– Умная девочка, да, он так и называется. Мужчины боятся его, потому как в девяносто девяти случаях его используют, чтобы влюбить в себя мужчин, и только в одном для того, чтобы убить.

– А почему они тогда боятся его?

– Глупая, да потому, что для большинства из них страшна не смерть, а возможность связать свою судьбу с той, которая им не нужна или не интересна. Но тебе это не грозит, с тобой любому будет интересно, даже, я бы сказала, чересчур интересно. Ха, ха, ха, – и она весело рассмеялась.

– Одевайся, глупенькая, и выкини своего идальго из головы, он не ровня тебе.

– С чего ты взяла, мама? Какой идальго? – вспыхнула уже в третий раз Мерседес.

– Не делай из матери дуру, да и все твои уловки слишком очевидны. У меня есть люди, которые рассказывают, что ты делаешь и чем ты занимаешься в академии. Бойся, глупая! – и Мария де Сильва шутливо погрозила дочери тонким пальчиком.

– Мама!

– Не надо вопросов, моя дорогая, я всё вижу, у него есть шанс, он удачлив, храбр и, можно сказать, что красив, но он безроден. Если бы у него был титул, а в кармане дыра, это было бы не так страшно. Твой отец богат, и дал бы за тебя приличное приданое. Но у твоего возлюбленного нет никакого титула и шансы получить его минимальны.

– А если он сможет получить титул?

– Ну, тогда и поговорим, моя девочка, а сейчас уже поздно.

– Но, мама! Какой должен быть у него титул?

– Виконта будет вполне достаточно.

– А если он станет бароном?

– Барон? Фи, это чересчур мелко, но… Но если он будет очень богатым бароном, то тогда, да, мы сможем помочь ему, ради тебя, получить другой титул, за его, разумеется, деньги. А сейчас, спать, негодная девчонка. Спать! – и мать сурово посмотрев на младшую дочь, вышла из комнаты.

Одевшись в костюмы для фехтования, обе девчонки рванули из комнаты, как наскипидаренные. Если бы их действия видели родители, то ни в жизнь не поверили бы, что их недотроги и красавицы могут так быстро одеваться и бегать.

Забежав за конюшню, девушки издалека увидели, как Эрнандо Гарсия остановился, следуя вместе с Алонсо Пересом, и они разговорились с одним из общих товарищей. Вскоре идальго это надоело и он, откланявшись, направился прямо к конюшне.

Отдышавшись и выждав удобного момента, предварительно не забыв оглядеть себя со всех сторон, заговорщицы буквально выпрыгнули из-за угла, значительно ошарашив своим неожиданным появлением идальго.

Его реакция и произведенный эффект им понравились, пусть и неосознанно. А дальше всё пошло не так, как они планировали. Узнать-то они узнали все, что хотели, а вот цели своей так и не добились. А цель была проста, покрасоваться перед парнем и ощутить его бессилие перед их красотой и недоступностью.

Глядя вслед уходящему от них Эрнандо, они бесились и не знали, что делать, а если девушка не знает, что делать, то она плачет. Элеонора была взбешена холодной яростью, а вот Мерседес что-то совсем расклеилась. Здесь могли быть свидетели, и девушки, с трудом сдерживая себя, чтобы не побежать, быстрым шагом удалились в свою комнату.

– Нет, но каков наглец, что он о себе думает, что себе позволяет?! – распалялась Элеонора, пока Мерседес лила слёзы ярости. Нет, у неё не было обиды, наоборот, они плакала от бессилия и невозможности что-нибудь поменять. Мерседес хотела привязать идальго, сделать своим рабом, чтобы он каждый день бегал за ней собачкой, как этот Альфонсо.

А оказалось, что они опять сделали не то и не так. Ладно бы она, которой в голову били противоречивые чувства, но и Элеонора опростоволосилась и подвела её. Да ещё он смотрел больше на Элеонору, чем на неё. Это что за подруга такая, если на неё смотрят больше? А ещё говорит, фу, нужен мне этот нищеброд без титула, а сама и глазками играла и грудь выпячивала.

Невольно она бросила взгляд на грудь подруги, сейчас освобождённую от корсета. Да, у неё поменьше пока, но у мамы большая, значит, и у неё будет больше.

