Если это случится опять или произойдет нечто похуже, то мне надо успеть кое-что сказать.

Я любила обоих этих парней, и если Хадсон моя пара – человек, которого Вселенная создала специально для меня, – то Джексон тоже всегда будет занимать особое место в моем сердце. И что бы ни происходило между ним и Флинтом, я знаю, что я тоже всегда буду занимать особое место в его сердце.

Пусть мы с ним не любим друг друга так, как любили когда-то, но из-за этого то, что мне надо сказать, становится еще важнее – для нас всех.

Думая об этом, я беру Хадсона за руку и подношу ее к моим губам. Затем беру руку Джексона и крепко сжимаю ее.

Он отвечает таким же пожатием, взглянув на меня с недоумением на лице.

– С тобой все в порядке, Грейс?

– Простите меня, – вырывается у меня. – Вы оба. – Это не самое красноречивое извинение, но самое искреннее.

– Простить? – Джексон явно озадачен. – За что?

Хадсон не произносит ни слова, а только заботливо обвивает рукой мою талию и ждет того, что я скажу, что бы это ни было.

– За все, что произошло с тех пор, как я вернулась из Мира Теней. – Я смотрю то на мою пару, то на мою бывшую пару. – Я причинила вам обоим столько боли. Вы не заслуживали таких страданий.

– Ты не виновата в том, что произошло, – возражает Хадсон. – Ты же потеряла память.

Да, но почему я потеряла память? Возможно, дело было в магии времени, которую дракон обрушил на меня, как сказал Хадсон. Но возможно также, что это случилось потому, что я не хотела помнить. Не хотела делать больно Джексону.

При этой мысли меня пробирает дрожь, у меня сводит живот и сердце начинает биться в бешеном ритме. Потому что, хотя я никогда не хотела делать больно ни одному из них, в конечном итоге я причинила нестерпимую боль им обоим. И теперь, когда я вспомнила все, что было со мной в Адари, то, что происходило потом, кажется мне еще более скверным, хотя это и прежде было совершенно ужасно.

– Не знаю, имеет ли это значение, – говорю я. Джексон начинает протестовать, и я поворачиваюсь к нему. – Но, по-моему, важно, чтобы ты узнал кое-что о том, что происходило с Хадсоном, – это важно не только для наших с тобой отношений, но и для твоих отношений с Флинтом.

Теперь протестовать начинает уже Хадсон, но я не обращаю внимания. Он так долго вынужден был играть для всех роль злодея, что не понимает, что иногда нужно ясно показать, что на самом деле он хороший парень.

– Когда мы были заперты в моей голове, и я, и Хадсон могли видеть узы сопряжения между мной и тобой.

Джексон дергается, будто я ударила его. В темноте я плохо различаю его лицо, но мне не нужно видеть его, чтобы понять, что я снова причинила ему боль. И я спешу продолжить, полная решимости высказать все, что должно быть сказано. Чтобы он понял.

– Я имею в виду, что мы узнали, когда нить этих уз исчезла. Это случилось не сразу, прошло много времени, и, когда это произошло, мы оба были уверены, что ты умер. Ведь я больше не чувствовала тебя – совсем, – а узы сопряжения – это навсегда, все это знают. Поэтому, когда нить наших с тобой уз исчезла, Хадсон и я были потрясены и безутешны. Мы оба считали, что потеряли тебя, хотя и по-разному. И даже после того, как наши узы сопряжения исчезли, прошло много времени, прежде чем я вообще взглянула на него или он на меня.

– Это неважно… – начинает Джексон, но я сжимаю его лицо в ладонях и заставляю его заткнуться.

– Нет, это важно, – пылко говорю я. – Потому что ты должен знать, что и твой брат, и я очень любим тебя. Ни он, ни я не желали причинить тебе боль, которую мы в итоге причинили. Мы оплакивали тебя, Джексон, и нам обоим очень тебя не хватало. Любовь, которую мы с Хадсоном испытываем друг к другу… – Я замолкаю и мотаю головой, чувствуя, что на моих ресницах дрожат слезы. – Она начала расти только после того, как мы наконец примирились с тем, что потеряли тебя.

