– Я это знаю, – кивнул я, но такой вариант действий не единственный. Дело в том, что престолонаследие в той Российской империи находится даже в более подвешенном состоянии, чем в Основном Потоке двадцатого века. У самого нынешнего царя нет ни сыновей, ни братьев, а единственный дядя дряхл и тоже в потомстве имеет только дочерей. Зато князья императорской крови по различным линиям многочисленны, алчны и готовы сцепиться в схватке за опустевший престол. Смута на династической почве и война между комплотами элиты после смерти нынешнего царя в таких условиях неизбежна. Вот я и думаю, что, быть может, лучше дождаться, когда у меня появятся возможности заняться этим вопросом на регулярной основе, введя в тамошнюю Москву подразделения армии генерала Багратиона, которые пока нужны мне здесь? И это тоже вопрос из вопросов, ибо правящий монарх, в дополнение ко всем своим недостаткам, еще и зело нездоров, причиной чему возраст, а также гастрономические и сексуальные привычки пациента, так что ситуация в любой момент может сорваться на самотек. И тогда придется проделывать все то же самое, но уже в авральном порядке и расширенном режиме, разом вырубая все противоборствующие кланы до последнего.

Мишель вздохнул и спросил:

– А если вы все же усадите меня на трон местной Российской империи, эти самые кланы вырубать не потребуется?

– Потребуется, – кивнул я, – да только в условиях полицейской диктатуры, а не всеобщей кровавой замятни. Разница в жертвах будет примерно на порядок. И без диктатуры тоже никак нельзя, ибо иного способа вылечить все тамошние застарелые социальные болезни не существует. Ну что, Ваше Императорское Высочество, вы согласны на мое предложение или поискать другие кандидатуры?

– Согласен, – после некоторых колебаний ответил Мишель, – если у двух моих альтер эго хватило и нахальства, и таланта взяться руками за штурвал Российской империи, то чем я хуже них? И к тому же я давал вам клятву верно служить там, куда меня пошлют, и не могу ею манкировать.

– Ну вот и замечательно, – сказал я. – Ждите, распоряжение последует в свое время. А теперь возвращаемся к тому, что происходит на североамериканском континенте. Мистер Хайнлайн, вам слово. Расскажите нам о ваших впечатлениях за эти три дня и о том, как вам понравился результат действий демона.

– Вы издеваетесь, мистер Серегин? – сипло прошелестел старина Роберт, нервно огладив лысую как бильярдный шар голову. – Впечатления у меня самые гнетущие и отвратительные! От той Америки, какой она была когда-то, осталась лишь пустая высохшая оболочка. Тлен, распад, мерзость, деградация! И никакого проблеска! Невообразимый кошмар, до которого не додумалась бы самая изощренная фантазия! И вы, насколько я понимаю, не собираетесь тут ничего восстанавливать, а будете строить с нуля свое русское государство, чтобы выжившие под тиранией демона потомки американцев забыли даже родной язык…

– Родной язык для нас, мистер Хайнлайн, – сказала Руби, мрачно сверкнув глазами, – это язык боли, страданий и смертного ужаса, который мы испытывали до самого момента своего освобождения. Мы – как остроухие, которые, получив инициацию русским языком, сразу же забывают свой псевдоарамейский и начинают разговаривать только на том языке, на каком говорит их обожаемый командир. Вот и мои возлюбленные сестры, кто раньше, кто позже, пожелают отряхнуть со своих ног прах прежней жизни и встать в один строй с мистером Серегиным плечом к плечу. Вместе мы сила, а по отдельности мы никто.

– Честно сказать, мистер Хайнлайн, – произнес я, – мне еще точно не известно, что я тут буду строить на руинах. Понятно только одно – это не будет Америка ни в одном из своих изводов, потому что я сам не американец и не очарован вашей кровожадной старой шлюхой в джинсах. Однако сейчас передо мной стоят самые простые задачи. Мне требуется накормить это огромное количество женщин и девочек, переодеть их в новые удобные и красивые одежды, чтобы ничего не напоминало им о прошлой жизни, благоустроить их быт, чтобы их казармы изнутри перестали быть похожими на бараки нацистского концлагеря. Но самое главное – усадить их всех за парты, не забывая про чернокожий персонал, потому что неграмотный человек в моем государстве сможет найти себе только самое простое и низкооплачиваемое применение. Думаю, что по ходу решения этих вопросов контуры будущего государства сложатся у меня сами собой, но ни буржуазной демократии, ни хотя бы частично свободного рынка в нем не будет. Лживую и продажную буржуазную демократию, в которой политики продаются и покупаются как любой товар, ненавижу я сам, а для свободного рынка в стране-казарме просто нет экономических субъектов. Я намереваюсь внедрить в сознание граждан своей страны понятия твоего и моего, а также принципа экономической заинтересованности, ибо без этого невозможно построение эффективно функционирующей экономической системы. Но только боюсь, что на это уйдет много времени, да и стремиться основная часть населения будет не в бизнес, а совсем в другом направлении.

