Элси была вежлива и приветлива со всеми посетителями, даже теми, кто вел себя как животное, перебрав каждый из напитков в алкогольной карте дня. Но она старательно отвергала любой намек на флирт или ухаживания, значит, дело было не во мне. Что хуже, ведь тогда дело было в нем. Чертов Дэмиен.

Подставка с разноцветными шотами материализовалась передо мной, я поднял глаза от своего нетронутого виски.

– Ты мог бы быть более очевидным, только если бы закинул ее на плечо и вынес отсюда, ударяя кулаком себе в грудь, – ехидно ухмыльнулась темноволосая азиатка. Больше других раздражающих вещей я ненавидел, когда кто-то совал свой чертов нос в мои дела. Ее, казалось, ничуть не смутило мое равнодушное молчание. – Она не очень-то приветлива с парнями, – продолжила Рин, изучая мое лицо. Пирсинг в ее островатом носу сверкнул, когда она почесала кончик костяшкой указательного пальца. – Я знаю Ви почти три года, и еще ни разу она не ответила кому-нибудь взаимностью. Так что одно из двух: тебе стоит проявить изобретательность или оставить эту идею прямо сейчас. И, просто к слову, она любит готовить выпечку и читать всякую историческую фигню.

Я не стал спрашивать, в чем ее выгода от этого странного монолога, меня интересовало другое:

– Ты всегда вот так выбалтываешь первому встречному занимательные факты о своих подругах?

– О, да брось! – Она замахнулась и ударила меня грязной тряпкой прямо в грудь. Той самой тряпкой, которой десять минут назад стерла с деревянной столешницы около дюжины отпечатков от стаканов с выпивкой. Если бы не все эти люди вокруг, я бы перегнулся, схватил ее за горло и вытряс всю душу. Но что-то подсказывало, что убийство подруги Элси – не лучшая стратегия по сближению с ней. – Во-первых, мы уже встречались. А во‑вторых, от тебя так и веет Лигой плюща, старыми деньгами и хорошими манерами. Будь ты подонком, не стал бы провожать Ви на работу.

Если бы она только знала.

Я подавил саркастичный смешок.

– Внешность бывает обманчива. – Взглянул туда, где Элси наконец перестала притворяться, что ей все равно. Теперь она стояла боком к парню, который что-то воодушевленно рассказывал, жестикулируя обеими руками со скоростью вращения вертолетных лопастей. Все ее внимание было сконцентрировано на подруге, губы плотно сжаты, а брови так тесно сведены вместе, что хмурая складка между ними превращала все лицо девушки в один сплошной кричащий сигнал о приближающемся взрыве. Я не видел ее рук, но мог поклясться, что они были стиснуты в кулаки, уверен, Элси гадала, о чем мы разговаривали.

Медленная музыка, звучащая из огромных колонок, висящих по обе стороны от бара, вибрировала на той частоте, что обычно вызывала у более эмпатичных людей желание подпевать и медленно покачиваться в такт. Я сидел неподвижно, глядя на девушку с сиреневыми волосами поверх угловатого плеча ее подруги, и пытался расшифровать смесь ее эмоций.

Злость? Ревность?

– Вот черт, она смотрит? – Восторженный шепот Рин ворвался в уши, я взглянул на нее, не совсем понимая ее неподдельную радость. – Только не двигайся, позже ты, возможно, скажешь мне спасибо.

Я не успел среагировать, когда Рин почти легла на стойку и, потянувшись к моему уху, тихо прошептала:

– Посмейся, только не так, как будто я пошутила, а так, словно мы сейчас флиртуем.

Дистанция была короче допустимого, я видел каждую широкую пору на ее коже и капли пота, собравшиеся над узкими бровями. От нее пахло слишком сладкими духами, из-за чего мне захотелось чихнуть, а потом как следует высморкаться. Все внутри протестовало желанию рассмеяться, изображая флирт, мое отвращение к чужим телесным жидкостям сейчас достигло апогея. Но также была другая вещь, которая не давала голове покоя.

Я не был силен в общении с противоположным полом, все мои навыки сводились к получению физической разрядки с минимальными временными затратами, я не водил девушек на свидания, не пудрил им голову враньем про долго и счастливо и уж точно не пытался сделать так, чтобы на меня обратили внимание. Но это был совершенно другой, вышедший из-под всякого контроля случай, и за неимением большего я почему-то решил слепо довериться эксперту.

