И все же, точно завороженные, братья так и остались стоять на горе, не двигаясь, они наблюдали, как внизу новые люди копошатся на улицах нового города, и часто недоверчиво качали головами. Они словно боялись, что стоит им ступить на эти улицы, все это окажется какой-то странной галлюцинацией, а когда станет ясно, что все это время они находились во власти иллюзии, она развеется, и им придется вернуться к своей прежней никчемной жизни. Возможно, из-за собственного ошеломления они не заметили, что люди на улицах нового города и в прилегающем к нему военном лагере тоже ведут себя странно, словно находятся не в себе, не могут осознать свое внезапное существование и тот факт, что появились здесь из ниоткуда. Многие кричали и плакали, а некоторые даже валялись по земле и махали в воздухе ногами, как будто пытаясь пробить воздух и сказать кому-то: вот он я, я здесь, заберите меня отсюда! На рынке люди швыряли друг в друга овощами и фруктами, не то забавы ради, не то давая волю своей безотчетной ярости. Было понятно, что на самом деле они просто не могут выразить, что им на самом деле нужно – пища или кров, или чтобы кто-то объяснил им, как устроен мир, и они смогли бы почувствовать себя в нем в безопасности, чтобы этот кто-то своими вкрадчивыми словами даровал им счастливую иллюзию, будто бы они поняли то, чего на самом деле понять не в состоянии. Стычки в военном лагере, где в руках у новых людей было оружие, были более опасны, случались даже ранения.

Солнце уже клонилось к горизонту, когда Хукка и Букка наконец стали спускаться со скалистой горы. Валуны причудливой формы, то и дело попадавшиеся им на пути, отбрасывали тени, и братьям казалось, что у этих камней человеческие лица и они внимательно разглядывают их через пустые глазницы, словно вопрошая: и что? неужто эти невпечатляющие субъекты дали жизнь целому городу? Хукка, который уже начал примерять царственные манеры – он натягивал их на себя, как проснувшийся утром в день рождения ребенок надевает оставленные родителями, пока он спал, в изножье кровати обновки, – предпочел не замечать глазеющие на них валуны, но Букка испугался, ведь эти совершенно не похожие на друзей камни могли в любой момент устроить обвал и навеки похоронить обоих братьев раньше, чем они вступят в свое блестящее будущее. Их новый город был со всех сторон окружен подобными каменистыми горами, не было их только на речных берегах, и все валуны на всех горах теперь казались гигантскими головами с недружелюбно насупленными лицами, готовыми вот-вот заговорить. Хотя они хранили молчание, Букка заметил:

– Мы окружены врагами, – пробормотал он про себя. – Если не научимся быстро защищаться, они обрушатся на нас и раскрошат на мелкие кусочки.

Вслух же он обратился к своему брату-царю с такими словами:

– Знаешь, чего у этого города сейчас нет, а оно нужно как можно скорее? Стены. Высокие толстые стены, достаточно крепкие, чтобы выдержать любую атаку.

Хукка согласно кивнул.

– Построй их, – распорядился он.

Затем они вошли в город и – только-только наступила ночь – оказались на заре времен, в эпицентре хаоса, являющегося естественной средой всех новых вселенных. К этому моменту многие их новые соплеменники уснули, сон застал их на улицах, у ворот дворца, в тени храма, везде, где только можно. В воздухе стоял едкий запах от грязной одежды сотен городских жителей. Те, кто не спал, напоминали лунатиков, пустые люди с пустыми глазами, они передвигались по улицам, точно автоматы, у прилавков с фруктами покупатели не глядели, что бросают себе в корзинки, а продавцы представления не имели, как называются фрукты, которые они продают; у прилавков с религиозной атрибутикой люди продавали и покупали стеклянные глаза, розовые и черные с белым ирисы, а также множество других безделиц, необходимых для ежедневных храмовых служений, не зная при этом, какое божество какие подношения предпочитает и почему. Стояла ночь, но даже в темноте лунатики продолжали продавать, покупать и слоняться по паутине улиц, эти остекленевшие существа выглядели даже более пугающе, чем вонючие сонливцы.

Новоиспеченный царь, Хукка, пришел в смятение от состояния своих подданных.

– Похоже, эта ведьма одарила нас царством недочеловеков, – кричал он. – У этих людей мозгов не больше, чем у коровы, вот только вымени у них нет, и молока они дать нам не смогут.

