в прошлом у него не осталось реальных подельников, он мог бы «вырастить» себе «подельника» для совместной работы сам! И лучшей кандидатуры для этого, чем Викентий Саввич Двуреченский, было не сыскать. Дальше предстояло в красках рассказать хозяину дома о попаданчестве. Так же, как когда-то сам Двуреченский вещал на ту же тему ему самому. То есть практически слово в слово воспроизвести однажды уже услышанное, чтобы ввести старого знакомого в курс и в дальнейшем бороться с превратностями судьбы вместе!

– Не буду ходить вокруг да около. Начну сразу с главного. Попаданцы, путешественники во времени, – это не миф, не книжный вымысел, а реальность. И мы с вами… с тобой… относимся к их числу. Мы особенные!