Экая вы, голубушка, молоденькая. Вот что давеча сказал ей новый начальник отдела. Он из Гонконга; не толстый и не худой, не урод и не красавец, просто мужчина из Гонконга. Приезжал раз в месяц и четыре-пять дней проводил на фабрике. Он неизменно звал ее в свой кабинет и одаривал гостинцами – пакет невероятно сочных мандаринов, маленькие сахарные ананасы с Тайваня, иностранные шоколадки, на вкус горькие и мучнистые, – деликатесами, какие могут позволить себе путешественники. Корзинка с фруктами была завернута в жесткую морщинистую пленку, громко шуршавшую, стоило к ней прикоснуться. Фиби не представляла, как все это пронести через огромный двор с баскетбольной и волейбольной площадками, где хранить и как объяснить соседкам происхождение даров. Зависть к ней не угасла, волна ее лишь временно спала, но в любой момент могла превратиться в цунами. Фиби понимала, что это нехорошо, что она ничем не заслужила такие подарки, но от вида яркой спелой хурмы чувствовала себя особенной. Кто-то ее заметил и озаботился купить ей вкусности. Такого не случалось уже давно, и она приняла подношение.

Фиби шла по коридору общаги, ловя на себе завистливые взгляды соседок. Вся в испарине, она чувствовала, как виновато разбухшее сердце стало тяжелее корзинки с дарами. Однако дверь в спальню открыла уверенно и безумолчно затрещала:

– Эй, смотрите, что у меня есть! В Гонконге моя кузина вышла за очень богатого человека. Я не смогла поехать к ним на свадьбу, и они кое-что прислали с праздничного застолья. Давайте, давайте, угощайтесь!

– А ты не говорила, что родом из Гонконга.

– Да, я жила в приграничном округе «Новые территории».

– Ну тогда понятно, откуда ты знаешь кантонский диалект, – сказали соседки, набрасываясь на фрукты. – А то мы думали, ты нарочно его выучила, чтоб подмазаться к начальству.

Вот как оно бывает в Китае, думала Фиби, глядя на новых подруг, расправлявшихся с угощением. Все меняется в мгновенье ока.

С тех пор все девушки, узнав, кто она такая, стали относиться к ней дружелюбно: стирали ее вещи, если она работала сверхурочно, и даже говорили о личном – о родных местах, неурядицах с парнями и своих устремлениях. Как-то раз Фиби разговорилась с одной девушкой, вообще-то не подругой, просто иногда в обеденный перерыв они сидели рядом в фабричной столовой. У собеседницы зазвонил мобильник, она глянула на экран и, досадливо сморщившись, протянула телефон Фиби:

– Это парень, с которым я порвала, достал уже меня.

Фиби взяла трубку.

– Говорит кузина твоей бывшей подруги, – не здороваясь, сказала она. – Теперь это мой номер. У твоей пассии новый парень, богатый и образованный, не чета тупой деревенщине вроде тебя. Отцепись от нее, иначе я устрою тебе веселую жизнь. Мне известны твое имя и гадюшник, где ты работаешь.

«Ну ты даешь, Фиби!» Все вокруг смеялись и хлопали ее по плечу.

В первый выходной того месяца она вместе с другими девушками пошла в кино. Заглянули в закусочную, взяли молочный коктейль «Пенистый чай» и коробку такояки – шариков из теста с начинкой из вареного осьминога, которые уплетали, под руку разгуливая по вечернему рынку, точно школьницы. Девушки воротили нос от развалов, забитых нейлоновой одеждой в блестках, еще дешевле той, что они шили на фабрике. Динамики оглушали ритмами, от которых екало и сбоило сердце. Красота! Уловив знакомый запах с жаровен, Фиби почувствовала себя почти что дома. Афиши объявляли о концерте того самого тайваньского певца, и цена билетов не казалась чрезмерно высокой.

– Давайте поднакопим денег и сходим на концерт! – предложил кто-то. – Фиби, ты же его поклонница, верно? Можем скинуться и купить тебе билет, ты же нас всегда угощаешь. Говорят, некоторые песни Гари исполняет на кантонском диалекте, и ты нас обучишь ему подпевать!

Предложение, конечно, порадовало, но Фиби понимала, что все это пустые слова и никто ей билета не купит.

Она приглядела себе черный топик, расшитый блестящим бисером, но подруги ее отругали:

– Ты что, сорок юаней! Дорого! Вот все вы, новенькие, такие – тратите деньги на всякую ерунду, нет чтобы послать домой! И потом, тебе надо что-нибудь красивое, что подчеркнет твою ладную фигурку, а не этот старушечий наряд.

