В студию вошла пожилая дама, которая, благодаря сохранившейся фигуре, неплохо смотрелась в джинсах под синей футболкой. Поздоровались.

– Простите, Анастасия Андреевна, спрашивать такое у дам совершенно невежливо, но сколько вам лет?

– Мне шестьдесят три года, Сережа, и такого возраста уже не стыдятся – им гордятся! – широко улыбнулась она.

– Запомню! – улыбнулся я в ответ. – А теперь я обязан озвучить вопрос, который сейчас возник в головах львиной доли Советской молодежи – разве человек вашего возраста, при всем уважении к вашим профессиональным качествам, может что-то понимать в современной моде и ее атрибутах?

– Вопрос уместен, – важно кивнула она. – И я отвечу – в современной моде я совершенно ничего не понимаю. Однако я всю жизнь проработала на текстильном производстве, а штаны – это всегда штаны, будь они хоть трижды американские и синие.

– Спорить с этим утверждением будет только сумасшедший, – удовлетворил меня ее ответ. – В таком случае давайте перейдем к экспериментам.

И мы перешли – при помощи многочисленных фотографий, на которых показана ткань, фокус группы из пяти человек, которые с завязанными глазами пытались на ощупь найти отличия (не вышло, причем без всякой «мошны», мы тут за честность) и ряда химикатов, которыми обрабатывали ткань для демонстрации идентичной реакции, доказывали карго-культистам, что «совковая» джинса от джинсы белых людей совершенно не отличается. В конце я продемонстрировал почерпнутый у Фила способ проверки, потерев по изнанке шва белой бумагой и c гордой улыбкой продемонстрировав – пачкается!

– Меня всю жизнь учили, что если краска слезает с ткани – значит краска и ткань плохи, – с грустной улыбкой развела руками технолог. – Я уже совсем не понимаю молодежь, которой пачкающиеся штаны нравятся.

И на этом откровенно грязном приеме, подчеркивающем качество отечественных джинсов в разы эффективнее опытов (пожилая тетка не врубается, чуваки, значит ништяк!), мы попрощались со зрителями.

* * *

Под ревущий из бобинной магнитолы «новый звук» добрались до мелкого, расположенного в двадцати километрах к Востоку от Москвы дачного поселка на полтора десятка выглядящих заброшенными (и это в СССР 69 года!) домов, и подкатили к ничем непримечательному, окруженному покосившимся забором пятистенку. Выбравшись, хрустнул льдинкой на луже под ногой, полюбовался на укутанные в «Тверь» ножки открывающей калитку Виталины, и мы вошли в лишенный мебели и других атрибутов активно использующегося жилища дом.

– А пол-то чистый! – проявил я наблюдательность.

– Хорошо, что ты не из ЦРУ – иначе мне пришлось бы нежно удавить тебя прямо здесь, – подмигнула Вилка и отстучала сложный ритм по крышке погреба.

Спустя пару десятков секунд раздался приглушенный досками неприветливый мужской голос:

– Пароль?

– Сережа, заткни, пожалуйста, уши, – попросила меня девушка.

Послушно и добросовестно заткнул, и, чтобы ненароком не прочитать по губам, полюбовался играющими в спадающих через окно солнечных лучах пылинками. Кто скажет, что это некрасиво, тот лишенный чувства прекрасного чурбан!

Виталина поощрила за гражданскую сознательность поцелуем в щеку, подняла крышку, и мы спустились по совершенно неожиданной бетонной лестнице где-то двухметровой ширины, освещенную крепящейся к доскам пола лампочкой.

– Дом строили в последнюю очередь, да? – запросил я подтверждения.

– Вместе с поселком, – кивнула она. – Под другими домами тоже кое-что есть, но нам туда не нужно.

– Генетически усовершенствованных коммунистов поди лабораторным методом выводят, – хрюкнул я от этакой секретности.

Лестница уперлась в бронедверь.

– То есть местный привратник услышал твой стук, вышел на лестницу, спросил пароль, услышал ответ и вернулся сюда? – кивнул я на поблескивающий нержавейкой вентиль на двери.

– Именно так все и было, – подтвердила она.

– А как он услышал-то?

Виталина иронично на меня посмотрела и отстучала более сложный ритм.

