– Наташка, ты не поверишь, но я раскопала в Штатах старикашку весом в одиннадцать миллиардов долларов. Так вот, он просто тронутый на тему Третьего рейха. Особенно шизеет от предметов, принадлежащих именно Герингу. А если бы ты видела его коллекцию мейсенского фарфора! Мечта! Наташ, ну продай ты мне этот шкаф. Отреставрировать – цены ему не будет. Американец такой экземпляр с руками оторвет. А я у него под это дело кое-что из фарфора зацеплю. Ну скажи, на кой черт тебе этот деревянный гроб сдался?

Тамарка все канючила и канючила.

– Ты же знаешь, он не продается. А впрочем, – задумалась я на минуту, – услуга за услугу.

– Проси что хочешь. Ты меня знаешь, если в моих силах…

– Кое-какая информация по работе в ближайшее время понадобится. Меня будут интересовать любые документы, связанные… – я на мгновение задумалась, – …в общем, потом определюсь. Вот тогда и потрясешь хорошенько своего заокеанского миллиардера.

– Так ты в своей конторе в сто раз больше нароешь, – удивилась Томка.

– В сто раз больше, это точно. Только тут дело, как ты понимаешь, не в количестве, а в качестве. И частенько положительный результат может зависеть от одного-единственного клочка бумаги, а его как раз в наших архивах может и не оказаться. Ты же знаешь, сколько поистине бесценных документов после войны америкосы хапнуть успели, страшно подумать. А сколько вообще всего осталось в так называемых союзнических оккупационных зонах?

– Ну, старикашка он, конечно, прижимистый, хотя, думаю, узнав про твой шкаф, немного расслабится. Обещать не буду, но попробую.

Москва, июль 1941

– Коновалова ко мне! – Мощной, по-борцовски широкой рукой начальник 4-го Управления НКВД СССР осторожно положил телефонную трубку.

– Разрешите? – Открыл дверь в кабинет высокий и худой как жердь капитан с бледным лицом и светло-серыми умными глазами.

– Что нового по операции «Смоленский капкан»? – Старший майор Береговой внимательно посмотрел на вошедшего. – «Грачи» не проявлялись?

– Есть весточка, товарищ старший майор, – капитан развернул узенькую бумажную полоску донесения и положил на стол начальнику.

Тот быстро прочитал и поднял на подчиненного холодные голубые глаза, в которых, впрочем, метались озорные искорки:

– Значит, приступили к выполнению задания? Молодцы. А что там немцы? Встали на крыло?

– Хотя операция и находится в самой начальной стадии проведения, тем не менее, по данным фронтовой разведки, немцы уже предприняли попытку высадки десанта на маршруте движения колонны.

– Какова численность десанта, по данным фронта?

– Небольшая. До пятнадцати человек.

– Ваши соображения?

– Обстановка на Западном фронте складывается не лучшим образом, – капитан положил на стол перед генералом тонкую папку, – вот последние сводки.

Тот немедленно раскрыл алый коленкоровый переплет и внимательно прочитал напечатанное:

«Москва

Копия: Товарищу Сталину

тов. Шапошникову

31 июля 1941 г.

1. 20-я армия, о вместе с ней 16-я армия отошли без санкции командования от Смоленска на восток и оставили Смоленск 29.7 при следующих обстоятельствах:

20-я армия с начало полуокружения непрерывно атаковалась крупными силами противника – 6 пехотными дивизиями, 1 танковой дивизией, с большим количеством авиации. С 25.7 противник усилился двумя свежими дивизиями. За это время 20-я и 16-я армии понесли огромные потери.

В связи с этим 20-я армия, ведя напряженные бои, отходила под сильным давлением противника на восток севернее Смоленска.

28.7 левофланговая 73-я стрелковая дивизия 20-й армии, отходя, открыло правый фланг и тыл 152-й стрелковой дивизии 16-й армии, ведущей бои в северной части Смоленска. 152-я стрелковая дивизия, наблюдая отход 73-й стрелковой дивизии и находясь, по донесению Лукино, под сильным огневым воздействием противника и ударом его по флангу и тылу, по распоряжению командира начала отход на восток от Смоленска. За 152-й дивизией отошла и 129-я стрелковая дивизия из северо-восточной части Смоленска.