– Ну тогда, – с совершенно серьезным видом сказал старина Роберт, – вы должны рассмотреть вопрос иммиграции необходимого вам количества мелких бизнесменов и кустарных мастеровых. Насколько я помню, у вас в России в восемнадцатом году подобные люди чувствуют себя весьма и весьма неуютно.

– Зато и собирать их там весьма и весьма проблематично, – проворчал я.

И тут меня торкнуло… Есть же вполне благопристойный вариант – в виде европейских евреев, которых мне пытается по дешевке втюхать носатый миляга Рейнхард. Надо только заранее отсеять из этой массы носителей идеи богоизбранности, передав их товарищу Сталину для переработки в Гулаге, пусть даже для этого потребуется разделять семьи, а всех остальных, при условии соблюдении ими самых банальных тринадцати заповедей вполне можно ассимилировать на американском материке в качестве граждан моей империи. И не обязательно это должны быть евреи. Есть же французы, томящиеся под гнетом германской оккупации, а также прочие народы в разных мирах, на несчастных для себя отрезках истории, как те же ирландцы в мире Крымской войны. А еще надо повнимательнее взглянуть на китаянок, которые пароходами массово везут на бойни Британии и Царства Света. Бойни закрылись, а пароходы знай себе идут. Кто сказал, что предприниматели могут быть только мужского пола? Нифига подобного! Взять отовсюду понемножку самых лучших, добавить к ним своих гвардейцев-ветеранов – и лет через двадцать получится новая нация. Да, это отличная идея!

Собственно, на этом разговоры о делах закончились, народ доел свою тушеную свинину с картошкой и через порталы разошелся кому куда было надо.

Мир Мизогинистов, 27 июня 2020 года, поздний вечер, бывшее Царство Света, женский репродукционный лагерь в Шантильи (35 км к западу от Шайнин-Сити), бывший дом-особняк управляющего, семейная спальня.

Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский

Сегодня после ужина, когда все разошлись (даже Кобра с Мишелем убыла в Тридесятое царство), мы с Елизаветой Дмитриевной решили не ночевать в ее тесненькой каютке на штурмоносце, а обновить супружескую спальню, которую как раз закончила отделывать техническая команда тылового обеспечения под начальством серой эйджел техник-лейтенанта Келен Диа. Чтобы не чувствовать тяжелого некротического фона, в доме был установлен компактный магический генератор, настроенный на спектр магии жизни. Клин клином вышибают, и здесь это утверждение тоже истинно.

Если по ту сторону Атлантики электричество было обычным, но несколько дороговатым явлением, то в Царстве Света о нем, можно сказать, и не слыхивали. В ходу было так называемое газовое освещение, только газ использовался не природный, а тот, что добывают пиролизом дров или каменного угля, в просторечии называемый светильным. Если огонь в светильнике ночью вдруг погаснет, а газ продолжит идти, а обитатели комнаты, проснувшись ночью, чиркнут спичкой, чтобы зажечь потухший свет, то, при накоплении значительного количества газа, может случиться объемный взрыв.

Поэтому ну его, такое освещение… Установленный в подвале энергетический преобразователь, предназначенный для питания магического генератора, попутно выдавал на клеммные контакты еще и обыкновенное электричество с параметрами бортовой сети «Неумолимого». При этом использовались светильники, проводка и прочая фурнитура, которые были произведены в бортовых мастерских галактического линкора на оборудовании, предназначенном восполнять потери в случае боевых повреждений. Местные – три кухарки-негритянки и прочая прислуга, а также оставшиеся выморочными четыре бледнолицые наложницы предыдущего хозяина – первый раз увидев включившийся яркий немигающий свет теплого солнечного оттенка, от избытка впечатлений впали в благоговейное оцепенение.

