Агата закрасила коричневым карандашом два-три седых волоска и, нанося на лицо и шею крем из розовой воды и глицерина, напомнила себе, что настало время для разговора о браке и обязанностях невесты. Да еще эта досадная ситуация с «женскими салфетками». Костанца обнаружила их в сундуке с приданым, когда его открыли, чтобы достать вещи, которые будут показывать на празднике, и спросила мать, зачем они нужны. Агата покраснела и пробормотала расплывчатое «Ты поймешь, они есть у каждой невесты». Она вздохнула. Предстоящий разговор смущал ее, она даже не знала, с чего начать. Ее покойная мать в свое время была избавлена от этих мучений, и к алтарю Агата пошла в полном неведении. Она вспомнила свою первую брачную ночь и улыбнулась. В последний раз оглядев себя в зеркале, Агата встала. Голова ее была забита многочисленными заботами. Одной бутылки ликера для женщин будет маловато, надо сказать кучеру, чтобы попросил еще две у золовки Джеммы, когда поедет за ней. Не все любят мандариновый ликер, да и какао тоже, хотя Агата не понимала, как можно устоять перед шоколадом из Модики. Погода обещает быть прохладной: уместно ли предложить гостям спумони^[4]? Может, надо было заказать лимонную и шоколадную пиньолату^[5], как предлагала тетя Джустина? Но теперь уже поздно, все распоряжения отданы.

Агата открыла ящик комода, чтобы достать список оставшихся дел, но тут ее внимание привлек футляр с коралловым ожерельем из Шакки, которое принадлежало ее матери. Она вынула его из коробки. До чего же красива эта подвеска в форме цветка, с капелькой внутри! Агата поднесла ожерелье к груди. Она наденет его вечером. Агата знала, что оно нравится Костанце. Дочь не раз намекала, как хочет получить его в подарок на свадьбу, – она еще не знает, что так и будет. Агата бережно положила украшение обратно в футляр, закрыла ящик и направилась на кухню.

Насыщенный электричеством воздух и грохот грома не помешали Костанце уснуть сладким сном невесты.

Она проснулась раньше обычного, взволнованная и счастливая. Спрыгнув с кровати, босиком побежала открывать ставни. Распахивая окна, она была уверена, что от ненастья, как часто бывает на Сицилии, уже не осталось и следа. И в самом деле, на улице сияло солнце, и даже ярче, чем обычно, словно Мессина хотела сделать ей свадебный подарок.

Теперь ничто не помешает гостям прийти к ней на праздник, и Костанца сможет надеть легкое платье из органзы, которое пару дней назад прислала Анна, портниха. «Жизнь прекрасна», – улыбаясь, подумала Костанца и устремила взгляд к горизонту, не обращая внимания на хаос, царивший в порту после шторма.

Костанца обернулась и оглядела свою комнату: белый кленовый комод, письменный стол, где она знала каждую царапину и каждое пятнышко, обои с ласточками, на которых сохранились ее первые рисунки, и почувствовала, что все это стало каким-то далеким, чужим. Мысли ее уже летели навстречу будущему дому и комнатам, которым предстояло принять ее в скором времени.

Костанца не смогла устоять перед соблазном снова надеть праздничное платье. Она уже примеряла его, но до сих пор не была уверена, действительно ли оно хорошо сидит. На ее эскизе платье не такое открытое, ведь она худая, да и грудь невелика, но мама и Анна решили сделать глубокое декольте. «Лето на дворе», – говорили они, стараясь убедить Костанцу, что так будет лучше. Но она ни за что не нацепит эти накладки, которые продают корсетницы, как предлагала портниха!