Букка, обладавший из них двоих самым развитым воображением, положил Хукке на плечо руку, желая успокоить.

– Не переживай, – увещевал он, – даже человеческим детям требуется какое-то время, чтобы вылезти из своих матерей и начать дышать воздухом. Когда они появляются на свет, то представления не имеют, что им следует делать, они просто ревут, смеются, писают, какают и ждут, что обо всем позаботятся их родители. Я думаю, все, что сейчас происходит, происходит потому, что наш город все еще рождается и все эти люди, в том числе и взрослые, пока дети, и нам остается только надеяться, что они быстро вырастут, ведь матерей, способных о них заботиться, у нас нет.

– Если ты прав, что, по-твоему, мы должны делать с этой недорожденной толпой? – поинтересовался Хукка.

– Надо ждать, – отвечал ему Букка, который не смог придумать ничего лучше. – Вот он, первый урок, который преподносит тебе твое недавно обретенное царствование: терпение. Мы должны позволить нашим новым гражданам – нашим подданным – стать настоящими, взрастить свою недавно обретенную самость. Знают ли они вообще, как их зовут? Или как появились на свете? Это проблема. Может, они быстро изменятся. Может, уже к утру станут мужчинами и женщинами, и мы сможем говорить с ними обо всем. Пока этого не произойдет, ничего нельзя сделать.

Полная луна взошла на небе, точно ангел спустился, и искупала новый мир в своем молочном свете. В эту благословленную луной ночь братья Сангама поняли, что акт творения был лишь первым в длинной череде необходимых актов и что даже мощная магия семян не сможет обеспечить их всем необходимым. Они чувствовали себя опустошенными, изможденными всем тем, что произвели на свет, а потому отправились во дворец.

Похоже, игра здесь шла по другим правилам. Подходя к ведущим в первый двор арочным воротам, они увидели команду прислужников в полном составе, застывшую перед ними, словно статуи – конюхов и стремянных, замерших рядом со своими недвижимыми лошадьми, как будто их кто-то заморозил, музыкантов на сцене, склонившихся над своими беззвучными инструментами, и бессчетное количество домашних слуг и помощников, разодетых, как того требует работа у самого царя – в украшенные кокардами тюрбаны, вышитые кафтаны, туфли с загибающимися вверх острыми носами, ожерелья и кольца. Не успели Хукка и Букка пройти сквозь ворота, как эта сцена ожила и все обратилось в шум и суматоху. Придворные ринулись к ним наперегонки, желая сопровождать, и оказались вовсе не большими детьми, как это было на городских улицах, а взрослыми мужчинами и женщинами, образованными и отлично владеющими речью, полностью готовыми к исполнению своих обязанностей. К Хукке подошел ливрейный лакей с короной на красной бархатной подушечке, и счастливый Хукка водрузил ее себе на голову; заметим, корона подошла ему идеально. Он посчитал, что забота слуг во дворце причитается ему по праву, но Букка, шедший на два шага позади него, придерживался иного мнения.

– Похоже, даже волшебные семена по-одному работают для тех, кем правят, и по-другому для тех, кто правит, – рассуждал он, – но, если те, кем правят, останутся неуправляемыми, ими будет непросто править.

Спальни оказались обустроены настолько по-царски, что вопрос о том, кому в какой спать, разрешился сам собой, без споров, были там и камергеры, готовые принести им ночные наряды и показать шкафы, ломящиеся от одежд, соответствующих их царскому статусу. Но братья слишком устали для того, чтобы побольше узнать о своем новом доме или интересоваться наложницами, и уже через несколько мгновений заснули крепким сном.

Утром все было по-другому.

– Как там сегодня город? – поинтересовался Хукка у придворного, который пришел к нему в спальню открыть шторы.

Слуга обернулся и низко поклонился ему.

– Все, как всегда, отлично, сир, – ответил он, – город процветает под началом Вашего Величества, сегодня и всегда.

