– Как я понял из твоих прежних повестей, вы уже порядком продвинулись по тропе… Амура. Так?

– Так, – согласился Витек, слегка смущаясь.

– Значит, стратегия верная. Надо лишь развивать успех.

– Так я же о том и толкую! О тактике. На что поднажать, какие конкретно действия предпринять. Понимаешь?

Я уже хотел было сострить – мол, за консультацию минус два рубля с долга… Но подумал, что это будет перебор. Как бы не довести соседа до депрессии.

– Ну что тебе сказать? Порекомендую две вещи. Во-первых, цветы… Вообще, должен сказать, что девушки любят чепуху. То есть, какие-то несложные вещи. Вот что проку в цветах?.. А попробуй подари девчонке! И она растает как Снегурочка.

Витькино лицо отразило мощный ход мысли.

– Хм… – промычал он. – А ведь это верно!

– Ну, еще бы не верно. И второй небольшой секрет: говори побольше комплиментов. Самых примитивных. Ясно?

– Постой, постой. Примитивные – это как? Типа: у тебя такие красивые глаза?..

– И это тоже. Ты прекрасно сегодня выглядишь. В такую девушку невозможно не влюбиться… В твоих глазах я вижу отражения звезд и северных сияний… Когда ты идешь по улице, все цветы и деревья склоняют стебли, ветви перед тобой…

– Ух ты! – Витек радостно заржал. – Слушай, Базилевс! Ты это… Домой придем, накидай мне на бумажке такие формулы. У тебя ж талант!

Я не без ехидства прищурился:

– Таланты бесплатные не бывают…

– Да ладно! Как говорится, не в службу, а в дружбу. Сделаешь?

– Да сделаю, конечно, – я рассмеялся. – Какой разговор!..

Витька расцвел.

Так мы и доехали под необязательные разговоры. В комнате, конечно, я набросал на тетрадном листке с десяток бойких фраз – мне это было пара пустяков, а Витьке радость.

– Ну и сам тоже подумай, – посоветовал я. – Образцы теперь есть, по ним и трудись.

– Э, нет! – отмахнулся он. – У меня на это дарований не хватит. Пока достаточно. А понадобится, так снова тебя попрошу.

– Логично, – усмехнулся я.

Времени было еще порядком. Я отправился в умывалку, где слегка влажной щеткой освежил «Ливайс», а «Ботасы» помыл основательно. Вымыл и волосы, расчесался, и вид обрел в целом щеголеватый. Выглядел не семнадцатилетним пацаном, а достаточно основательным молодым человеком. Ну, лет так двадцати-двадцати двух. Ну и теперь, конечно, завертелись мысли в известном направлении: какого черта нужно от меня, по сути, подростка, взрослой женщине? Неужели того самого?..

Я не особо-то силен в истории культуры, но память услужливо подбросила историю жизни Анны Керн. Той самой, которой Пушкин посвятил «Я помню чудное мгновенье…» Хотя вообще, она не столько Керн (по первому мужу), сколько Маркова-Виноградская по второму, который был младше ее на двадцать лет. И ничего, прожили чуть ли не полвека душа в душу. Это я к тому, что каких только причуд на свете не бывает! И почему бы в голову Ларисы Юрьевны не могла залететь примерно такая же блажь?.. Да запросто.

Но что гадать! Поживем – увидим. Ждать ведь совсем недолго.

В половине четвертого я вышел. Ходу до технопарка было всего ничего, но я не хотел торчать в комнате, поэтому немного прогулялся, ни о чем не думая, но лелея в себе приподнятое настроение. Жизнь поворачивалась ко мне какой-то особенной, интересной и острой стороной, и можно было рассчитывать на то, что скучать она не даст.

Памятуя о том, что «точность – вежливость королей», я прошелся ровно так, чтобы к воротам технопарка подойти ровно к четырем. Светлооблачный день овевал меня легчайшим теплом, чувствовалось, что осень все заметнее теснит уходящее лето, но грустно от этого не было. Я неспешно продефилировал по улицам, дворам, повернул в сторону технопарка, чувствуя, как сердце начинает биться быстрее и азартнее в предчувствии чего-то еще неизведанного…

Я намеренно избрал маршрут так, чтобы увидеть ворота издалека, а самому оставаться незамеченным. И мое учащенно бьющееся сердце совсем счастливо прыгнуло, когда я увидел знакомую фигуру Ларисы.