Костанца быстро скинула ночную рубашку и осторожно, чтобы не помять, надела платье. В целом то, что она увидела в зеркале, выглядело приятно. Сиренево-голубой цвет придавал ее светлой коже и большим голубым глазам особое сияние. Она была высокой стройной девушкой, и платье сидело на ней как влитое. Правда, плечи слишком оголены и ключицы чересчур выступают. Костанца подумала, что можно прикрыть декольте такими же цветами, которые будут в прическе. Длинные волосы медного цвета она заплетет в косу и уложит вокруг головы. Она тут же прикинула, как это будет выглядеть, но результат ей не понравился. Когда она станет замужней женщиной, то придумает себе более современную прическу и избавится от этой девчоночьей косы. Наконец-то она будет делать то, что считает нужным, и ей не придется отчитываться перед мамой, тетей, братом и кем бы то ни было! Только отец всегда и во всем ее поддерживал. Он говорил, что она уже достаточно взрослая и может сама принимать решения и отвечать за свои поступки. Скорее всего, и на ее замужество он смотрел так же. В последнее время глаза отца часто застилала пелена грусти, которая исчезала, как только он замечал на себе чей-то взгляд. Может, ему не нравится Альфонсо или он переживает из-за того, что дочь скоро покинет дом? Костанце тоже не хотелось с ним расставаться. Только это и омрачало ее счастье. Не будет больше захватывающих приключений, которые устраивал для нее отец. Например, прогулок на лодке воскресным утром, когда он будил ее на рассвете и они тихо выбирались из дома, как двое мальчишек, пока мать не проснулась и не остановила их. Как же им было весело! В этот час море было гладким, как столешница. Отец платил какому-нибудь моряку, чтобы тот прокатил их до самого маяка, а Костанца забавлялась, высовываясь из лодки и окуная руки в воду или забрасывая рыболовную сеть. Они приносили маме корзинку кефали, чтобы она не злилась, увидев дочь в мокрой одежде и с обгоревшим на солнце лицом. Приличные синьорины так себя не ведут! Наверное, мать права, и, к сожалению, теперь Костанце придется вести себя, как полагается замужней женщине. Она нахмурилась, но через мгновение, когда она отперла ящик стола и достала дневник, лицо озарила лукавая улыбка. Костанца в который раз прочла заветные слова: «Дорогой дневник, сегодня мы поцеловались. Это было чудесно. Настоящий поцелуй, вроде тех, о которых Джузеппина рассказывала в школе».

Конечно, у нее бывали и другие поцелуи: легкие касания губ, от которых сердце билось быстрее, но этот – совсем другое дело. Костанца почувствовала себя уязвленной, когда Альфонсо резко отстранился от нее. Ему не понравилось? Может, он разочарован? Ведь она так непринужденно переступила все запреты, забыв материнские наставления о том, как должна вести себя приличная девушка. Она была готова целую вечность стоять, прижавшись к его груди.

Вот о чем думала Костанца. Ей предстояло сделать самый важный шаг в жизни молодой женщины того времени – помолвка, потом замужество и дети. Казалось, судьба ее предрешена, и отчасти она была этому рада. Зная, что ожидает ее в будущем, Костанца чувствовала себя спокойно. Правда, вместе с тем она понимала, что многие ее желания не соответствуют образу жизни замужней женщины. Она восхищалась сестрами Гонценбах, основательницами Женского института, в котором она училась. Они вели необычную жизнь: одна посвятила себя журналистике, а другая, та, что была ближе Костанце, собирала старинные сказки и легенды. «Значит, даже приличная женщина может делать то, что ей нравится, а не ограничиваться домом, мужем и детьми?» – спрашивала себя Костанца. Она не хотела упустить ни одного шанса, который могла предложить ей жизнь.

Костанца записала эти соображения в дневнике, как делала всегда, чтобы упорядочить свои мысли. Ей нравилось возвращаться к событиям прошедшего дня и не только радоваться хорошему, прекрасному и забавному, но и размышлять об ошибках. Записывая все на бумаге, она могла посмотреть на свою жизнь более трезвым взглядом, словно со стороны. Анализируя совершенно неважные с виду мелочи, она улавливала смысл многих вещей. Это как увидеть что-то новое в человеке, рассматривая его фотографию: ты вдруг замечаешь неприметную ямочку на щеке, циничный взгляд или кривые ноги.

Аккуратно положив дневник на место, под папку с рисунками, Костанца достала с книжной полки партитуру романса, который собиралась спеть на празднике. Взгляд упал на ее любимые книги Жюля Верна, аккуратно расставленные на полке рядом с серией романов для девушек, которые она ни разу не открывала. Жюль Верн раньше принадлежал брату: он отдал ей книги, когда перешел в старшую школу и в книжном шкафу пришлось освободить место для учебников. Костанца буквально проглотила эти книги всего за несколько месяцев. Она заберет их в новый дом вместе со сборником сицилийских народных сказок на немецком языке, составленным Лаурой Гонценбах, – он всегда служил Костанце источником вдохновения для ее рисунков. Как знать, может, совсем скоро она будет читать их своим детям.

Интересно, цветы уже доставили?

Костанца надела туфли и быстро направилась в прихожую. Проходя мимо кабинета отца, она заметила под дверью полоску света. Наверное, он забыл выключить лампу. Но, скорее всего, просто заснул в кабинете, как часто случалось, когда он засиживался до глубокой ночи.