Хукка и Букка оседлали лошадей и поскакали в город, чтобы своими глазами увидеть, как обстоят дела. Они с изумлением обнаружили, что столица занята своими делами, с многочисленными взрослыми, которые ведут себя как взрослые, и детьми, которые носятся повсюду, как это и полагается детям. Все выглядело так, будто эти люди живут здесь долгие годы, что они провели здесь детство, повзрослели, переженились и нарожали собственных детей, будто у них есть воспоминания и истории, будто это сообщество существует уже очень долго, будто это город, где есть любовь и смерть, слезы и смех, верность и вероломство – все, что присуще человеческой природе, все, что, соединяясь воедино, придает жизни смысл, все, что появилось на этот свет из волшебных семян. Городской шум, крики уличных торговцев, лошадиное ржанье, скрип повозок, песни и ругань разлились в воздухе. В барачном городке огромная армия, в полной боевой готовности, ожидала приказов начальства.

– Как такое возможно? – спросил брата изумленный Хукка.

– А вот и ответ, – указал ему Букка на что-то пальцем.

Там в скромной накидке отшельницы цвета шафрана, с деревянным посохом в руках к ним сквозь толпу приближалась Пампа Кампана, к которой оба брата питали нежные чувства. В ее глазах полыхал огонь, которому не суждено будет потухнуть в ближайшие двести лет.

– Мы построили город, – обратился к ней Хукка, – ты обещала, что когда мы сделаем это, то сможем спросить у тебя твое настоящее имя.

Тогда Пампа Кампана назвала им свое имя и принесла свои поздравления.

– Вы отлично справились, – отметила она, – все, что им нужно, – чтобы кто-то нашептал им в уши их мечты.

– Людям нужна мама, – сказал Букка, – теперь она у них есть, и все будет хорошо.

– Городу нужна царица, – сказал Хукка Райя I. – Пампа – отличное имя для царицы.

– Я не могу стать царицей в городе без имени, – отвечала Пампа Кампана. – Как называется ваш город?

– Я назову его Пампанагар, – заявил Хукка, – ведь это ты, а не мы, его построила.

– Это будет нескромно, – возразила Пампа Кампана, – выбери другое имя.

– Тогда Видьянагар, – заявил Хукка, – в честь великого святого отшельника. Город мудрости.

– Он тоже откажется, – сказала Пампа Кампана, – я отказываюсь за него.

– Тогда не знаю, – признался Хукка Райя I, – возможно, Виджая.

– Победа, – одобрила Пампа Кампана, – Этот город – настоящая победа, это так. Но я не думаю, что разумно так кичиться.

Вопрос о названии останется без ответа до тех пор, пока в город не прибудет чужеземец-заика.

3

Гость из Португалии прибыл в пасхальное воскресенье. Его тоже звали воскресеньем – Доминго Нуниш – и он был красив, как божий день, с глазами, зелеными, как трава на заре, с волосами, рыжими, как солнце на закате, и дефектом речи, который только добавлял ему очарования в глазах жителей нового города, ведь благодаря ему Доминго Нуниш смог избежать высокомерия, присущего белому человеку при общении с теми, чья кожа темнее. Он занимался торговлей лошадьми, которая на самом деле была лишь предлогом, ибо его истинной страстью были путешествия. Он повидал весь мир от альфы до омеги, от верха до низа, от отдавать до брать, от побеждать до проигрывать, и понял, что, где ни окажись, мир есть иллюзия и что это прекрасно. Он испытал наводнения и пожары, не раз был на волоске от гибели, он видел пустыни, ущелья, холмы и горы, чьи вершины достают до небес. Либо он просто так рассказывал. Его продали в рабство, но позднее выкупили, после чего он начал путешествовать и рассказывать истории о своих путешествиях всем, кто был готов его слушать; эти рассказы не были скучной канителью, они описывали не ежедневную обыденность мира, но, напротив, его чудеса, или, если быть точнее, эти рассказы убеждали в том, что человеческая жизнь не банальна, а исключительна. Прибыв сюда, он тут же понял, что этот новый город – величайшее из чудес, сокровище, которое может сравниться с египетскими пирамидами, висячими садами Вавилона или Колоссом Родосским. А потому, продав главному конюху военного городка купленную в гоанском порту партию лошадей, он тут же отправился изумленно осматривать городскую стену из золота – позднее он сделал запись об этом в своем путевом журнале, отрывки из которого Пампа Кампана приводит в своей книге. Стена вырастала из земли прямо на его глазах, с каждым часом становясь выше, гладко отесанные камни возникали из ниоткуда и безупречно ровно укладывались друг на друга, не было и намека на присутствие каменщиков или других рабочих; такое возможно, только если поблизости находится великий волшебник, создавший эту крепость мановением своей волшебной палочки.

– Чужеземец! Поди сюда!