«Вроде подошла. В крайнем случае продам старьевщику за пару монет. Возможно, и нож придется продать. Не о том думаешь, – оборвал я сам себя. – Надо идти от исходника и слепить для себя образ Клода Вателя. Если исходить из отличного физического состояния тела, то можно действительно предположить, что тот когда-то был акробатом или жонглером, вот только как быть с цитатами на латыни? Беглец из монастыря? Может, и так. Возраст пока можно оценить только ориентировочно… двадцать пять – двадцать восемь лет. Одет как не бедный горожанин. Так, может, все-таки мелкий торговец? Ну, не знаю. А вот студента из списка точно можно выбросить. Правда, ясности не больше стало, слишком много противоречий. Хм. Может, попробовать наняться в помощники к какому-нибудь купцу? Я знаю несколько языков. Хотя знаю их современные варианты, но есть шанс, что получится так, как с французским. Военное дело по-любому отпадает, моя работа – тайная война. Интересно, как тут обстоит дело со шпионажем? Скорее всего, что никак. А может, мне пойти по медицинской стезе? Неплохо знаю анатомию, немножко психологию и основы скорой помощи. Вот только не мое это, да и перспективы сомнительные. Да еще непонятно, как у них обстоят тут дела с дипломами. А на сегодняшний день? Можно грузчиком… или вышибалой. Короче, надо думать, а сейчас спать».

Проснулся я уже от громких звуков над своей головой. Солнце било сквозь щели, нарезая тонкими полосками утоптанную землю, а за деревянными досками были слышны громкие голоса людей. Я осторожно вылез из-под помоста, чем вызвал у местных зевак дружный смех. Они какое-то время показывали на меня пальцами и отпускали грубые шутки, но стоило мне отойти чуть в сторону, как внимание зевак снова вернулось к эшафоту. Надев «подаренный» мне головной убор, я теперь мало чем отличался от большинства горожан. В животе заурчало. Подойдя к фонтану, попил воды, затем снова вернулся к толпе зевак. Стоя позади людей, снова стал лихорадочно думать, как мне найти хотя бы временную работу.

«Может, в местный трактир попробовать устроиться? Кухонным рабочим. Или вышибалой».

Обдумывая варианты, я смотрел, как мужчина на эшафоте, стоя на лестнице, налаживал петлю. Слишком резко потянувшись, он покачнулся и чуть было не упал, но успел ухватиться за перекладину, правда, при этом выпустил веревку из рук, и та, скользнув, упала на помост. Зеваки, которые смотрели за всеми приготовлениями, почему-то не стали ему помогать. Правда, при этом никто из толпы не смеялся и не отпускал шуточки о его неловкости.

«Наверно, помощник палача. Вот только уже в возрасте дядька, – не успел я так подумать, как следом пришла другая мысль: – Может, помочь человеку? Сделаю доброе дело, глядишь, монета перепадет… или покормят».

Я решительно зашагал к помосту под удивленными взглядами зевак.

– Тебе помочь?

Мужчина, уже начавший спускаться вниз по лестнице, замер, затем внимательно, но при этом с явным удивлением, посмотрел на меня. В толпе кто-то засмеялся, но почти сразу умолк.

– Чужеземец?

– Какая разница. Так тебе помочь?

– Я палач, – сказал так, словно лязгнул металл.

«Палач? А где маска?» – автоматически сработал у меня в голове шаблон, оставшийся в памяти после просмотра пары-тройки исторических фильмов в далекой юности.

– И что?

Теперь уже палач озадаченно смотрел на меня. Его взгляд и воцарившаяся позади меня тишина сказали мне, что я что-то делаю не так. Оглянувшись, увидел недоуменные взгляды людей и понял, что, произнеся несколько слов, тем самым я сумел нарушить какое-то местное табу, но так как ни проклятий, ни угроз из толпы не последовало, то я решил ничего не менять в сложившейся ситуации, тем более что впереди маячила миска супа, а если повезет, то еще пара мелких монет.

– Помоги, если хочешь, – выдержав паузу, произнес палач.

Я залез на помост, поднял веревку с петлей и подал палачу, после чего стал держать лестницу. Когда тот слез, то последовал его новый взгляд, но уже пристальный, цепкий и оценивающий.

– Еще нужна моя помощь?

– Не откажусь, – при этом палач хмыкнул.