Я делаю глубокий вдох, затем медленный выдох и, попятившись, обхватываю рукой Хадсона, обнимаю его так же крепко, как он всегда обнимает меня.

– Я люблю Хадсона всем сердцем и всей душой, – говорю я им обоим. – И знаю, что он любит меня так же. Но если бы кто-то из нас считал, что ты жив, мы с ним ни за что не оказались бы вместе.

Но поскольку эти слова кажутся мне чем-то неправильным уже тогда, когда я их произношу, – ведь Хадсон моя пара и я всегда буду благодарна судьбе за то, что мы нашли друг друга, – я добавляю:

– Во всяком случае, до тех пор, пока мы все не узнали бы, что эти узы сопряжения были фальшивыми и не приняли это. Возможно, теперь мои извинения кажутся тебе нелепыми, возможно, все это представляется тебе совершенно неважным, но мне необходимо, чтобы ты знал, что твой брат не предавал тебя. И я тоже.

Несколько долгих мучительных секунд они оба молчат, и я невольно начинаю гадать, не сделала ли я хуже. Но тут Джексон обхватывает меня одной рукой, а Хадсона – другой и притягивает нас к себе в групповых объятиях, которых я давно ожидала и наконец дождалась.

– Я вас не винил, – шепчет он, запинаясь на каждом слове. – Ни тебя, ни его.

– Знаю, – отвечаю я. – Но я также знаю, что мне было бы больно узнать, что ты изменял мне, когда мы еще были вместе. И я не хочу, чтобы эту боль испытывал ты.

– Прости, – начинает Хадсон. – Я не хотел…

– Все в порядке, – перебивает его Джексон и пару раз прочищает горло прежде, чем отстраниться. – Все, что произошло. И сами мы тоже в порядке.

Я киваю и продолжаю обнимать Хадсона еще несколько секунд. Как и он меня.

И, оказавшись вне его теплых объятий, я осознаю, что мы достигли цели. И не только в эмоциональном плане, ибо мы смогли оставить все тяжелые и мучительные моменты в прошлом, но и в физическом, поскольку мы наконец добрались до огромных чугунных ворот Двора Горгулий.

Моего Двора.

Глава 6
Мое ирландское царство

– Как красиво, – шепчет Хезер, когда мы останавливаемся перед воротами и смотрим на тысячелетний замок, окна которого светятся в темноте. – Я понимаю, что мы находимся в Ирландии, но где именно?

– Дома, – отвечаю я, потому что Двор Горгулий стал для меня именно этим. Это мои люди и мой дом.

– Значит, это и есть Двор Горгулий? – спрашивает она, и на ее лице написаны изумление и восхищение, когда она окидывает взглядом главную башню замка. – Почему ты вообще хочешь переместить свой Двор в Сан-Диего, если ты можешь держать его здесь?

– Потому что Сан-Диего тоже мой дом, – говорю я, глядя ей в глаза.

Когда до нее доходит, что я имею в виду – что Сан-Диего мой дом отчасти и потому, что там живет она, – ее огромные карие глаза широко раскрываются, но затем она улыбается и говорит:

– Ну, если это означает, что мне надо будет жить на этих офигенных утесах в этом еще более офигенном замке, то я однозначно готова заговорить с ирландским акцентом.

Мы все смеемся, и я признаюсь:

– Вообще-то в Сан-Диего переедет только верхушка Двора, так что здесь я буду бывать часто и ты сможешь перемещаться сюда со мной. Главная часть армии остается в Ирландии. Это их дом.

Я подхожу к кнопочной консоли ворот и ввожу код, затем толкаю тяжелую створку. Хотя после моего последнего визита сюда прошло всего несколько недель, меня охватывает радостное волнение при мысли, что я снова увижу моих людей. Мы с Хадсоном стараемся бывать здесь как можно чаще, но из-за занятий в университете и все возрастающего потока домашних заданий нам не удается делать это так часто, как мы делали это прежде.