Костанца решила не стучать и тихо открыла дверь: ей хотелось удивить отца праздничным нарядом.

С порога кухни Агата увидела тетю Джустину. Несмотря на свои 60 с лишним лет и ночную бурю, та уже вовсю хлопотала в своем привычном фартуке в цветочек – насыпала на мраморный стол горку муки. И откуда у нее столько энергии? Агата бодро поприветствовала ее.

– Доброе утро, доброе утро. Наконец-то ты встала! – отозвалась Джустина. – Лед привезли!

– Боже мой, лед!

– Слава Богу, я велела Кармелине зайти к торговцу рыбой и заказать лед.

Тетя Джустина с глубоким вздохом закатила глаза, продолжая замешивать тесто костлявыми, узловатыми руками. Агата, ее племянница, – хорошая женщина, она обожает мужа и детей, но, как и ее покойная мать, совершенно непрактична, не умеет вести хозяйство и уж тем более управлять прислугой. Потому-то в этой семье каждый делает все, что ему вздумается. Прачка приносит белье, когда ей заблагорассудится; кучера вечно приходится разыскивать в порту, если нужно куда-то ехать. А Кармелина, эта худосочная килька, – просто нахалка! И как только Доменико взбрело в голову нанять горничную-неаполитанку, бестолковую недотепу, которая еще и делает вид, будто знает о стряпне все на свете? Уйма времени понадобилась, чтобы научить ее нескольким сицилийским рецептам! К счастью, тетя всегда любила готовить, но ей не под силу в одиночку организовать такой большой прием!

– Агата, надо поторапливаться, – сказала тетя, почесывая глаз тыльной стороной ладони. – Я делаю тесто для канноли. Их нужно штук 50, не меньше.

– Не меньше? А сколько же у нас гостей? – Агата достала из кармана список гостей и быстро просмотрела его. – Надеюсь, Антонино не явится вместе с Джеммой, а то они опять сцепятся с Доменико. Он не хотел его видеть, но, тетя, разве можно не пригласить старшего брата, да к тому же священника, если будет Джемма?

– А что с аранчини?

– Я сама ими займусь. Хорошо хоть, с рагу мы вчера управились.

– Если бы ее высочество Кармелина соблаговолила хотя бы протереть рикотту…

– Кофе только сварился, сами тогда наливайте, – нервно ответила Кармелина. – У меня всего две руки, не знаю, как я вообще на ногах держусь, после такой-то ночки!

– Кармелина, принеси, пожалуйста, банку с топленым салом! Нужно еще цукаты нарезать. Может, ты, Агата…

– Минутку, тетя. Дайте мне отдышаться! Разве вы не видите, что я до сих пор в халате? – сказала Агата, доставая из буфета чашки и блюдца для завтрака. – Сейчас мы со всем разберемся. Кармелина, я выпью кофе с господином Андалоро в его кабинете. Отнеси туда поднос с…

Внезапный громкий крик эхом прокатился по всему дому. Потом наступила еще более зловещая тишина.

Три женщины окаменели от страха перед свалившейся на них неизвестной бедой, которую они инстинктивно отказывались признавать. Но уже через мгновение они выбежали из кухни и столкнулись в коридоре с Руджеро; с лицом, покрытым мыльной пеной, он так спешил, что едва не сбил женщин с ног. Он первым вошел в кабинет, дверь которого была распахнута настежь. Еще до того, как он увидел сестру, лежащую без сознания на полу, в нос ударил непривычный запах серы. Отец распростерся на столе, лицом вниз; его голова утопала в луже крови, а безжизненная рука вытянута была по направлению к пистолету.

Руджеро почувствовал, что его сейчас вырвет. Все поплыло перед глазами. Дождавшись, пока восстановится дыхание, он глубоко вдохнул и резко развернулся, чтобы помешать женщинам войти. Но те уже стояли позади него.

Изумленные взгляды, потрясенные лица, крики отчаяния… Руджеро охватила паника, он задыхался и не мог вымолвить ни слова. Сердца всех, кто был в кабинете, разрывались от невыносимой боли. Внезапно они столкнулись с тем, что и представить не могли. В одно мгновение в голове каждого пронеслись тысячи мыслей. И прежде всего одна: почему?

– Надо унести отсюда Костанцу! – крикнула тетя Джустина. – Руджеро, перенеси ее в комнату! Кармелина, дай нюхательную соль!

– Пресвятая Дева! – Кармелина перекрестилась и, содрогаясь от рыданий, вышла из комнаты. Но тут же вернулась назад.

– Священник! Я пойду за священником!