Добыв груз, мы ловко разделили его на шестерых, после чего разными путями все добрались до обозначенного места сбора, хотя конкретно я едва не надорвалась от непомерного веса за плечами. Как только все части товара скрылись в пустых деревянных ящиках грузового вагона, Берд сразу же получил из рук покупающего ликтора заранее оговоренную плату: шестьсот монет чистым серебром! То есть каждому участнику этой вылазки по сто серебряных монет – самый крупный куш за всю историю моей контрабандной деятельности! Ладно, девяносто монет чистыми, потому как каждый из нас отдаст из своего улова по десять монет шахтному вору.

Столько серебра одновременно я в своей жизни не видела, а потому, получив его на руки, сразу же ощутила практически обнажённую опасность: с такими деньгами разгуливать по “J” всё равно что дразнить смерть, вот почему мне сегодня нужен Берд – во-первых, его участие умножило нашу прибыль, а во-вторых, с ним меня не тронет даже самый законченный кантонский головорез. Угрозой этой ночью остаются только ликторы, но они, в отличие от нас, одеты в белое, так что ночами их полегче избегать, чем нас.

…Вылазка не может считаться успешной, пока ты не сбросишь с себя груз наработанного за ночь серебра. Собравшись впятером на первой от железнодорожной станции крыше, начинающей негласную надземную магистраль, мы приступили к спешному оформлению завершающего штриха начатого дела. Тень Стейнмунна беззвучно испарилась в темноте противоположной стороны магистрали…

Мы недооценили масштабы протеста. Похоже, в Кантоне начался настоящий бунт. Когда мы достигли середины пути, в стороне центра города гул человеческих голосов резко возрос и вдруг зазвучали выстрелы. Мы все одновременно затормозили и обменялись беспокойными взглядами: у жителей Кантона нет огнестрельного оружия. Человеческие крики продолжили ощутимо усиливаться… Ликторы стреляют по людям?!

Впереди, в соседнем квартале, вдруг что-то гулко бухнуло и взорвалось, и в следующую секунду огненный столп окатил один из кирпичных домов. У меня по спине сразу же разбежались непроизвольные мурашки: никогда ничего подобного не видела!

– Мастерская Тиарнака в ста метрах направо, – мгновенно среагировал Арлен. – Переждём…

Прежде чем он договорил, мы уже мчались направо, в сторону мастерской старого контрабандиста, для прикрытия занимающегося починкой механических изделий. В его мастерскую попасть просто, хотя проход и кажется рискованным: о самодельной чугунной лестнице, впаянной внутри дымоходной трубы, знают только члены контрабандистской группировки. Эта труба значительно шире и длиннее, чем в других домах, но всё равно пролезть по ней и остаться чистым не удастся – старик редко чистит от копоти и золы этот во всех смыслах чёрный ход.

Первым в трубу полез Берд, сразу за ним последовала я, затем Арлен, Гея и последним шёл Арден. Ещё до того, как спрыгнуть в камин, я поняла, что Тиарнак сегодня не один, но не успела напрячься, потому что сразу же распознала знакомые голоса – этой ночью не мы одни пошли на крупное дело, сорвали завидный куш и в итоге не добрались до своих домов. Все контрабандисты активизировались в благоприятное для работы время и в итоге совершенно случайно, и впервые на моей памяти, собрались полным составом: пятнадцать мужчин и две девушки. Это было необычно, а потому не могло не привести к попойке, тем более с учётом того, что Тиарнак из-под полы промышлял пивом собственного производства.

На улицах творился хаос, так что все мы были приглашены в более безопасную, подземную часть дома – в подвал. Подвал у Тиарнака что надо: огромный и просторный, в пятьдесят квадратов свободного пространства, занятого только лишь одним широким столом барного типа да крупными деревянными бочками с пивом, торчащими прямо из стен добротного фундамента.