Судя по его саркастическому хмыканью, он такого непонятного для него человека видел первый раз в жизни, впрочем, то же самое можно было сказать и о толпе, которая при моем появлении на эшафоте зажужжала, как рой пчел. Под руководством палача я занимался различными мелкими работами, например, менял местами колышки на здоровенном колесе, при этом мне было слышно, как палач тихо ругал за что-то плотников. Как я еще понял, у палача было очень плохое настроение, хотя он умело это скрывал.

Выполняя мелкие указания палача, я продолжал краем глаза следить за людьми на площади. Их стало больше, и вскоре в мою сторону стали тыкать пальцами, объясняя вновь прибывшим, откуда взялся новый помощник палача, а еще минут через десять появился городской глашатай. Он трижды протрубил, привлекая к себе внимание, затем не торопясь повесил на ремешке свой горн через плечо, после чего достал из поясной сумки свиток. Подождал еще несколько минут, пока не соберется больше горожан, развернул бумагу и стал читать. Это были официальные изменения в казнь, из которых стало ясно, что один из разбойников искренне раскаялся, и теперь его ждет не четвертование, а петля. В итоге нам пришлось срочно добавить еще одну петлю на виселице. Стоило глашатаю дочитать текст до конца, как в толпе раздались негодующие крики, люди почему-то были недовольны внесенными изменениями.

Палач еще раз прошелся по помосту, подергал веревки, проверил узлы, после чего повернулся ко мне и сказал:

– У меня есть время до того, как колокола пробьют полдень. Если ты не против, парень, то пошли со мной. Угощу пивом.

При этом у него снова появился настороженно-недоверчивый взгляд, словно у бродячей собаки, которой нередко доставалось от людей.

– Еще бы поесть было бы неплохо. Если можно.

– Не только можно, даже нужно, – тут мне показалось, что в его голосе чувствовалось облегчение.

Мы спустились с эшафота по деревянной лестнице. Палач шел впереди, а я за ним. К моему удивлению, толпа, резко отхлынув в обе стороны, освободила нам дорогу. Идя следом, я слышал, как люди громко обсуждали меня, ничуть не стесняясь:

– Кто он такой? Помощник палача? А кому тогда сломали руку? Да нет, это какой-то бродяга. Почему бродяга? Одет вроде прилично.

Углубившись в хитросплетение улиц, мы шли, держась как можно дальше от центра города с его лавками и тавернами, при этом я отметил, что палач идет не как все граждане, а держится чуть ли не впритирку к стенам домов. Горожане, которые встречались нам по пути, стоило им его узнать, сразу опускали глаза и торопливо переходили на другую сторону улицы. В голове роились различные догадки о том, что происходит, но пока было понятно только одно: существует, пока не понятная мне, изоляция палача от общества. Спустя какое-то время мы дошли до городской стены. Судя по специфической вони в этой части города, нетрудно было предположить, что где-то недалеко находятся мастерские по выделке кожи.

«Он что, где-то здесь живет?» – поморщился я, когда мы проходили мимо громадных чанов с дубильным отваром.

Далее пошли загоны для скота, которые сейчас стояли почти пустые. Судя по количеству дерьма, которое убирали сейчас два человека деревянными лопатами, забрасывая его на телегу, скота в этих загонах еще недавно было довольно много. У меня было предположение, что у города есть хотя бы пара ворот, но как оказалось, кроме них существовал еще проход для скота, через которые стада загоняли в город. Вот через них нас выпустила городская стража.

За воротами, в тридцати метрах от городской стены, стоял возок, точно такой, какой я видел у купцов, явно предназначенный для долгих поездок, а в двадцати метрах от него пасся стреноженный конь. На земле, опершись спиной на колесо, сидел дюжий парень с перевязанной рукой. При виде палача он неуклюже вскочил.

– Мастер! Вы быстро справились! – но тут он увидел, что палач пришел не один, и, похоже, очень удивился. – А это еще кто такой?!

– Чтоб тебе сдохнуть, дерьмо собачье! – неожиданно выругался палач, после чего обрушился на парня с жесткой руганью. Судя по всему, ему явно хотелось выпустить пар. Из его слов, вперемешку с руганью, можно было понять, что сволочь и свинья по имени Жан, умудрился сразу по приезде в город сломать руку. – Почему только руку?! Почему тебе, ублюдок, башку не проломили?! Я бы тебя похоронил и сразу забыл, как о ночном кошмаре!

– Мастер! – детина с трудом опустился на колени. – Прости меня! Черт попутал! Больше никогда не буду, клянусь святым Августином!

