Старший охотник Ришнис поднялся следом за сыном и склонил голову, сложив руки в почтительном жесте, который хиннан обращали обычно только к своим старейшинам да ещё разве что к самому Раштау.

Хиннан подхватили её под руки, увлекли к костру. Адир похлопал рядом с собой, и жрицу усадили с ним. Аштирра не знала, куда себя девать от волнения, но от плошки тёплой мясной похлёбки и пиалы травяного чая с пряностями, которые кто-то сунул ей в руки, не отказалась. Щенок уже был тут как тут – пришлось поделиться с ним хрящом из бульона. Альяз подсел поближе, со смехом рассказывал совсем не трапезную историю о том, как его тело избавлялось от остатков «проклятой травы» после работы целительницы. Жрица улыбалась – таким её было не пронять.

Все притихли, когда Адир вернулся к рассказу. И пусть Аштирра не верила в духов-каи, которыми якобы повелевали её предки, сегодня она поддалась волшебству истории и этому особенному чувству общности, царившему у огня.

Ночь, полная чудовищ, ступала по границам света, нашёптывала свои тайны. Вдалеке пронзительно выли вышедшие на охоту хищники песков. Но здесь было безопасно и тепло, и одна мысль согревала сердце Аштирры больше прочих: Боги не оставили ни свою землю, ни свой народ.

Глава одиннадцатая
Подарки

Ещё несколько дней Аштирра гостила в становище – восстанавливала силы, приглядывала за Альязом, который уже рвался присоединиться к следопытам на охотничьих тропах и всячески проявить себя. Убеждала Ришниса, что ей не нужно всё это обилие подарков, которые охотник для неё приготовил в благодарность. Чтобы уж совсем его не обидеть, жрица согласилась принять одно тёплое покрывало из верблюжьей шерсти (отец такие любил), одно блюдо из мозаичной керамики (очень уж ей понравилось) и один охотничий нож (в пустыне ножи хорошей ковки были нелишними, а этот отлично подходил для разделывания туш животных). На том и порешили, но от Аштирры не укрылось, как Альяз потом тайком сунул ей в сумку мешочек драгоценных листьев дхау и пару ниток бус из отборных лазурита и сердолика.

И был ещё один подарок хиннан, от которого не так-то легко было отказаться, – маленький жёлтый щенок с бежевым носом. Ришнис сам выбрал его из помёта и отнёс в шатёр, пока жрица глубоко спала. Проспала она, как оказалось, почти двое суток, но охотник не бил тревогу – вспомнил, что́ Раштау говорил о восстановлении Силы. Тем более Аштирра впервые проводила исцеление настолько сложное и явно могла не рассчитать. В общем, её устроили поудобнее и не беспокоили. Воду меняли, чтобы в любой момент была под рукой, когда дорогая гостья проснётся. А кроме воды охотник оставлял и немного еды – лепёшки с мясом и сыром из верблюжьего молока. Вот только щенок тоже времени не терял, и угощение оказалось слизано без следа. Зато маленький сау бдительно охранял хозяйку, которая пока ещё даже и не знала, что стала ему хозяйкой. Мнение на этот счёт самой Аштирры пёсика явно не слишком интересовало.

Как было отказать, когда хиннан ценили своих псов на вес священного электрума и такой подарок был великой честью? Маджа тоже в своё время стал драгоценным даром племени Раштау.

Да и как его оттолкнуть? Глядя на смешного долговязого щенка, на трепещущий бежевый нос, которым он доверчиво утыкался в ладони жрицы, Аштирра таяла. Этот пёс никогда не заменит ей Маджа, с которым она росла и по которому до сих пор скучала. Но, может, и не нужна была замена… Ришнис как-то, проходя мимо и глядя на их игру, сказал будто невзначай – точно мысли её прочёл: «Собака совсем другая, да. Но у каждого пса в нашем сердце своё особое место».

И Аштирра успокоилась. Даже имя псу дала – Чесем.

