Я иду за ним. Он уверенно ставит сумку на тумбу у дальней стены и достаёт свёртки.

– Выбирай.

В принципе, качество оказывается у всех изделий одинаковое и я отбраковываю только одну этикетку. Проверяю пуговицы и замки, и рассчитываюсь.

– Тебя как зовут? – спрашиваю.

– Тебе зачем? – хмурится он.

– Вдруг ещё потребуется, как тебя искать?

– Артур, – сообщает он. – Только я обычно этой ерундой не занимаюсь. Они мне вообще случайно достались, замочки и лэйблы. Так что следующего раза может и не быть. Но, вообще, я обычно у ЦУМа болтаюсь. Там сегодня ментов много, поэтому я в ГУМ пошёл. Тебе повезло, в общем. А так, если что понадобится, приходи туда. Ну, или сюда можешь.

– Понятно.

– А тебя самого-то как зовут?

– Артём.

– Ну, будем, значит знакомы, Артём?

– Будем, Артур.

Мы завершаем сделку, но обмывать её я не собираюсь и сразу, прихватив добычу, исчезаю. Выскочив из «Космоса», отвожу трофеи в гостиницу. Собственно, решение оказалось спонтанным, как и почти всё в моей жизни. Возможно, стоит больше внимания уделить планированию и системе. Пожалуй. Ну я стараюсь, в общем-то.

За три дня папиной командировки мы выполняем намеченную мной культурную программу, состоящую из дневных посещений музеев, прогулок по Москве, одного посещения дяди Пети и одного вечернего совместного выхода в театр, а именно во МХАТ на «Амадея» с восхитительным Сальери в исполнении Табакова.

Успеваем чуть ли не на последний в сезоне спектакль. Дядя Петя служит там осветителем и мы проникаем в это святилище проходя через толпу людей, жаждущих лишнего билетика. Сидим в проходе на приставных стульях, и видно нам не очень хорошо, но то, что делает на сцене Табаков, заставляет забыть обо всём на свете…

Ну, а после этого со спокойной душой возвращаемся домой. Самолёт прилетает в шесть утра. Отец принимает душ и идёт на работу, а я падаю на диван и сплю беззаботным молодым сном часов до десяти. А когда просыпаюсь, первым делом иду в прихожую, беру записную книжку и нахожу телефон Михайловых.

Это родительские друзья. Мы типа семьями дружим. По праздникам то у них встречаемся, то у нас. Живут они недалеко от бабушки и у них двое детей – Антон и Катя. Антон младше меня на год, а Катя старше, тоже на год. Хорошая девочка, мне её в невесты прочили, сколько себя помню. Точнее, лет с двенадцати, наверное. Вроде, шутками ди прибаутками, но иногда прям доставали.

Так что вне семейных праздников мы с ней особо не контачили, ну потому что как-то стрёмно было постоянно эти приколы слушать. Сходили как-то в кино, чисто по-дружески, безо всяких там задних мыслей. Так потом все эти взгляды да подначки житья не давали. В общем, любви у нас и не планировалось, а тесной дружбы не случилось, из-за родных и близких.

Потом уже, будучи взрослым, я узнал, что её мать действительно надеялась, что у нас что-то получится. Но не получилось. Не судьба, значит.

– Алло…

Трубку берёт Антон.

– Антоха, здорово, – говорю я.

– А, привет.

Он парень шустрый, занимается хоккеем и мутит постоянно, кстати. То клюшки какие-то покупает и продаёт, то ещё чего. Его родители к этому спокойно относятся, а моих коробит. Вроде как неправильно это. Торгашество.

– Как делишки? – спрашиваю я.

– Ничего, а у тебя?

– Да, у меня-то что? Каникулы, свобода. Это вы с Катюхой экзамены сдаёте.

– Да-а-а, – вздыхает он. – Но у меня завтра последний.

– Какой?

– Геометрия.

– Учи теорему Пифагора, сто процентов тебе выпадет, – предупреждаю я.

Он сдаёт после восьмого класса, а сестра после десятого, и я вспоминаю, что он на Пифагоре завалился и получил трояк. Потом его этим Пифагором два года допекали.

– Да я всё выучил уже! – самоуверенно отвечает он.

– Ну, смотри, я тебя предупредил. Где там сестра твоя?

– Ты ей что ли звонишь?

– Ей, конечно, дома она?

– Сейчас, позову. Кать, иди, жених твой.

Ну, не собака ли? Зря ему про Пифагора сказал.