Она была во вчерашнем бирюзовом платье, умело подчеркивающем достоинства ее роскошной фигуры. Однако в целом выглядела понаряднее. Видно, что прихорашивалась, прифуфыривалась. Прическа, макияж, золотые сережки. Эффектная дамочка, ничего не скажешь. И это мягко говоря.

Я шел неспешно, держа солидный вид. Лариса заметила меня шагов за двадцать, улыбнулась дружески, слегка отмахнула рукой. Я тоже корректно улыбнулся.

– Здравствуйте, – и это я произнес со всей учтивостью. Она, впрочем, ответила не менее прилично:

– Добрый день. Василий… ведь Сергеевич? Не ошибаюсь?

Она смотрела на меня немного снизу вверх, будучи заметно пониже ростом. Хотя не маленькая.

– Так точно, – я вновь обозначил улыбку воспитанного человека. – Именно Сергеевич. А вы – Лариса Юрьевна, так?

– Тоже верно. Лена сказала?

– Да.

Лариса Юрьевна загадочно сощурилась, побродила взглядом где-то над горизонтом.

– И… что еще она вам говорила обо мне?

– Да, собственно, ничего. Сказала, что работа ей нравится, коллектив дружный… Не прочь работать и дальше, но в связи с поступлением на первый курс вынуждена уволиться.

– И все?

– Все.

– Хм.

В безгласном междометии прозвучала явная ирония, но развивать ее моя собеседница не сочла нужным. Я тем более в данную тему не полез. На несколько секунд меж нами повисло безмолвие.

Неожиданно Лариса Юрьевна широко, по-доброму улыбнулась:

– Ну что, Василий Сергеевич? Пройдемся, побеседуем?

– Конечно, – немедля согласился я, пытаясь анализировать с опережением.

Какой прогноз по первым впечатлениям? Самое первое – мадам стремится произвести на меня впечатление. Проехаться по маскулинной части моего мозга. Это сто процентов. Зачем?.. А вот это другой вопрос, и ответа на него пока у меня нет. Но встреча на то и нацелена, как я понимаю. Давайте посмотрим! Мяч на вашей стороне, Лариса Юрьевна. Играйте. А я пока вторым номером поработаю. С некоторыми тактическими хитростями, само собой. И прежде всего постараюсь раскрыть вашу позицию.

– Конечно, – повторил я с чуть иной интонацией. – Вы меня очень заинтриговали! Ума не приложу, зачем я мог вам понадобиться.

Мы шли неторопливым прогулочным шагом.

Лариса Юрьевна негромко засмеялась. Смех у нее был мягкий, прямо бархатный.

– Ну, здесь ничего загадочного нет. Мне давно хотелось побеседовать с кем-то вот таким… я имею в виду ваших ровесников. Знаете, Василий, я ведь, в общем-то, совсем не старая особа. А сама себе и вовсе молодой казалась до последнего времени. Хотя годы идут, кто ж тут поспорит… И я вдруг заметила, что не понимаю вас. Молодых, то есть. Другие повадки, другие слова, вообще как-то все другое! Выражения лиц, взгляды… Ну, оно понятно: мы дети войны, а вы совсем в других условиях росли. Но все равно. Как-то это не очень правильно – не понимать молодое поколение…

– А вы какого года рождения?

Вопрос, который, как говорят, женщинам задавать неприлично, но семнадцатилетнему парню простительно.

– Сорок первого, – без всяких обид, просто и чуть грустно ответила она. – Родилась ровно за месяц до войны. Двадцать второго мая. Как говорят – день Николы Вешнего…

Ага. Тридцать семь, выходит. Ровно на двадцать лет старше меня. Ничего так расклад. Точняк Анна Керн с Марковым-Виноградским. Как в воду глянул.

Она заговорила о том, как ею овладела идея, поначалу показавшаяся странной и даже дерзкой. Но интересной. Поговорить по душам с кем-то из молодых. Открыться честно: так, мол, и так, очень хочу познать душу современного юноши или девушки, неважно…

– Однако, – с особым выражением сказал я, – вы целый год трудились рядом с современной девушкой. С Леной. Почему не заглянули к ней в душу?

– А Леночка, между прочим, еще та штучка. К ней не заглянешь. Не тот случай. Я и не пыталась.

– Ага. Значит, я тот самый случай?