Но Фиби все равно купила топик. Ей понравилась вышивка – красная роза, каждый лепесток окаймлен серебристым бисером.

Но жизнь меняется так же быстро, как погода, когда осенние деньки, солнечные и бодрящие, вдруг уступают место промозглой зимней стуже. Фиби это уже поняла. В Китае все движется, нет ничего постоянного. Тем, кого любят, не стоит рассчитывать на вечную любовь. Ее не сохранить, на такую любовь нет прав.

Фиби принесла в общагу третью корзинку с фруктами и деликатесами. В этот раз были сушеные гребешки и консервированные морские ушки, которых никто из девушек не пробовал прежде. Устроили совместный пир.

– Нам такая роскошь не по чину, – сказала одна девушка. – Если б не Фиби, никогда не отведали бы.

– И то! – подхватила другая, набивая рот рисом. – А вот начальник Линь говорит, что в Гонконге этим никого не удивишь, там это обычная еда.

– Тебе-то откуда знать? Когда это ты болтала с Линем?

– Твоя правда, я с ним двух слов не сказала. Он разговаривает только с Фиби.

– Лучше бы не надо, – отшутилась та. – Он жуткий зануда. Я с ним общаюсь лишь по дурацкой работе.

– Похоже, ты ему глянулась. Он тебя даже в кабинет вызывает.

– Ага, чтобы взгреть за невыполненные дела. Ладно, ешьте, ешьте!

В следующем месяце господин Линь, едва приехав, позвал к себе Фиби и закрыл дверь кабинета с неизменно опущенными жалюзи. На сей раз он привез не фруктовую корзинку, но коробочку, из которой достал мобильный телефон последней модели – без кнопок, только с гладким стеклянным экраном. Такой сгодился бы дочери олигарха или владелице большой компании. Фиби даже не знала, как он включается.

– Но у меня уже есть телефон.

– Берите, берите. Подругам скажете, мол, выиграли на конкурсе.

Фиби повертела аппарат в руках и поднесла к лицу. Экран был точно зеркало, она видела свое отражение.

– Нравится? – Господин Линь неслышно встал сзади и положил руку ей на задницу, от чего даже сквозь джинсы стало горячо. До самого вечера Фиби чувствовала, как горят ее ягодицы, словно мужская ладонь, пробывшая на них всего полминуты, а то и меньше, выжгла на коже тавро.

– Что стряслось с твоей гонконгской кузиной? – спросили соседки. – Где продовольственный паек? Видать, родственница внезапно померла и превратилась в призрака.

На следующий день полиция забрала двух девушек из Шаньси. Фиби спросила, в чем дело. Оказалось, у них не было документов, они приехали нелегально, причем одна – несовершеннолетняя.

– Я думала, бумаги не имеют значения, раз уж хозяин не донимает вопросами, кто ты и откуда, – сказала Фиби.

– Так-то оно так, – усмехнулась соседка, – однако правила есть правила. До поры до времени можешь ими пренебрегать, но если кто-нибудь настучит, тогда уж держись. Тут почти все в чем-нибудь врут, и это сходит с рук. Кому какое дело, что у тебя нет правильного хукоу^[3] или твои документы фальшивые? Но если начнешь выдрючиваться, тебе устроят подлянку. Этих девок не любили, уж больно наглые, вот и нажили себе врагов. А чего они хотели, если считали себя лучше других? Говорю же, все до поры до времени.

Однажды Фиби вернулась с ночной смены и увидела, что портрет поп-звезды над ее койкой испохаблен фломастером. Гладкий лик усеивали черные точки угрей, теперь певец был в круглых темных очках и с кошачьими усами торчком.

Время истекало. С самого приезда Фиби чувствовала, что дни один за другим исчезают в бездне неудачи. Все работала и работала как заведенная, а жизнь вела обратный отсчет до момента, когда она станет никем, о ком никто и не вспомнит.