– Алло? – журчит голосок моей "невесты".

Я уж и забыл, как он звучит. Неплохо звучит, мило.

– Кать, привет, это я. Как жизнь?

– Приве-е-е-т, – тянет она и я слышу по голосу, что улыбается. – Нормально. К экзаменам вот готовлюсь.

Надо же, обрадовалась. Ну, честно говоря, с ней всегда легко было болтать. С другими девчонками у меня прежнего порой возникали паузы, неловкости и отчаянные попытки немедленно придумать, о чём говорить, а с ней всегда всё было просто.

– Когда ближайший? – спрашиваю я.

– Завтра. Химия.

– О, надо мне маму вместо тебя отправить.

– Ага, – соглашается она. – Я бы не отказалась.

– Утром сдаёшь?

– Да, к половине девятого пойду. А что? Ты-то бездельничаешь, да?

– Не завидуй, – смеюсь я. – Мне всё это ещё предстоит в следующем году.

– Я не завидую, – вздыхает она и тоже смеётся. – Хотя, нет. Завидую.

– Кать, слушай, мне с тобой посоветоваться надо, – перехожу я к делу. – Ты можешь ко мне завтра зайти после экзамена? Я хочу тебе показать кое-что.

– Показать? – удивляется она. – А что?

– Ну… Тут мне по швейному делу совет нужен. Ты в Москву-то собираешься?

Знаю, что собирается. Поедет поступать в Текстильный институт на модельера или что-то в этом роде. Не поступит, к сожалению. Вернётся и год будет работать то ли на швейной фабрике, то ли в ателье и в конце концов пойдёт в техникум. Потом когда-то откроет швейный цех, если я не путаю…

– Собираюсь. Поедем с мамой в конце июля. Через полтора месяца уже.

– Ну, отлично, молодец. Так что, придёшь завтра?

– Ну… ладно… А во сколько? Я ведь точно не знаю, когда у меня закончится.

– Ну, не беда, я буду дома сидеть и ждать. Когда закончится, тогда и закончится.

– Ты шить что ли собираешься?

– Ну, вроде как, – усмехаюсь я.

– Прям секретный такой… Ну, ладно, приду.

Она с детства любит шить и умеет это делать весьма неплохо. Известная в наших кругах швея, одним словом. Посмотрим, что она скажет насчёт моей идеи. Если откажется сама, может кого-нибудь посоветует.

Я завтракаю и собираюсь идти навестить дядьку. Одеваюсь, когда звонит телефон. Это мама.

– Артём, слушай, я поговорила у нас с преподавательницей английского. Молодая девочка, её все очень и очень хвалят. Говорят хорошая, как ты и хотел. Так вот, она не против позаниматься с тобой. Поэтому сегодня в час дня придёшь в университет… Помнишь, где романо-германская филология?

– Помню…

– Вот. Приходи туда. Зайдёшь на кафедру, и спросишь Лилию Юрьевну Урусову. Она тебя посмотрит и решит, что с тобой делать. Запиши имя и номер кабинета.

Я записываю, одеваюсь и выскакиваю из дома. На сердце легко, настроение беззаботное. Лето, кайф, никаких экзаменов, никаких напрягов, вся жизнь впереди. Блин, как же здорово!

Во дворе дерутся воробьи, дворник метёт дорогу метлой с жёсткими редкими прутьями, бабушки сидят на лавке и жмурятся на солнышке. Пахнет озоном.

Я прохожу мимо школы, мимо гастронома и захожу в «Домовую кухню». Покупаю несколько слоек и котлеты-полуфабрикаты в панировке. Они, конечно, внутри в основном из хлеба, но, в конце концов, и что из того? Приду и пожарю дядьке.

Складываю всё в сшитую бабушкой сумку из плащёвки, выхожу и шпарю по Ноградской в сторону Пятьдесят лет Октября. Там снова иду по двору. Обхожу невысыхающую лужу, ни Жука, ни Аркана, к счастью, не встречаю и двигаю непосредственно к дядькиному подъезду.

Поднимаюсь на пятый этаж и звоню в дверь. Она тут же, в тот же миг открывается и передо мной предстаёт дядя Гриша. Глаза выпуклые, горят огнём, лицо белое, испуганное, на лбу испарина. Он подаётся вперёд, хватает меня за шиворот и втаскивает в квартиру.

Дверь тут же закрывается. Очень тихо и аккуратно, и дядька набрасывается на меня.

– Ты её видел?! – шепчет он. – Видел или нет? Раз молчишь, значит видел.