Пока длился этот диалог, я по максимуму старался считать информацию с собеседницы. Ну, ухоженная, красивая, это так. Даже не столько красивая, сколько сексапильная. Это понятия, конечно, сильно пересекающиеся, но не совпадающие. Среди сексапильных женщин могут быть не очень-то красивые, хотя и некрасивых нет. Нормальные, симпатичные. Но главное – в них есть необъяснимая магия. Харизма. Тайна. А вот среди красивых женщин есть как раз асексуальные. Холодные, неспособные зажечь мужчину… Впрочем, это не про Ларису Юрьевну. В ней как раз обе эти ипостаси счастливо сомкнулись. И вкус, несомненно, присутствовал. Весь ее вид свидетельствовал об умении создать ансамбль. Включая мелкие аксессуары. И уж, конечно, я заметил отсутствие обручального кольца на правой руке. Сомнительно, чтобы такая женщина в таком возрасте не побывала замужем. Хотя, конечно, в жизни чего только не бывает… Выясним.

– Да, Василий. Честно скажу, среди всех, кто заходил к нам в отдел, вы мне показались самым интересным.

– А это почему?

– А я и сама не знаю. Интуиция. Чутье. Оно у меня особенное. Угадывает без ошибок. Правда, объяснить не может.

Вот как. Чутье у нее особенное. Интересно, почему?..

– Особенное?

– Да. Могу подтвердить. Хотите?

– Было бы интересно.

Она вновь погуляла взглядом так, будто бы умеет заглянуть за край Земли.

– Вы сейчас наверняка подумали: а откуда у нее такая угадайка?..

Я рассмеялся:

– Верно! Подумал. Только об этом можно было и чисто логически догадаться, без всякой интуиции. И потом… вы уж извините, но как так выходит: при таком чутье вы не можете заглянуть кому-то в душу?.. Что-то тут не вяжется.

– Так вот это меня и тревожит, – вздохнула она. – Как будто это признак подступающей… ну, старости-не старости… короче говоря, хочется не поддаваться возрасту, понимаете?..

Она говорила с чувством, так убедительно, что я ей поверил. Собственно, она и не врала, это наверняка была ее моральная заноза. Другой вопрос, что за этим таилось еще нечто, и даже не одно. Несколько мотивов. И в этом всем мне предстояло разобраться.

Я ощутил, что ей хочется поделиться чем-то важным. Чем-то таким, чем она, возможно, ни с кем и не делилась. Возможно, во мне она и нашла родственную душу, ощутила ее этой своей интуицией. И, наверное, она очень одинокий человек.

Здесь я вспомнил слова Лены о том, что Лариса Юрьевна не кто иная, как любовница профессора Беззубцева. И если так, то с ним, видать, сердечно не потолкуешь, тот еще кадр… Но нечто интересное о нем она, видать, поведать может.

Правда, сейчас ее разбередило иное. Я чувствовал: она и хочет открыться, и не решается, и поговорить ей настолько не с кем, что сочувственного собеседника она увидела в семнадцатилетнем первокурснике… Да и попросту я ей понравился во всех смыслах.

И в самом деле я ощутил сочувствие. Конечно, Лариса Юрьевна гордится и даже чванится, но это все защитная поза. Думаю, она изо всех сил хочет казаться независимой, надменной и строптивой… и отчаянно хочет какого-то простого, трогательного человеческого слова.

И тут ее вдруг прорвало:

– Знаете, Василий, я ведь совершенно одна. Ни родных, ни близких. Отец погиб в сорок пятом в Венгрии. И где могила его, мы не знаем. Мы с мамой. Он видел меня в последний раз, когда мне два месяца было. Представляете?.. Мобилизовали. Всю войну прошел! Почти всю. И погиб за три месяца до конца. Мама потом, знаете, всю жизнь жила с памятью о нем. Замуж не вышла, хотя и звали. Нет. Мы только вдвоем, и память об отце, и больше никого нам не надо было. Ну а потом, понятно, я стала девушкой. Говорят, симпатичной. Появились ухажеры. И вот…

И вот один сумел завоевать сердце красавицы. Думаю, Лариса из скромности, смешанной с гордостью, употребила слово «симпатичная». На самом деле, надо полагать, она была очень яркая и броская девушка. И кавалеры кружились вокруг нее, как мотыльки вокруг горящей свечки.