Пили из больших деревянных кружек, которыми зачерпывали пиво прямиком из открытой бочки, стоящей в центре комнаты. Первый тост был за встречу, второй за Берда – его в сообществе контрабандистов уважают наравне с ветеранами. После второго тоста все расслабились, кто-то включил грампластинку со странной музыкой, начались грубые анекдоты, пьяноватые смешки и безостановочное черпание пива из бочки. Мне хватило двух пинт, чтобы расслабиться, и я заметила, что Берд тоже налегал на пиво поменьше, чем другие мужчины, хотя смеялся от каждого анекдота громче всех – душа компании, которая, впрочем, никогда не теряет бдительности. И всё же, какими бы грубыми и неотёсанными ни казались контрабандисты, от всех их так и исходит семейное тепло – в нашем тесном сообществе никто никого не подставит, не обкрадёт и не предаст, потому как эти вопиющие грехи караются изгнанием. Так что выпивать здесь, имея за пазухой сто монет, куда безопаснее, чем быть трезвым за пределами этого подвала, в компании якобы приличных людей.

Арден и Гея после третьей пинты отделились от общей компании и, зайдя в укромный угол за бочки, сосредоточились на поцелуях. Заметив это, я сразу же отвела от них взгляд и с грустью пожалела о том, что Стейнмунн всё-таки не стал контрабандистом – сейчас бы вместе праздновали эту сумасшедшую ночь, пили пиво, слушали дурацкие анекдоты и хриплую музыку виниловой пластинки.

Стоило мне задуматься о подпольной романтике, как ко мне подошёл Арлен и, уже пьяноватым тоном, произнёс:

– Как насчёт того, чтобы выпить на брудершафт?

– Остынь, – сквозь кривую ухмылку сразу же осадила парня я.

– Так и знал, – в ответ пожал плечами мгновенно остывший собеседник и, разочарованно вздохнув, отправился допивать своё пиво в компании грубых старших мужчин.

Сказав “так и знал”, мог ли он иметь в виду, что знает, из-за кого конкретно я отказываю не только ему, но всем парням? Арлен всего лишь на год старше меня, и он немного легкомысленен, так что им я бы не заинтересовалась, даже если бы не смотрела в сторону Стейнмунна, но вот Арден… Арден более взрослый и серьёзный, так что он мог бы меня заинтересовать, и он даже старался это сделать до того, как сфокусировался на Гее, да вот только уже тогда в поле моего зрения появился Стейнмунн, так что не срослось… Скольким достойным парням я дала от ворот поворот только из-за того, что меня заинтересовал парень, с которым я не смогу быть вместе, о чём я знала с самого начала? Арден – лучший из получивших отказ, но были и другие, более взрослые и не менее интересные варианты. Я знаю, что многие из них, включая Арлена, ждут, когда Стенмунн наконец исчезнет с моего горизонта, чтобы успеть первыми занять освободившееся место, и ждать им остаётся совсем недолго, отчего на душе у меня с каждым днём всё тоскливее и тоскливее – не кошки, а львы скребут… Впрочем, что тут поделаешь? Смирюсь и переживу.

Из задумчивости меня вырвал голос Берда, и я сразу же поняла, что не заметила, как он приблизился ко мне. Забрав из моих рук опустевшую деревянную пинту, он протянул мне новую, заполненную до краёв, и вдруг выдал:

– У тебя всё на лице написано.

– Вот как? – я не смогла скрыть лёгкого удивления. – И что скажешь?

– Не сохни ты по этому Стейнмунну, – вдруг выдал он, и его попадание в цель неожиданно уязвило меня: неужели и вправду настолько дала слабину, что меня смогли прочитать? Нет, так не пойдёт…

– Я не из тех, кто сохнет по парням, – категорично отрезала я в ответ.

– И правильно. В конце концов, он выбрал свой путь, и что бы вы ни чувствовали друг к другу, тебя на его пути нет, ты ведь знаешь.

– Как и ты знаешь, что не им был выбран этот путь. Будь его воля…

– Но его воли здесь нет. Ну же, выше нос, летучая мышка, – с этими словами он мимолётно коснулся моего носа указательным пальцем, как бы заставляя поднять его вверх. – Давай, выпей с батей.

– Какой ты мне батя? – мгновенно заулыбалась я. – Так, одно название.

– Ну-ну-ну! В угол поставлю, маме твоей нажалуюсь, за ухо оттягаю…

– Звучит как перечень того, чем ты пренебрёг в моём воспитании!

Мы уже смеялись вовсю, когда принялись пить на брудершафт.

Это была замечательная ночь. Одна из лучших в моей жизни. Но на этом моменте она не закончилась.