– Кого?! – недоумённо спрашиваю я.

– Тихо! – шипит он, резко прикладывая палец к губам. – Продала сука! Падла ментовская!

Обострение, блин… Сейчас опять начнутся резкие скачки настроения…

– Там нет никого, пожимаю я плечами. Пустота.

Надо как-то его отвлечь.

– Я тут вам гостинцы принёс… Смотрите, слойки и…

– Замолчи! – шепчет он. – Заткнись!

Он становится неподвижным и обращённым в слух. За дверью раздаётся едва заметный шорох и дядя Гриша вздрагиает и снова прислушивается, а потом вдруг раздаётся резкий звонок.

– Суки! – задыхаясь шепчет он. – Суки! Хер вам! Хер вам! Вот посмотри сам в глазок! Тихо только!

Я шагаю к двери делаю, неловкое движение и задеваю приваленный к стене зонтик. Бросаюсь, но не успеваю подхватить, и он с грохотом падает на пол, увлекая за собой тяжёлые ботинки.

Дядька аж подпрыгивает от ужаса и кулаки его взлетают над головой.

– Тихо! – одними губами шепчет он… – Тихо, твою мать!

Тише, мыши, кот на крыше, а котята ещё выше…

8. Подарок

Звонок начинает трезвонить. Трезвонит и трезвонит.

– Ну, – пожимаю я плечами, – теперь можно и не таиться уже.

Подхожу к двери и смотрю в глазок. Там стоит сердитая тётка с шишкой на голове, типа Бабетты или Халы, не знаю уж как эту красоту идентифицировать.

– Григорий Александрович! – кричит она. – Откройте, пожалуйста!

Громко кричит и сердито, настолько же, насколько и выглядит.

– Я открою, – тихонько говорю я.

– Нет! – восклицает

– Да давайте. Сейчас узнаем, что она хочет и всё. А так она будет каждый день вас терроризировать.

Он не успевает и слова сказать, как я тянусь к здоровенному засову и быстро его сдвигаю. Он тут же выскальзывает из маленькой прихожей, а я распахиваю дверь.

Тётка открывает рот, чтобы выдать тираду, но не выдаёт, а замирает, увидев меня, и стоит какое-то время в таком виде.

– Слушаю вас, – говорю я. – Что вы хотели?

Любопытно, что пока разыгрывается эта короткая сцена, за спиной у тётки оказывается человек. Он будто вырастает из-под земли, буквально за пару мгновений проскакивая лестничный пролёт. Поднимается снизу и, подойдя к «Хале», практически столбенеет, увидев меня. Ну, не то что прямо столбенеет, но становится скованным, что ли.

– Ты кто? – наконец, размораживается тётка.

Мне очень хочется ответить что-то вроде «конь в пальто» или даже сказать так, как говорят сейчас, в восемьдесят третьем, погрубее малость, но я сдерживаюсь.

– То же самое хочу спросить у вас.

– Я? Я председатель кооператива! Где Кропоткин?

– И что хочет председатель кооператива? – интересуюсь я.

– Ты кто такой? И что тут делаешь? Я сейчас милицию вызову!

– Любопытно. Вызывайте, посмотрим, что из этого выйдет. Вы, судя по всему, из хулиганских побуждений трезвоните в дверь, кричите. Вызывайте.

– Что?!

Она чуть осекается, но тут же берёт себя в руки.

– Я председатель жилищного кооператива, мне нужно срочно поговорить с Кропоткиным. И кто ты такой, в конце концов?

– Я его племянник, дядя неважно себя чувствует и не может вас принять. Но вы можете сказать мне, чего желаете.

– Я желаю, чтобы слесарь зашёл и осмотрел его трубы! Дядя твой соседа снизу топит! Горгаз не пустил, электриков не впустил, а теперь ещё это!

Мужик подаётся вперёд, будто уже получил приглашение войти. Интересно, на сантехника он, вообще-то, похож не слишком. Суровый взгляд, усы, волосы с проседью, лет сорок пять, худое лицо со впалыми щеками. Подтянутый, рубашка типа «поло», коричневые брюки. Часы на браслете.

– Извините, сейчас это никак невозможно, – говорю я. Кроме того, у нас всё абсолютно сухо. Вы у соседа проверьте более тщательно. У нас точно никаких проблем нет.

Странная, конечно, реакция на просьбу впустить слесаря-сантехника, но, честно говоря, и сам сантехник выглядит немного странным. И что-то в нём мне определённо не нравится. Но главное не это.