Палач только плюнул в его сторону, затем обойдя стоявшего на коленях помощника, подошел к повозке.

– Иди сюда, парень, – позвал он меня, копаясь в повозке. – Ага, вот и мешок.

Он достал кусок отбеленного полотна, застелил его на земле, после чего достал из мешка уже нарезанную ветчину, половину каравая хлеба, круг колбасы, сыр, а в конце – кожаную флягу и две оловянные кружки.

– Садись, ешь, – пригласил он меня. – Времени у нас немного, а мне надо с тобой еще поговорить.

Я сел, глотая слюну при виде такого изобилия. Жана палач не пригласил, и тот, поднявшись с колен, теперь стоял с несчастным видом в стороне. Палач быстро налил пива в кружки, отломал себе кусок колбасы и стал неторопливо ее жевать, запивая пивом.

– Тебя как зовут?

– Клод Ватель.

– По имени ты француз, но некоторые твои слова звучат странно. Хотя мне доводилось слышать, что на границе с Кастилией есть Страна басков, так эти горцы считают, что говорят по-французски, но при этом их мало кто понимает…

В ответ я смог только отрицательно помотать головой, так как рот был занят процессом скоростного пережевывания и поглощения пищи.

– Откуда ты? И как здесь оказался?

Как можно кратко я объяснил ему, что после удара по голове частично потерял память. Его реакция оказалась довольно неожиданной. Он вдруг вскочил, зашел мне за спину и, убрав волосы, стал бесцеремонно рассматривать рану на голове, при этом спрашивать про симптомы, потом вдруг резко прервал свое обследование и сказал:

– Очень интересный случай. Может, нам еще удастся поговорить о нем, но сейчас я хочу получить ответ на свой вопрос: ты веришь в проклятье палача?

– Не верю, – проглотив кусок колбасы, подтвердил я, честно глядя ему в глаза, не имея при этом ни малейшего понятия, о чем он сейчас меня спросил.

Хмыкнув, палач на какое-то время задумался, потом сказал:

– Ты, действительно, какой-то странный. Могу предположить, что это действие раны на голове, но ты говоришь вполне разумно, не брызгая слюной и не размахивая руками. У тебя не было припадков?

– Я не безумец, – резко отмел я его сомнения.

Удовлетворенный моим ответом, он кивнул, как бы соглашаясь со мной, а потом неожиданно спросил:

– Клод, тебе приходилось бывать на войне и убивать врагов, глядя им в глаза?

По его вопросу нетрудно было догадаться, о чем пойдет разговор дальше. Его подмастерье сломал руку, поэтому ему срочно нужен помощник для работы на помосте. Мне никогда не доводилось делать что-либо подобное, но, с другой стороны, в моей прежней жизни «грязи» хватало, поэтому я решил, что час-полтора как-нибудь продержусь на эшафоте.

«Во-первых, деньги, так как палач вроде жлобом не выглядит, а во-вторых, совместная работа сближает. Глядишь, что присоветует, а может даже насчет работы поможет», – подумал я о перспективах, но все одно под сердцем чувствовался холодок. Так у меня обычно бывало, когда поручали работу «с душком».

– Приходилось.

– Значит, крови ты не боишься, – подвел итог палач.

– Не боюсь.

– Меня зовут Пьер Монтре. Я палач города Тура. Сюда меня пригласил городской совет города Амбуаза для свершения правосудия, – официально представился он, при этом пристально глядя на меня в ожидании реакции.

– Я уже это понял, – ответил я, прожевав очередной кусок ветчины. – От меня тебе что надо?

Мои слова ему неожиданно понравились, при этом он даже как-то повеселел лицом.

– Этот кусок собачьего дерьма, – он бросил злой взгляд на стоявшего парня, который сейчас со злым лицом наблюдал за тем, как я ем его пайку, – по приезде в город решил выпить пива, потом полез в драку, где безмозглому придурку повредили руку. Видно, господь решил меня за что-то наказать, наградив таким помощником. А, что тут говорить!

Пьер пренебрежительно махнул рукой в сторону Жана, потом перевел взгляд на меня и вдруг неожиданно спросил:

– Ты добрый католик?

Судя по всему, он спросил меня просто так, потому что по его лицу было видно, что он уже все решил для себя. Ни слова не говоря, я достал из-под ворота одежды крестик и показал палачу. Тот кивнул, потом прямо спросил:

– Так ты мне поможешь?

В принципе, я уже решил этот вопрос для себя, поэтому ответил согласием:

– Помогу. Что надо делать?