В обеденный перерыв Фиби вышла во двор и уселась на каменный бортик волейбольный площадки. Она понимала, что нужно действовать, иначе всегда и везде об нее будут вытирать ноги. Серые бетонные корпуса общежития, с четырех сторон окружавшие двор, застили свет. Из одного распахнутого окна неслась кантонская попса, в другом виднелся телевизор – повторяли репортаж о победах китайских спортсменов на Олимпиаде. В кадре был сектор прыжков в высоту. Долговязая блондинка сделала две неудачные попытки, неуклюже сбив планку. Еще один заход – и она выбывает из борьбы, что вообще-то не имело значения, поскольку никакая медаль ей не светила. И тут прыгунья сделала нечто такое, от чего Фиби аж вздрогнула. Спортсменка заказала высоту, до которой пока что не добрался никто из лидеров соревнования и которая превосходила ее личный рекорд. Она дважды потерпела неудачу на меньших высотах, однако решила совершить невозможное. Девушка хотела допрыгнуть до звезд, и терять ей было нечего, поскольку она и так занимала последнее место. Готовясь к прыжку, блондинка сжала и разжала кулаки, встряхнула кистями, а потом широким пружинистым шагом начала разбег. Фиби встала и отвернулась. Она не хотела знать, чем все закончится, это было неважно. Главное – светловолосая девушка пошла ва-банк.

Свой новый дорогой мобильник Фиби выгодно продала девице из Сычуаня, приторговывавшей в общаге. Прежде чем заглянуть к начальнику Линю, она вымыла голову, сделала прическу и надела обтягивающие джинсы, которые обычно приберегала для выходных. Невероятно тесные, они врезались в промежность, когда Фиби садилась.

– Милочка, выдача жалованья ранее установленного дня будет грубейшим нарушением правил, – сказал господин Линь, а сам уже набирал номер бухгалтерии.

– Да ладно, месяц-то почти закончился, всего неделя осталась. – Фиби намотала прядь на палец и кокетливо наклонила голову, как делали ее товарки, болтая с симпатичными фабричными охранниками. – И потом… – она хохотнула, – наши отношения слегка выходят за рамки правил, верно?

Фошань, Сонси, Дунгуань, Вэньчжоу – все это не для нее. Она поднимет планку до небес. Ей сгодится только самый большой и красивый город.

* * *

За соседним столиком девушка по-прежнему проглядывала журнал, а парень отправлял сообщения. Иногда, получив ответ, он смеялся, но девушка никак не откликалась и продолжала перелистывать страницы. Парень кинул взгляд на Фиби, и сперва ей показалось, что она видит на его лице знакомое презрительное выражение. Но потом поняла, что он лишь щурится от солнца. Ее он просто не замечал.

У девушки зазвонил телефон, и она стала рыться в сумке, выкладывая содержимое на стол. Его оказалось изрядно: патрончики губной помады, связка ключей, ежедневник в кожаной обложке, авторучка, какие-то квитанции и скомканные салфетки. Девушка ответила на звонок, после чего вскочила и начала торопливо запихивать все обратно в сумку. Парень хотел ей помочь, но она лишь досадливо сморщилась и уронила монету в пять мао^[4], подкатившуюся к ногам Фиби. Та нагнулась и подняла ее.

– Не беспокойтесь, – через плечо бросил парень, следуя за подругой. – Это мелочь.

Они ушли, и Фиби заметила кое-что забытое ими на столе. Под салфеткой осталось удостоверение личности девушки. Глянув в окно, Фиби увидела, что пара стоит на тротуаре, пережидая поток машин, чтобы перейти улицу. Фиби еще успела бы их догнать и оказать безмерную любезность, вернуть документ. Но она выжидала, чувствуя, как колотится сердце и пульсирует кровь в висках. Потом взяла пластиковую карточку. Бледное фото было нечетким – плоское лицо, напрочь лишенное изумительно острых скул оригинала. Любая молодая женщина в кафе могла признать в этом фото себя.

На улице парень взял девушку за руку, они перешли дорогу. Девушка все еще говорила по телефону, волоча за собой мягкую сумку, точно щенка. День выдался ясный, чуть тронутый осенней прохладой.

Фиби смахнула с карточки хлебные крошки и спрятала ее в свой кошелек.

2
初露锋芒
Выбери верное время для старта

У всякого здания своя изюминка, свое лицо. Вечерами их электрифицированные персоны оживают, они сбрасывают дежурную дневную личину и тянутся друг к другу, образуя новый мир вечно меняющегося цвета. Заманчиво воспринять их как единую световую массу, как одинаково мерцающее собрание иллюминированных реклам и причудливых флуоресцентных полос. Но это не так, они разные. Каждое здание подает себя иным способом, оставляя свой отпечаток в твоем воображении. Все их послания, если вслушаться, отличаются друг от друга.