Вентиль провернулся, и дверь открылась.

– О*уеть, – прокомментировал я ее толщину в добрый десяток сантиметров.

– Бомбоубежище, – пояснил открывший нам дородный мужик со «Стечкиным» в кобуре поверх камуфляжа.

За его спиной бетонный коридор упирался в стену с проделанной в ней амбразурой, из которой на нас смотрело вороненое дуло.

– Это ДШК у вас там? – спросил я, когда мы пожимали руки.

– Он! – раздался голос из-за амбразуры.

– Я тоже терпеть не могу, когда дилетанты лезут не в свое дело, но разве мощность ДШК для данного места не является избыточной? – не отстал любопытный мальчик и пояснил. – Самим же потом фарш убирать.

КГБшники загоготали, привратник запер за нами дверь и повел за бетонную перегородку, где мне дали потрогать пулемет. Прикольно! Отметив лишенный спертости и затхлости, идеально влажный воздух – вентиляция! – прошли по длинному, освещенному лампами дневного света коридору, в который выходили закрытые сейчас двери помещений и добрались до следующей бронедвери. Дяденька служивый повернул вентиль и смущенно попросил у Виталины разрешения не заходить, потому что «женат уже пятнадцать лет и не хочет так рисковать». Хрюкнув, она сказала, что прекрасно его понимает и не осуждает. Дяденька убежал, и мы открыли дверь сами, после чего на меня обрушился черно-белый мягкий и сногсшибательно пахнущий ураган, совершенно парализовавший восприятие и мешающий рассмотреть место, в которое мы попали.

– Какой хорошенький! – обняла мою левую руку зашкаливающе красивая (при всем уважении к Вилочке) кареглазая брюнетка, прижавшись к ней грудью третьего размера.

– Может отдашь его нам? – обняв руку правую, спросила Виталину чуть менее пышная, но столь же красивая голубоглазая блондинка.

На обеих – советские спортивные костюмы.

Спасите!

– Аня, смотри, он покраснел! – заметила брюнетка.

– Какой милый! – умиленно протянула блондинка-Аня.

– Ну-ка цыц! – цыкнула на них Виталина.

Девушки, изобразив на лицах расстройство, отпустили робкого юношу.

– Спасибо, любовь моя, – сипло поблагодарил я родную ловушку.

– Любовь! – пискнула брюнетка, положив ладони на щеки.

– И за что такой милый мальчик нашей Вилке? Ты же бракованная! – фыркнула блондинка.

– Спокойствие и равновесие! – пропел я любимую мантру.

– Браку брак не предлагают! – показала чужим ловушкам язык Виталина.

– Тю, нашла чем гордиться! – фыркнула брюнетка. – Пионера заарканила. Отдай мне его на денек – спорим он на тебя и смотреть после этого не будет?

– Ну-ка на*уй! – рявкнул я.

Девушки от неожиданности подпрыгнули.

– Какой грозный мужчина! – опомнившись, с совершенно влюбленной (буржуев обманывай, ловушка гребаная!) рожицей посмотрела на меня блондинка.

– Любишь командовать? – мурлыкнула брюнетка, наклонилась к уху и прошептала. – К тебе на х*й я не против!

Вздохнув, попросил:

– Товарищи младшие лейтенанты, очень вас прошу – давайте вести себя профессионально.

Девушек как подменили – улыбки из «журнальных» стали нейтрально-приветливыми, поток феромонов перекрыли, искрящие всяким многообещающим глазки пришли в норму – смотрят весело! – и даже, кажется, аромат духов стал не настолько зомбирующим. И все это – буквально за пару наносекунд, причем девушки, казалось, совсем ничего для этого не сделали.

– Жесть, – оценил я метаморфозу и спросил Виталину. – А ты тоже так можешь?

– Как? – с хитрой мордахой спросила она.

– Бить по голове гормональной кувалдой вот на таком уровне, – пояснил я, кивнув на девушек.

– Крепок, – вздохнула блондинка. – Сложно с ним было, Вилка?

Сидим, терпим – на прочность проверяют, очевидно.

– В жопе твоей Вилка, – показала сослуживице язык Виталина и ответила на мой вопрос. – Могу, конечно. Аня и Света – номера два и три в списке лучших, сразу подо мной.