Возвращение домой посреди тёмной кантонской ночи, пьяными перебежками передвигаясь по крышам в компании не менее захмелевшего и задорно-рискового отчима – вот что поистине было интересного в моей жизни.

– Стой-стой-стой! – вдруг хмельным полушёпотом выпалил Берд, резко остановившись возле низкой, квадратной трубы. – Здесь живёт эта, как её… Ну как её?

– А-а-а… – не менее пьяно протянула я. – Ну такая, кудрявая…

– Ага!

Дальше, не говоря ни слова, Берд сунул руку себе за пазуху, вытащил из неё свой мешок с серебром, отсчитал целых десять серебряных монет и, оставив их в ладони, вернул мешок назад под рубашку.

Контрабандисты, когда у них появляются излишки, анонимно помогают нуждающимся. Мы тут своеобразные теневые легенды – многих спасли от голодной смерти в самый трудный час. Конкретно в этом доме живёт женщина, которая пытается прокормить целых трёх несовершеннолетних племянников. Недавно до нас дошёл слух, что булочник отказал продавать ей хлеб в долг, что очень плохой знак – если уж булочник не даёт в долг, значит, задолженность должна быть большой, и не только в его лавке. Эту женщину мы знаем только вскользь, она работает в лавке торговца сукном, недурная, но всё равно многострадальная.

Следуя за Бердом, я остановилась у самого края трубы и заглянула внутрь. Трубы во всех домах устроены практически одинаково: без колен, прямые выводы на крышу, так что если в них что-то бросить – попадание будет прямо в камины, только если не закрыт теплосберегающий затвор.

– Тсс… – отозвалась я, привлекая внимание Берда. – Затвора нет, но там, вроде, угли, и на углях что-то… Попадание придется прямо в посудину.

Согласно кивнув, Берд одним разом выбросил в трубу целых десять серебряных монет. Десять монет чистым серебром – это неслыханная щедрость, какую я в своей жизни видывала только от Берда.

Сделав это, мы побежали дальше, прямиком до крыши нашего дома, до которой оставалось всего ничего. Мы не узнаем, что хозяйка одарённой щедростью Берда трубы найдёт все десять монет уже утром, и сделает это как нельзя вовремя, потому как она и её племянники перед этим не ели уже три дня и оттого в буквальном смысле пребывали на грани от трагичного исхода. Женщина очень удивится этой находке, на мгновение задумается, не ошибся ли кто-то дымоходом и не вернётся ли за этим богатством какой-нибудь опасный вор, и не востребует ли всё вернуть назад и с процентами, но её материальное положение уже давно как слишком крайнее, так что она практически не задумываясь возьмёт эти деньги. Семь монет чистого серебра покроют все её долги, ещё три монеты накормят, а потом, когда эти деньги иссякнут, ей ещё раз улыбнётся удача, так что к концу года всё у неё в итоге сложится наилучшим образом. Этой ночью Берд своей щедростью спас от голодной смерти семью из четырёх человек, но остался в неведении о том, сколь великое дело он совершил. Думаю, в этом и заключается чистота – в том, чтобы делать добро не ради чего-то, а просто так, от сердца.

Наконец мы забежали на территорию нашей крыши, по примеру прочих накрытую грубым чёрным рубероидом.

– А теперь, Дементра Катохирис, я буду тебя грабить! – ухмыльнулся Берд, тяжело дыша и упираясь ладонями в колени. – Давай, гони сюда все свои деньжата!

Не раздумывая, я вытащила из-за пазухи свой мешок с серебром и отдала его в руки отчима.

– Как обычно, – приняв его и спрятав под свою рубашку, выдохнул он, – третья половица, ну ты знаешь…

Третья половица от стены под шкафом в его спальне – там хранятся все деньги, которые у нас есть, а их у нас накопилось очень даже прилично… Словно прочитав мои мысли, Берд решил обсудить именно эту тему:

– На одну серебряную монету нашей семье можно две недели досыта питаться, то есть каждый день каждый из нас может съедать по свежему пирогу с мясом и запивать его самым свежим квасом, а у нас тут таких монет на год вперёд. С учётом же всей суммы наших запасов – мы обеспечены на пять лет вперёд.

– К чему ты ведёшь?