Не сводя глаз с Элси, я практически прислонился щекой к щеке ее подруги и искривил рот в соблазнительной усмешке.

– Ну как? – спросила Рин. – Сработало? – Теперь в ее голосе было меньше уверенности. Будет забавно посмотреть, как она объяснится перед Элси, потому что я был уверен, что подруги так себя не ведут.

Но мне настолько не терпелось подтвердить свою теорию, что я снова вернул внимание к Элси. Та почти не могла скрыть ярости, подбрасывая углей в костер моего эго. Я почти видел пар, идущий у нее из ушей. Решив убедиться наверняка, я повернулся так, что мои губы оказались прямо напротив мочки уха Рин, как будто я собирался что-то сказать. В этот момент губы Элси приоткрылись, опередив мои, и мне удалось прочесть отчетливое «мудак», прежде чем она выскочила из-за барной стойки и упорхнула собирать стаканы. Все мои внутренности буквально танцевали, ликуя в осознании: она ревновала.

– Я твой должник, – смеясь, сказал я Рин, наконец отстраняясь.

– Это точно, – фыркнула та. – Повезет, если не придется искать новое жилье. И клянусь богом, если ты обидишь ее, я проведу тебе кастрацию горлышком разбитой бутылки, – обронила она, прежде чем уйти.

Остаток вечера Элси игнорировала мое существование с большим усердием, чем до нашего маленького спектакля. Но теперь, как ни странно, это посылало проблески надежды. Я достал телефон и погрузился в работу, читая детали нового судебного дела моей возможной следующей жертвы.

– Мы закрываемся. – Вслед за холодной пощечиной слов звонкий щелчок ногтя обрушился на мой по-прежнему полный стакан. – Допиваешь?

Оторвав взгляд от телефона, я столкнулся с целым набором невысказанных ругательств, скрытых в радужках цвета горячего шоколада. Улыбки никогда не были частью моей натуры, по крайней мере искренние, не вызванные многочисленными тренировками выражений лица. Но за последние несколько недель я не раз ловил себя на мысли, что улыбаюсь всем своим существом.

– Нет. – Я потянулся в задний карман шорт, чтобы достать оттуда бумажник.

– Клянусь богом, если ты вытащишь оттуда еще хоть одну купюру, я затолкаю ее тебе в глотку, – зло оскалилась Элси.

– Достаточно было сказать «за счет заведения», – небрежно бросил я.

– Это было бы так, если бы мне не пришлось платить за твою придурь из своего кармана. К счастью, той сотни достаточно, чтобы покрыть ущерб. Вопрос в другом: ты не притронулся к пиву в прошлый раз, не выпил ни капли сегодня, на какой черт заказывать напиток, если не пьешь? Ты в завязке?

Теперь я чуть было не засмеялся вслух.

– Я не пью алкоголь совсем, – честно ответил я. – Но сидеть в баре со стаканом воды слишком ненормально даже для меня.

На самом деле сливаться с толпой проще, когда делаешь то же, что и другие. Обычно никто не замечает, сколько шотов ты опрокинул за ночь, если только в его планы не входит тебя напоить. А еще у собеседника формируется ложное чувство солидарности на границе с безопасностью, когда ты делаешь логичные для обстановки вещи. Быть хамелеоном в пестрой толпе непросто, но выполнимо.

Не говоря ни слова, Элси сгребла мой стакан и унесла его в кухню вместе с другими. Чтобы не провоцировать ее, на этот раз я поднялся и вышел на воздух, дожидаясь в тени за углом, пока девушка не выйдет из бара. Мне не нравилась идея, что она бродит одна среди ночи, тем более что Рин под руку с каким-то парнем поспешила покинуть поле боя около пятнадцати минут назад, бросив извиняющийся взгляд в сторону подруги и испепеляющий в мою. Забавно, что теперь она презирала меня за свою же выходку.