Это еще одна причина, почему я хочу переместить верхушку Двора в Сан-Диего. Если учесть, сколько Хадсон хочет набрать степеней в различных областях, то можно с уверенностью сказать, что нам предстоит оставаться там еще долгие годы. Не факт, что все эти степени можно будет получить в Университете Калифорнии в Сан-Диего, скорее всего, их можно будет получить в других университетах, также находящихся на нашем побережье. Постоянно перемещаться между Ирландией и Калифорнией нецелесообразно, даже с порталом Имоджен.

– Когда мы вошли в портал, я об этом не подумала, – нервно говорит Хезер. – Но здесь все выглядит так официально, а я не взяла с собой паспорт.

Я не сразу понимаю, что она имеет в виду, а когда до меня доходит, я разражаюсь смехом – как и остальные.

– Ты же знаешь, не так ли, что главная здесь Грейс? – спрашивает Иден, ероша пальцами челку. – Она может приводить сюда кого хочет и когда хочет.

– К тому же сверхъестественные существа не особо заморачиваются по поводу законов, придуманных людьми, – вздернув подбородок, добавляет Флинт.

Хезер явно не в восторге от высокомерного заявления Флинта.

– Значит, вы просто делаете что хотите? – спрашивает она, качая головой.

– Да, – подтверждает Джексон, и тон у него скучающий. Ну еще бы. Он никогда не тратит много слов, когда речь заходит о том, кто он и на что способен.

Кажется, ответ Джексона нравится Хезер еще меньше. Правда, она не показывает ему этого, а просто отворачивается и, глядя на меня, закатывает глаза. Я бросаю на него взгляд, дающий понять, что я тоже так думаю, потому что да, сейчас они оба немного выделываются. Но, повернувшись к Хадсону, чтобы поделиться этим с ним, я обнаруживаю, что он вообще ничего не заметил.

Вместо этого он сосредоточенно скроллит свой телефон, с серьезными глазами и хмурым лицом.

– Все в порядке? – спрашиваю я, кладя ладонь на его предплечье.

Когда наши руки соприкасаются, меня охватывает хорошо знакомый жар. Это отвлекает и его, отвлекает в достаточной мере, чтобы он оторвал взгляд от экрана и улыбнулся мне той легкой улыбкой, которая всегда заставляет мое сердце биться чаще.

– Да, все отлично, – отвечает он, но я замечаю, что его улыбка, которую я так люблю, не доходит до его глаз.

Мне хочется немного надавить на него, чтобы выяснить, в чем дело, но вокруг нас стоят остальные, и я решаю, что сейчас не время. Хотя со мной Хадсон бывает намного более открытым, он предпочитает вести себя отстраненно, когда рядом находятся другие – даже если эти другие включают в себя его друзей.

Словно для того, чтобы доказать правильность моих мыслей, Хадсон засовывает телефон обратно в карман и шутит:

– Ну что, покажем Джикану, кто тут босс? И под боссом я, само собой, имею в виду тебя.

Я улыбаюсь, как он наверняка и ожидал.

– Вообще-то сначала мне нужно повидать Артелию. Но если ты захочешь пройти на тренировочное поле, то он, вероятно, уже там.

– Поверь мне, это не к спеху, – отвечает Джексон, растягивая слова. – Мы тебя подождем.

– Выходит, Бог Времени просто ошивается при Дворе Горгулий? – спрашивает Хезер, совершенно оторопев. Я не знаю, чем вызвана ее оторопь: тем, что еще несколько часов назад она даже не подозревала о существовании Бога Времени, или тем, что она понятия не имеет, что он может делать в Ирландии.

К ее чести, в закусочной она восприняла весть о том, что по нашему миру вот так запросто расхаживают боги, с завидным спокойствием, задав всего пару вопросов прежде, чем сосредоточиться на том факте, что ведьмы и ведьмаки способны создавать порталы, с помощью которых можно попасть в любое место, где они уже побывали.

Впрочем, это похоже на Хезер.

С тех самых пор, как мы были маленькими девочками, она всегда все продумывала и разрабатывала план прежде, чем во что-то ввязаться, притом ввязаться с полной уверенностью в своих силах и с колоссальным нахальством. Если учесть, что сама я была склонна действовать поспешно и не раздумывая, то умение Хезер планировать не раз спасало нас, пока мы росли.