2. Командованию и штабу Западного направления и фронта из донесения Курочкина стало известно об оставлении Смоленска в ночь с 28-е на 29-е июля. Немедленно было дано распоряжение Курочкину приостановить отход 152-й и 129-й стрелковых дивизий и восстановить положение. По выяснению обстановки 29.7 отдан приказ Курочкину объединить руководство 20-й и 16-й армиями и, используя резервы 20-й армии, восстановить положение в Смоленске.

3. Предпринятое контрнаступление 29.7 силами 152-й, 73-й и 46-й стрелковых дивизий успеха не имело. И части с большими потерями к вечеру 30.7 отошли к востоку от Смоленска на рубеж Суходол, Токари.

4. Курочкин отдал приказ с 3.0031.7 с остатками 152-й, 129-й и 46-й стрелковых дивизий с рубежа Суходол, Токари перейти вновь в наступление в направлении Смоленск.

5. Обстановка на фронте 16-й и 20-й армий в данный момент следующая:

Противник – 129-я пехотная дивизия, 15-я баварская, остатки 5-й пехотной дивизии,

35-й пехотной дивизии, 137-й пехотной дивизии с танками – с рассветом 31.7 ведет атаки в направлениях: Вейчо, Перфилова, Кореллы, Сеньково.

Дивизии 20-й и 16-й армий, растаявшие в длительных, непрерывных, напряженных боях (в ряде дивизий осталось по 1–2 тысячи бойцов), отбивают атаки противника на фронте свх. Шокино, Бережняны, Перфилова, Псарды, Мох, Богдоновко, Облогино. В армиях боеприпасы и горючее на исходе. Доставка идет только с воздуха в ограниченных размерах (каждую ночь десятью самолетами ТБ-3).

6. Принято командованием Западного направления и фронта решение:

Удерживать на западе и северо-западе занимаемое положение. Нанести частью сил (57-й танковой, 229-й стрелковой дивизий и частью 5-го механизированного корпуса) удар в общем направлении Ярцево, чтобы совместно с группой Рокоссовского разбить ярцевскую группу противника и освободить пути подвоза для 16-й и 20-й армий.

Тимошенко

Начштаб. Зап. Соколовский».

– Учитывая тот факт, что Смоленск полностью в руках у немцев, считаю: целью немецкого десанта мог быть только наш груз. Особого смысла в десантировании группы из пятнадцати человек на сравнительно небольшой участок территории, все еще занятой нашими войсками, я не вижу.

– Товарищ старший майор, я тоже почти в этом уверен. Однако целью десанта может быть и нарушение линий связи между нашими войсками, которые и так находятся в тяжелейшем положении. Но в любом случае, операция «Смоленский капкан» идет по плану.

– Кстати, спецвагон из Смоленска прибыл?

Капитан бросил взгляд на часы:

– По графику эшелон должен быть через час двадцать, наши сотрудники уже выехали на Белорусский вокзал.

– Ты тоже давай туда. Дело крайне серьезное. По прибытии эшелона сразу доложишь. Кстати, старшим охраны там кто?

– Лейтенант Сидоркин из Смоленского управления, товарищ старший майор.

– Как передадите вагон сотрудникам Гохрана, сразу ко мне. И Сидоркина этого с собой захвати.

– Есть!

– Давай в темпе. О ходе операции «Смоленский капкан» докладывать каждые три часа.

– Тут есть еще один нюанс. Связь с группой «Грачи» во время последнего выхода в эфир прервалась и больше не возобновлялась. Предположительно, во время столкновения с немецким десантом была повреждена рация. Поэтому местоположение автоколонны на данный момент нам неизвестно. Но, по всей вероятности, колонна находится уже в тылу у немцев.

– Как думаете исправлять ситуацию?

– Считаю, что капитан Пустовалов сам найдет способ возобновить канал связи. Либо выйдет на оставленное в тылу подполье. У него есть надежные контакты на крайний случай. Либо он воспользуется трофейной радиостанцией.

– Добро.