В окнах бара погас свет, повара стали расходиться, уступая место ночным уборщикам, миниатюрная фигурка отделилась от тесной группы и торопливым шагом направилась в сторону дома. Чертовски упрямая, чтобы попросить кого-нибудь ее подвезти. Мне хотелось догнать Элси, перегнуть через колено и отшлепать ее круглую задницу за безрассудство. Сколько раз за эти три года она могла попасть в передрягу, странствуя в одиночестве, полагаясь на несуществующую удачу…

Дождавшись, пока Элси окажется на достаточном расстоянии, чтобы не чувствовать моего присутствия, я пошел следом, стараясь держаться в тени. Что, в общем-то, было несложно, ведь именно так все и было до того, как она исчезла: я оставался незамеченным ею. Теперь же я был более решителен в своих планах, и уже ничто не смогло бы стереть следы моего существования из ее жизни.

Глава 8

Джош

Пять лет назад…

Перебинтованной рукой вытираю пот со лба, откидываю в сторону прилипшие волосы и пристально смотрю на своего соперника, пытаясь рассчитать траекторию удара так, чтобы вывести его из строя до того, как таймер над тренировочной ареной подаст сигнал. Мне не нужно смотреть на счетчик очков, я и так знаю, что победил, но триумф был бы не таким громким, оставь я противнику хоть шанс покинуть ринг на своих двоих.

Мейсер бросается вперед, издавая чертов боевой клич, и его рука перемещается сверху вниз в обманном жесте, прицеленном в мой левый бок. Только полный идиот может быть настолько предсказуем. Отклоняю корпус назад, чтобы кулак Мейсера остался висеть в воздухе, не достигнув цели, а потом хватаю его ведущую руку и, резко развернувшись, тяну изо всех сил, перекидывая ее через свое плечо. В воздухе раздается хруст, за которым следует оглушительный крик боли. Этого все равно недостаточно, жажда разрушения во мне слишком сильна, чтобы остановиться, не завершив начатое.

Громкое тиканье извещает о том, что отсчет последних десяти секунд начался, я приседаю в развороте и выбиваю ноги Мейсера из-под его вялого тела. Тот падает на ринг, подгибая безвольно болтающуюся руку под себя, и пытается встать, чтобы не казаться слабаком. Он не худший боец в секторе, но наш спарринг длится уже почти два часа, а во мне еще слишком много неконтролируемой энергии, которая давно ждала, когда ее выпустят наружу. Так я поступаю, когда желаю сохранить контроль в обычной жизни. Стоит мне покинуть ринг, хладнокровие возвращается в тело.

За пару секунд до конца боя я окидываю взглядом тело Мейсера и прекращаю его жалкую попытку подняться пинком ноги в челюсть. Он падает навзничь, вырубаясь, кровь струится у него из приоткрытых губ тонкой струйкой, окрашивая матовое серое покрытие в алый. Мой любимый оттенок после черного.

– Уберите здесь, – рявкает Уэйд, одобрительно кивая. – Следующая пара: Кастор и Хантер.

Отдав приказ, мой друг спрыгивает с судейской платформы, подходя ближе. Я разматываю окровавленные бинты и беру с ближайшего столика бутылку воды, выливая ее на себя, открыв рот. Холодная жидкость приятно бодрит забитые мышцы и смывает ненавистные мне пот и кровь, немного обжигая порезы. В самом начале нам разрешили выбрать любое оружие, и Мейсер с ходу схватился за любимые ножи, но я предпочел работать голыми руками.

– Почему ты не выбрал молоток или какую-нибудь вещь поострее? – спрашивает Уэйд, осматривая мой изрезанный торс.

– Ты же знаешь, это не мое.

Моя специализация – стрельба с любого расстояния, но в пределах тренировочного центра огнестрельное оружие запрещено везде, кроме стрельбища. Если бы в меню был ствол, тело Мейсера уже ехало бы в стальном гробу в безымянную могилу.

– Ты такой же скучный, как домохозяйки, играющие в бридж. Даже моя бабуля была большей оторвой, – смеется Уэйд. Это пустые слова, поскольку он никогда не говорит о своей настоящей семье и том, что с ним случилось до вербовки в «Стикс».

– Тащи свою задницу на ринг, и я заставлю тебя выхаркнуть эти слова кровью, – подначиваю я. На самом деле Уэйд единственный спарринг-партнер, с которым я могу не сдерживаться.

Звуковой сигнал прилетает на мой телефон, и я морщусь, видя, что это сообщение из центра управления, требующее моего присутствия в кабинете полковника Роддса. Следом дребезжит устройство в кармане Уэйда, и это может означать только одно: у нас новое сверхсекретное задание.