И вот, проводив гостей, мы с Елизаветой Дмитриевной удалились на жилую половину, чтобы, расслабившись предаться законным любовным утехам. Вместе приняли душ (душевая кабина опять же производства мастерских «Неумолимого», из местных ресурсов только труба с холодной водой) и уже улеглись на роскошную императорскую кровать… как вдруг произошло неожиданное. В нашу спальню тихой сапой прокрались бывшие наложницы мистера Эллисона, которых я при встрече пожалел и не стал прогонять, оставив приживалками с неопределенными обязанностями, ибо чернокожая прислуга и без них справлялась со всеми делами. Уж больно печальные у них были глаза – как у крупных собак, хозяин которых умер или уехал, бросив их на произвол судьбы. Под Истинным Взглядом они читались точно так же, а еще было понятно, что если я прогоню их прочь, для них это будет равносильно смерти, ибо в бараках их не примут, и, скорее всего, равнодушно забьют насмерть. За что? А просто так! Хоть жизнь наложницы слуги Зверя не мед и даже не сахар, у тех, кто в бараках для передержки ждет решения своей участи, по этому поводу имеется свое, весьма искаженное представление.

Все, что я об этих девицах знаю, это их имена и возраст: Грейс шестнадцать лет, Линде тоже, Эйприл – восемнадцать, и Шарлин, самой старшей, двадцать один. У всех четверых под тоненькими пеньюарами видны синяки и ссадины – следы последней любви с уже покойным озверевшим самцом. И все равно они пришли сюда, потому что, раз уж я их не прогнал, считают обязанными предложить мне свои юные тела.

Обнаружив в мой спальне Елизавету Дмитриевну, девицы сперва удивились, потом приуныли. Рядом с моей породистой красавицей-женой местным измученным инферно-замухрышкам ничего не светит даже чисто теоретически, не говоря уже о том, что я принципиально сплю только со своей богоданной супругой.

Они повернулись к двери и собрались так же тихо удалиться, но тут мне захотелось их остановить. Уж слишком у них был несчастный и обескураженный вид… Мне показалось, что неправильно будет просто отпустить этих девиц восвояси, вот так, не сказав им ни слова – это будет почти равносильно тому, как если бы мы их просто прогнали. Пренебрежение малыми сими еще никого до добра не доводило.

– Погодите, девочки, – сказал я бывшим наложницам, уже направившимся к выходу.

Они остановились и дружно повернулись в нашу сторону.

Я сел на край кровати, кутаясь в покрывало.

Повернувшись к Елизавете Дмитриевне, я спросил по-русски:

– Ну что, Лизонька, потратим полчаса-час, раз уж так получилось, на светские разговоры?

– Разобраться хочешь? – спросила моя красавица, во всей своей красе садясь на постели по-турецки. – А надо ли?

– Надо, Лиза! – ответил я. – С демоном разобраться было легко, а вот с такими случаями это сделать гораздо труднее. Ведь они же типичные представительницы своего класса – сами пришли, искать их не надо, и после этого разговора я лучше пойму, что делать с похожими на них бывшими наложницами.

– Ладно, Серенький, уговорил, – кивнула Лизонька. – Ты начни, а я поддержу, если что.

Со стороны, для человека, не владеющего великим и могучим, все это, вероятно, выглядело так, будто мы с женой сговариваемся по поводу небольшой групповушки… Ну, так-то, чисто теоретически, с компанией диких и необузданных амазонок, делающих «это» по велению души, мы себя еще на свободу отпустить могли бы… А вот с бывшими наложницами, считающими, что это их должностная обязанность, уже нет.

– Значит, так, девочки, – уже по-английски сказал я, – а теперь четко и ясно объясняем, что вас заставило прийти в нашу с женой спальню. Я спрашиваю не о том, ДЛЯ ЧЕГО вы пришли, по времени визита и вашему внешнему виду это понятно и без пояснений, а именно о том, что вас ЗАСТАВИЛО.

Девицы обеспокоенно переглянулись. Они уже явно раскаялись в том, что сделали, но пути назад не было. А еще я пугал их до дрожи в коленях. Однако этот старый страх перед мужским полом в них уже смешивался с щенячьим обожанием, которое стало развиваться с того момента, когда я поселился тут, в Шантильи. По-русски в таких случаях говорят: «и хочется, и колется».

– Мы пришли, потому что так было положено раньше, – опустив голову, сказала Шарлин. – А теперь, если мы что-то сделали неправильно, то вы можете наказать нас, вот сюда.