Смоленская область, июль 1941

Вопреки ожиданиям, частей 152-й стрелковой дивизии в районе переправы не оказалось. Когда Гудков со своими людьми вышел из леса, на мосту стоял старший инкассатор Иван Тимофеевич и что-то горячо втолковывал усталому пехотному капитану, отчаянно при этом жестикулируя. Все восемь машин стояли в тени больших деревьев метрах в ста от берега. Около них суетились водители. Когда Гудков подошел, выяснилось, что мост заминирован и у пехотного капитана есть приказ: взорвать его, как он выразился, к «чертовой матери», не позднее пятнадцати часов, поскольку остатки 152-й дивизии уже переправились, и на этом берегу с минуты на минуту должны появиться немцы. Гудков привычно бросил взгляд на часы: четырнадцать двадцать.

– Сергей Владимирович, три машины получили значительные повреждения, устранить которые до пятнадцати часов не представляется возможным. А этот, – старший инкассатор неприязненно посмотрел в сторону пехотного капитана, – ни в какую. Твердит, что у него приказ. Я ему объясняю, что у меня тоже приказ. А он уперся как осел! Попробуйте сами с ним поговорить.

– Товарищ майор, – сзади неслышно подошел Пустовалов, – я считаю, что необходимо перебросить груз и слить бензин в исправные машины и, не задерживаясь, продолжать двигаться дальше. Немцы совсем близко. Сейчас ни о каком ремонте не может быть и речи. Я переговорил с водителями, там возни часа на три, не меньше. Все равно не успеем.

– Действуй, капитан, – Гудков махнул рукой и добавил: – Как переправимся, прикажи перед взрывом затолкать на мост неисправные машины, не оставлять же их немцам.

Переправа заняла даже меньше времени, чем ожидалось. К пятнадцати часам все пять грузовиков были уже на восточном берегу и остановились примерно в километре от реки. Оставалось загнать неисправные машины на мост и дать саперам отмашку на взрыв. Однако на мост успели затолкать лишь два из трех поврежденных в бою грузовиков. Едва вторая полуторка на спущенных скатах остановилась на деревянном настиле моста, как на только что оставленном нашими бойцами западном берегу появились немцы. На нескольких мотоциклах с колясками они на большой скорости подскочили к переправе и открыли плотный огонь из пулеметов. Пехотный капитан, ругаясь на чем свет стоит, бросился к своей «адской машинке».

Гудков с бойцами залегли вдоль редкого прибрежного березняка и дали дружный залп по немцам. Сапер крутанул ручку взрывного устройства. От мощного взрыва содрогнулась земля. Огромный столб огня и дыма в мгновение ока разметал деревянный мост и стоявшие на нем грузовики. Через несколько минут, когда дым рассеялся, на поверхности воды плавали только обгоревшие бревна да криво торчала из воды покореженная рама одной из машин.

Капитан Пустовалов находился в кузове брошенной на западном берегу неисправной полуторки, когда мимо него проскочили к мосту немецкие мотоциклисты. Капитан неторопливо снял вещмешок, достал небольшой продолговатый предмет, по форме напоминающий кирпич, завернутый в кусок белой портяночной фланели. Присел на корточки у правого, изрешеченного пулями, борта автомашины и развернул ткань. Маслянисто блеснуло золото с четким банковским клеймом. Капитан положил брусок в угол кузова между досок и через дыру в брезенте выбрался наружу.

Когда Пустовалов перебрался на противоположный берег, там уже никого не было. Расположившись за кустами орешника, он достал бинокль. На противоположном берегу реки суетились немцы. Пригнувшись, Пустовалов выбежал на дорогу и на песке, среди россыпи свежих стреляных гильз, разбросал горсть новеньких серебряных монет – полтинников 1924-го года выпуска.

Поздно вечером, выставив боевое охранение, колонна остановилась в деревне Остроумове. Ночь прошла спокойно. С рассветом, уточнив по карте маршрут, двинулись дальше. Отсутствие данных о расположении частей Красной армии и обстановке на Западном фронте сильно беспокоило Гудкова. К тому же чувствовалось, люди сильно измотаны, испытания последних суток для многих из них не прошли бесследно. Однако присутствие капитана Пустовалова, как всегда спокойного и уверенного в себе, придавало всем силы.