Не нужен он ей, ну так и ходила бы со своим Винсенте, которого как будто конь лягнул копытом, а скорее, кобыла. И Мерседес взглянула на вьющиеся русые длинные волосы подруги, а потом внимательно посмотрела на её тонкое лицо с яркими карими глазами. Нет, подруга не была похожа на коня, скорее, на мечтательную юную козочку.

– Эля, а чего ты-то его на место не поставила? Ладно, я не умею, и он вообще наглый, но ты-то всё умеешь! У меня родители за мной следят, я не могла его ни ударить, ни вызвать на дуэль. В смысле, попросить кого-то вызвать его на дуэль, за мою честь.

– Чего? Это ты-то его не ударила! Да ты ему так врезала, что у него голова чуть не слетела с шеи. Завтра, наверняка, у него вся твоя пятерня на роже останется, вот посмотришь! Впрочем, ладно. А давай, знаешь, как ему отомстим за это?

– Как?

– Завтра подойдём, он весь такой хмурый будет. На лице-то не синяк, а пощёчина, и неважно, от кого получена, и ты у него спросишь, так, ненароком: «Барооон, а кто вас ударил?»

– Ты дура, что ли? Мы же его и лупили, и мы же спрашивать будем?

– Так в том-то и интерес. Он знает, мы знаем, а другие-то не знают!

– А если он скажет, что это мы ему пощёчин надавали.

– Кто, он? Вот ты и дура. Этот твой Эрнандо ни в жизнь не признается, что ему надавали пощёчин. На это способны немногие, а твой точно не скажет!

– С чего это он мой? – вспыхнула Мерседес. Ты тоже его лупила, значит, он такой же твой, как и мой.

– Но ты-то первая начала! Хлесть его, хлесть. А я что? Не человек? Я дочь маркиза! Когда мне представится ещё такая возможность?! Да, вспомню, аж, приятно на душе становиться. Вот где-то здесь, – прикоснулась она к груди, – или здесь, – прикоснулась она к голове.

– Ну, ты и бессовестная, подруга!

– Такая же, как и ты, Мерсиии. Сама уже крутишься вокруг него, как лиса возле закрытого кувшина со сметаной, а никак откупорить не можешь.

– Чегооооо?

– Ничегооо, – передразнила её Элеонора, по тебе видно, что ты к нему неровно дышишь и мечтаешь о нём.

– Ах, как ты могла подумать! – и Мерседес густо покраснела, возмущённо глядя на подругу, не в силах найти подходящих слов, чтобы оправдаться от этих обвинений. Перестав гневно смотреть, она отвернулась, стараясь успокоиться и найти слова, которыми она могла бы поставить на место маркизу и, в то же время, не разорвать с ней приятельские отношения.

В комнате повисло напряжённое молчание, обе девушки разошлись по своим кроватям, делая вид, что ничего не произошло. На душе Мерседес скребли кошки. Элеонора де Тораль, взяла в руки небольшое зеркальце в золотой оправе и стала сосредоточенно рассматривать своё точёное лицо.

– Ну, вот и поговорили, подруга. Вот цена женской дружбы, какой-то идальго смог поссорить двух благородных сеньорит, и теперь мы с тобой даже не разговариваем. «Не слишком ли много чести для захудалого дворянина?» —произнесла она.

– Почему ты так говоришь? Ты первая начала. Я же не смеюсь над тобой и не пытаюсь высмеять тебя или найти твоё слабое место. – отозвалась Мерседес.

– Ммм, справедливая какая нашлась, на своё лицо посмотри, на всех щеках пух, прямо святая Мария.

– Зачем ты так говоришь? Ты злая, Элеонора. Ты моя подруга, ты не должна быть такой.

– Это была шутка, успокойся! Признаться, неудачная. Извини, я не хотела тебя обидеть, но Гарсия, и вправду, для тебя что-то значит, это уже замечают и остальные. Мне уже давно всё ясно, влюбилась да? А он бедный и, всего лишь, идальго? Хотя нет, он уже барон, и это в неполные семнадцать лет. Везёт тебе!

– Я не люблю его, что за чушь?

Мерседес уже успокоилась и опустила свой маленький зад обратно на кровать. Хватит ругаться, они и так чуть было не подрались.

– Ну, тебе лучше знать, подруга, а со стороны виднее мне.

– Ты врёшь! Ничего не видно!