Вечерами жрица присоединялась к хиннан у костра слушать сказки Адира. Золотоискателя, открывшего тот кувшин, ждала, конечно, печальная участь – каи, обещавшая ему союз с прекрасной охотницей, сама обернулась Китарой, подарила ему ночь любви, а потом завела глубоко в пески, и после никто его не видел. Лишь спустя несколько лун братья его нашли иссохшее тело в вади – как раз там, где он когда-то просеивал золотой песок. Были и другие сказки, печальные и весёлые – в зависимости от настроения слушателей.

Иногда старик хитрил, передавая слово смущающейся жрице, расспрашивал что-то о рэмейских традициях и верованиях да и вплетал их в свои истории. Получалось интересно, хоть, наверное, и далеко от правды. А впрочем, как на самом деле жили её предки, даже сама Аштирра не знала до конца, хоть и изучала историю Таур-Дуат с детства. О чём-то приходилось только догадываться – очень уж много времени прошло с имперской эпохи, и немало древних погибло, унося с собой бесценное знание. Теперь же рэмеи были немногочисленны, разошлись по миру, кто-то жил и дышал уже совсем иными традициями. О таких Раштау упоминал вскользь, неохотно.

В какой-то из таких вечеров жрица поняла, что ужасно соскучилась по отцу. Он тоже был мастером рассказывать – это она помнила с детства. В историях Раштау оживали образы с застывших рельефов, поднимались из песков древние города, обретали голос давно ушедшие на Запад предки. Он знал много, очень много – о величественных храмах и о праздниках, о чудесных победах и просто о незначительных каждодневных привычках и обычаях. Аштирра была уверена, что её отец ни в чём не уступал героям древности со всеми их чудесными умениями. Она не могла представить жреца могущественнее и мудрее, чем Раштау. И в том, что касалось плетения историй, с ним не могли сравниться даже искусные сказители кочевников. Разве что баллады Брэмстона поразили Аштирру настолько же…

Воспоминания о последнем визите в Сияющий наполнили сердце сладкой, чуть горчащей тоской. Конечно, Раштау уже не в первый раз уходил надолго, и девушка умело управлялась в их жилище, в храме и в Архиве, но всё равно скучала. Пожалуй, пришла пора вернуться в Обитель, покончить с порученными ей свитками и надеяться, что отец скоро вернётся. Да не просто так, а с вестями о гробнице Красуза! Удалось ли им найти след, ведущий к легендарной царице? Или дорога снова обрывалась, как это, увы, случалось часто?

Ришнис вызвался доставить Аштирру обратно в Обитель, и Альяз настоял проводить их. Когда-то они были просто товарищами по детским играм, но после чудесного исцеления молодой охотник привязался к жрице и ходил за ней, как сау. Даже побрататься предлагал, и в целом девушка была не против, но решила, что сначала лучше дождаться отца.

Всего одну ночь Ришнис и Альяз провели в Обители – приняли гостеприимство жрицы, с удовольствием искупались в озере, радуясь изобилию воды, разделили вечернюю трапезу, а наутро ушли в пески.

После пребывания в многолюдном становище привычная тишина храма первое время тяготила, и на душе было пусто. Аштирра вслушивалась в голос ветра, гуляющего по полуразрушенным галереям, в вой хищников, в шелест песка и не раз благодарила охотника, что он подарил ей сау. Чесем хоть и не умел разговаривать, а всё же с ним было намного приятнее.

Жрица показала щенку безопасный путь на стену. Днём он лежал рядом, пока девушка расшифровывала или переписывала свитки в тени статуи стража, а вечерами ходил к ней к озеру. Первое время Чесем обеспокоенно бегал по берегу, испуганный таким обилием воды, тявкал – а не сгинет ли хозяйка в тёмной бездонной глубине? Но Аштирра уговорила его попробовать, и вскоре сау уже сам нырял за ней, смешно фыркая и загребая тонкими лапами. В общем, понемногу жизнь входила в своё русло, и только смутная тревога подтачивала сердце. Тогда жрица шла в святилище и просила Аусетаар, чтобы приглядела за Раштау и их близкими; даже если они ничего не найдут – главное, чтобы вернулись благополучно.

Отец вернулся на исходе месяца, один.

Ночь мягко ступала по Обители, ласково касалась усталых плеч обоих уцелевших стражей, заглядывала в каждое святилище. В водах священного озера танцевали звёзды покрывала Аусетаар. Уютно потрескивал костерок на одной из каменных террас.