– По списку трехгодичной давности! – надулась оказавшаяся Светланой брюнетка.

– И с тех пор ничего глобально не изменилось, – фыркнула девушка.

– Покажи, – попросил я.

И вроде бы ничего не изменилось, однако ширинка затрещала, а больше всего на свете мне захотелось утащить Виталину в уголок поукромнее, чтобы остаться там с ней навсегда. Да если бы она сразу показала себя вот такой, закомплексованный пионер бы и в самом деле ментально мутировал в Блока в известном смысле!

– Простите, дамы, но лучше моей Вилочки никого нет, – с виноватой улыбкой развел я руками.

– Вот такие у нас хищницы работают, Серега, – раздался из-за спин ловушек (высокие, блин, загораживают поле зрения) красивый мужской тенор с подчеркнуто-«ябедническими» интонациями. – А мне с ними на гастроли ездить!

«А ведь ловушка-мужчина может «ловить» не только женщин» – немного царапнулась непрошенная мысль, когда я пожимал руку одетому в спортивный костюм красивому мужику лет двадцати с квадратной челюстью, точеным носом и шевелюрой каштановых волос.

Ничего такого – не маленький, и каждому своё, но нужно будет поговорить со старшими товарищами на тему «почему сбежавший от кровавого режима гомосексуалист, конечно, добавит легитимности «легенде», но на дальней дистанции превратится в мощный «кейс» против нас». Впрочем, с гомосексуализмом в эти времени и у загнивающих не так уж все хорошо. Неужели в США (а куда еще убегать? В Европу, где с агентурой еще лучше, чем в Израиле?) не найдется важных одиноких теток?

– Игорь, – представился он.

– Сочувствую вам от всей души, – с улыбкой подыграл я. – Ни один мужчина планеты не должен подвергаться таким суровым испытаниям.

Наконец-то получилось осмотреть помещение – стандартная «комната» бомбоубежища. Вдоль стен – двухъярусные койки, тут и там – ящики и металлические шкафы.

Цель нашего прибытия сюда – познакомиться с будущими «предателями», потому что с завтрашнего дня, на базе все того же отданного под мои музыкальные проекты здания, стартует работа над «Аббой».

– Товарищи, – в горле встал ком. – Я буду из телевизора орать на весь мир о том, какие вы подлые твари и…

Голос дал петуха, настроение полетело в помойку. Жалкий. Это вот они тебя жалеть должны, Сережа?

– По*уй! – сморгнув выступившие слезы, оборвал я сам себя. – Работа такая.

– Правильно! – хлопнул по плечу Игорь.

– Все хорошо, Сережа, – мягко улыбнулась Аня.

– С такого трамплина мы высоко взлетим, – улыбнулась и Света. – Прямо туда, где панические вопли обиженного малолетки вызывают только презрительный смех.

И презрительно заржала. Понял вас, ребята. Спасибо.

Глава 3

Из секретного поселка мы отправились в Кремлевскую больницу, проведать маму – семья приходила к ней днем, а занятый сын не смог, поэтому нужно компенсировать. Да и хочется – соскучился!

– Привет! – обнял лежащую в той же палате, одетую в халатик маму. – Извини, работа.

– Трудоголик мой! – не обидевшаяся родительница чмокнула в щечку сначала меня, потом Виталину.

– Как дела-то? – опустившись на стул рядом с кроватью, спросил я.

– Скучно, – поморщилась мама. – Токсикоз прошел, но меня все равно теперь до самого конца не выпишут, – пригорюнилась, хитро стрельнув в меня глазками – мол, спроси.

Спросил:

– Почему?

– Потому что экспериментальный секретный аппарат в НИИ инструментов и оборудования показал, что здесь, – с характерной для беременных дам полной любви улыбкой к еще не появившимся на свет человечкам она положила руку на животик. – Бьется три сердечка.

– Охренеть! – восхитился я. – Точно придется еще одну квартиру захватывать!

Вселенная не мелочится!

– Скорее всего – мальчики, – добавила новостей мама.

– Поздравляю! – Виталина расцеловала родительницу в щечки.

– Одного отдадим в спорт, второго – в науку, третьего – в политику, – распределил я будущие семейные активы.

– Куда захотят, туда и пойдут! – одернула меня мама.