– Угу. Ладно, давай так, ты мне должна будешь одну просьбу, а я посоветую, что тебе делать сейчас.

– Зачем тебе исполнение просьбы от девчонки.

– Это ты сейчас девчонка, а потом, потом всё может быть, и твой этот Эрнандо, если ты, конечно, с ним свяжешь судьбу, – уточнила Элеонора. – Ну да, не важно, Эрнандо, Хосе, Хуан или Андре, но ты по твоему потенциалу много добьёшься. А я могу делать только то, что мне прикажут. Золотая клетка. Да и замуж выйду, возможно, что за старика. Я очень надеюсь, что этого не случится и что родители не поступят так со мной. Но я знаю своего отца, и готовлюсь ко всему, разве что, я смогу изменить обстоятельства, и уже работаю над этим.

Она вздохнула и продолжила, но уже более мрачным голосом.

– Так что, ты можешь меня сильно выручить. Даешь мне обещание, а я не буду ничего рассказывать и помогу тебе. Ведь кто-то обязательно видел, что мы с ним разговаривали, а дальше можно додумать всё, что угодно. Согласна?

– Согласна. Я, Мерседес Мария де Сильва, даю торжественную клятву, что я выполню одно твоё желание, если оно не вредит ни мне, ни моей семье, ни тому делу, которому я буду служить.

– Смотри-ка, а тебя успели научить давать правильные клятвы. Значит, я не ошиблась в тебе, подруга. Я принимаю клятву и обещаю не разглашать твои тайны никому.

Мерседес вскочила с кровати и обняла Элеонору, заглянув в её глаза. Мир был восстановлен.

– Так что ты мне хочешь посоветовать, Эли.

– А ты, глупая, самая не догадываешься.

– Нет.

– Тебе разве мать не рассказывала, что такое Поцелуй ведьмы.

– Рассказывала, но без подробностей.

– Гм, значит, опасается, что ты его применишь.

– Да? – растерянно пролепетала Мерседес.

– Точно, они все такие, за редким исключением. И тебе повезло, что моя тётка и является этим самым редким исключением.

– И?

– И я сейчас тебе всё расскажу и даже покажу.

– Тебе говорили, что «поцелуй ведьмы» может быть смертельным?

– Да.

– А когда именно?

– Нет, не говорили.

– Вот, в этом-то и вся соль. Он убивает в двух случаях, когда ведьма, действительно, хочет убить своего возлюбленного, вкладывая в поцелуй, помимо своего эротизма, смертельную магию, и второй, о котором знают немногие.

– И какой этот, второй случай?

– Второй, это когда ты целуешь человека, который тебя и так любит, и чем сильнее он тебя любит, тем выше вероятность того, что он умрёт от твоего поцелуя.

– А как же, как же…, – растерянно пробормотала Мерседес.

– Как его спасти, если ты перестаралась?

– Да.

– О, очень просто, ты должна немедля отдаться ему.

– ???

– Понимаешь, у мужчин всё совсем не так, как у нас. Им любовь бьёт не только в голову, но и ниже. Одно накладывается на другое, в итоге их сердце не выдерживает, и всё, унесли отпевать. А когда ты отдаёшь ему себя, почувствовав, что он уже всё, отходит, то спасаешь его. Поцелуй потому и называется «поцелуй ведьмы», из-за того, что женщина может смотреть, как мужчина погибает от неразделённой любви, зная, что она может спасти его, через свою честь. Но кто будет отдавать свою честь ради какого-то негодяя?

Мерседес молчала, пребывая в шоке от таких откровенных подробностей, переваривая услышанное. Первоначальный её план рухнул, но надежда ещё оставалась.

– Так, и что же мне делать? И как этот гачупин относится ко мне?

– Как? Ой, Мерси, как хочется наврать тебе с три короба, чтобы ты поцеловала его, а он умер. Какая сладкая месть за оскорбление. Но тебе повезло, что я чересчур умная, даже приходится прикидываться дурочкой, чтобы не осложнять себе жизнь. Я понимаю, что такой подруги у меня больше никогда не будет. И поэтому я помогу тебе. Смотри, я, конечно, ещё очень молода, и могу ошибаться. Но я заметила, как он смотрел на тебя, когда ты бросилась на него, после пощёчин.

– Как?

– Ещё чуть-чуть, и он бы обнял и съел тебя!

– И убил бы, причём тут любовь?