Аштирра нареза́ла вяленое мясо тонкими ломтиками. Раштау, уже успевший искупаться и переодеться, окунал их в соус со специями, размягчая, а потом поджаривал на огне. Готовые кусочки жрец раскладывал на большом разноцветном блюде, которое недавно подарил Ришнис.

Чесем сидел рядом, затаив дыхание и пуская целые гирлянды слюны. Неотрывно он следил за судьбой каждого ломтика – как хозяйка передавала кусочек отцу, как мясо купалось в соусе, а потом скворчало в огне. Особый интерес щенка представляло, конечно, блюдо с горой угощения. Но сау уже успел немного обжечь нос, огласив визгом всю округу, и теперь принюхивался с опаской. Аштирра нанесла ему целебное снадобье и погрозила пальцем – тащить еду, тем более горячую, было не лучшей идеей. Впрочем, запах от блюда и правда поднимался такой, что удивительно, как сюда не сбежались все окрестные хищники. Как тут устоять маленькому сау?

Раштау наконец нарушил тишину, мягко проговорил, не отрываясь от своего занятия:

– Откуда же взялся твой маленький дружок? Рассказывай.

– Так сразу и не расскажешь, – Аштирра вздохнула, протягивая ему следующий кусок для обжаривания. – Но ты был прав тогда. Хиннан приходили за помощью…

Коротко жрица рассказала ему о приходе Ришниса, о своём пребывании в становище, о ритуале и Всплеске, об исцелении Альяза. Глаза Раштау чуть расширились, но больше он ничем не выразил своего удивления – сдержанно уточнял детали о том, какие снадобья применяла Аштирра, что увидела внутренним взором, как проводила само исцеление. Девушка рассказывала подробно – она помнила во всех деталях, как отделяла кхайтани от человеческой плоти и как казалось, что Серебряные Нити проросли в ней самой.

Потом на некоторое время воцарилась тишина. Раштау снял с огня кусок, который дожаривал, отёр руки тряпицей… и вдруг сгрёб дочь в объятия, крепко прижал к себе, ничего не говоря. Аштирра потрясённо замерла, уткнувшись ему в грудь, чувствуя, как отец гладит её по волосам, целует между рогами. Когда Раштау чуть отстранился, удерживая жрицу за плечи, его тёмно-синие глаза странно блестели. А может, то было лишь отражение пламени…

– Однажды ты превзойдёшь меня, – тихо сказал он. – И это будет счастливый день… Потому что ты – всё, о чём я просил Владычицу Аусетаар, и даже больше.

Сердце сжалось от нежности под его взглядом.

– Я тебя тоже люблю, пап.

Раштау кивнул, чуть улыбнулся так, что морщинки в уголках глаз стали отчётливее. И в тот момент ей вдруг стало страшно.

«Однажды ты превзойдёшь меня…»

Отец был её защитником от всех опасностей с самого детства. Он мог одолеть любого врага, даже неведомых чудовищ Каэмит, и не было вопросов, на которые у него не нашлось бы ответов. О том, что однажды псоглавый Ануи заберёт его к Водам Перерождения, Аштирра просто старалась не думать. Он ведь был Раштау Пламенный Хлыст, величайший целитель, умевший уговорить смерть уйти! Но почему-то именно сейчас эта мысль коснулась границ восприятия тёмным крылом, кольнула безотчётной болезненной тревогой: отец был смертен.

– Это что такое! – вдруг прикрикнул Раштау, и девушка невольно вздрогнула.

Возглас был адресован не ей. Чесем, заметив, что обоим Таэху сейчас не до него, потащил с блюда кусок мяса, предварительно убедившись, что тот уже немного остыл. Голос жреца заставил его испуганно присесть, выронить добычу и сделать лужу. В общем-то, Аштирра его не винила – Раштау мог испугать кого угодно.

После щенка уже никто не ругал. Отец со смехом покачал головой и вернулся к готовке. Девушка, вздохнув, пошла за тряпкой, и сау потрусил за ней, неуверенно виляя хвостом и путаясь под ногами.

Когда они вернулись на террасу, Раштау уже разложил мясо на блюде и наполнил пиалы прохладным ягодным отваром.