Съезжаю и с интересом наблюдаю, как она краснеет, но все же быстро расстегивает мне ремень. Потом снимает наколенники и только после возвращается к ширинке. Не помогаю ей. Специально. Взялась же сама. Вот пусть удивляет.

Прикусив белыми зубками губу, она решается расстегнуть мне замок и пуговицу. Шумно выдохнув, начинает стягивать штаны, очень стараясь не причинить мне боль, а я стараюсь сделать вид, что она не задевает рану на бедре и глотаю стоны, оставаясь в одних трусах.

– Сейчас принесу теплую воду. Надо смыть грязь и обработать.

– Принеси, – раздается от двери. – Я сама обработаю.

– А я думал, ты только сосать умеешь, – злюсь на помешавшую мне Ташу.

– А я надеюсь, что у тебя на меня так стоит, – кивает на мои трусы, наклоняется и специально для Кузи целует меня в засос.

Глава 7

Домовенок

Интересно, она совсем не видит, что ему больно? Странная девушка, очень неприятная. Та, что уже была с Лексом, а сегодня ушла с Маратом, легче. У нее не такой тяжелый взгляд. Она просто смотрит сквозь меня и так, наверное, должно быть. А эта… смотрит зло и ревниво. И чего бы ей ревновать? Она гораздо красивее меня, у нее идеальная фигура, большая грудь. Я не смогла бы стать ей конкуренткой, даже если бы Лекс видел во мне девушку, но он не видит, так что пусть выдыхает.

Набрав теплой воды в ведро и собрав из аптечки в пакет все самое необходимое, наступаю на ступеньку и слышу, как они ругаются. Она красивой разъяренной фурией прожигает его взглядом, а он сидит и вымученно ухмыляется, что злит ее еще больше.

– Не смей ровнять меня со своими подстилками, Лекс! – шипит Таша.

– А когда у нас с тобой начались отношения? Мы просто регулярно трахаемся после гонок, чтобы слить адреналин. Чё вы все взялись на меня права предъявлять? У тебя сейчас только два варианта: ты либо идешь к Марику помогать своей подружке, либо сваливаешь домой.

– Сюда сейчас ни один таксист не поедет!

– Вот и нашлось решение проблемы. Мне для друга ничего не жалко. Считай, что я с ним тобой поделился. Это за несанкционированный поцелуй.

Понимаю, что стоять наверху больше не могу. Вода остывает, а ему обязательно надо промыть рану. Там и так наверняка завтра все воспалится. Надеюсь, Марат сможет уговорить друга съездить в больницу. Это ведь совсем не шутки.

Специально громко ступая на железные ступеньки, спускаюсь к ним. Таша стреляет в меня очередным убийственным взглядом.

– Давай сюда, – девушка протягивает руку к ведру.

– Нет! – рявкает Лекс. – Ты наказана, – напоминает ей, – и больше не прикасаешься ко мне сегодня.

– Ложись, – оттеснив Ташу, подхожу к дивану.

Лекс морщится, долго возится, но устраивается на спине. Прошу согнуть раненую ногу в колене и, смочив тряпку, аккуратно начинаю смывать грязь. Воду приходится менять дважды, пока из грязно-коричневой она не становится просто розовой от его крови. Мой спаситель вздрагивает, скрипит зубами, но терпит.

Закончив с промыванием, просушиваю бедро, наношу антисептик и по краю от раны немного противовоспалительной мази. Смачиваю вату тем же антисептиком, раскладываю по всей стесанной поверхности. Теперь самое сложное. Чтобы он случайно не растер все об простыню, надо замотать его бедро бинтом. Утром снимем, но сейчас… Сейчас он в одних трусах и ранение его довольно высоко.

Выдохнув, бросаю взгляд на его напряженное лицо и начинаю аккуратно наносить повязку, стараясь не задеть интимных мужских зон.

– Подними руку, пожалуйста, – прошу очень тихо. Сама не заметила, как от волнения сел голос.

– М? – Лекс открывает мутные глаза.

– Руку подними. Я с ногой закончила, остался бок.

– Угу, – кивает и снова закрывает глаза.

Ссадин больше нет. По загорелой коже расползлось большое темное пятно с красными подтеками в двух местах. Что я с этим могу сделать? Ему бы на рентген и к хорошему врачу, но почему-то Марат не отвез. У меня в руках только йод. Я, когда маленькая была, мне на синяк делали сеточку из йода. Вот это я и могу повторить. Скрутив вату, смачиваю ее в препарате, касаюсь синяка. Лекс вздрагивает, его кожа покрывается мурашками. Все мышцы на животе проступают от напряжения. Стараюсь не глазеть на рельефы, быстро заканчиваю с лечением мужчины и собираю остатки перевязочного материала.

– Возьми, – вкладываю в ладонь Лекса две таблетки. – Это обезболивающее. С алкоголем мешать нельзя, – предупреждаю на всякий случай.

Приношу стакан воды, он запивает и, благодарно кивнув, замирает в той же позе.

Таша садится у него в ногах. Гладит ладонью по здоровой, добираясь до самых боксеров и, сминая их пальцами, поднимается выше. Лекс бьет ее по руке, а я отворачиваюсь. Настойчивая она. Мне кажется, я бы вот так нагло никогда не смогла. Он же ее прогнал. Отправил к своему другу. Я бы на такое обиделась и сама не стала бы подходить, а она…

Не мое это дело. Меня вообще здесь нет.

Напомнив себе об этом, убираю все на свои места, захожу в спальню Лекса, меняю ему постельное белье и оставляю кровать расстеленной.

Спускаюсь. Таша курит, стоя у открытой двери и глядя на дождь.

– Ты сможешь подняться к себе? – тихо спрашиваю у Лекса. – Я там расстелила.

– Покормишь меня? – хрипло и устало.

– Конечно. Таблетки начали действовать? – улыбаюсь. Я искренне рада, что ему становится легче.

– Да хрен знает. Не понял еще, но жрать хочу. Знаешь, сколько калорий сжигает такая гонка, как была у нас сегодня? – спрашивает, пока я вожусь возле микроволновки.

– Нет, – пожимаю плечами.

– Много, – усмехается.

Я тоже улыбаюсь, но так чтобы Лекс не видел.

Разогреваю для него немного еды, ставлю на табуретку. Он садится и принимается за еду.

– Ты сама-то ела? – Утвердительно киваю. – Точно? – Еще раз киваю. – Ну окей. Кстати, Домовенок, спасибо. Где научилась оказывать первую помощь?

– Да так. Навыки из прошлой жизни, – ухожу от ответа.

Я все еще не готова говорить с ним о своем прошлом. Отчима часто избивали по пьяни то за одно, то за другое. Дома были драки, а мне потом приходилось лечить этого козла. Отказаться было нельзя. Иначе… иначе потом врач мог понадобиться мне. Чем тут делиться? Это хочется быстрее забыть.

Закрываюсь и просто жду, когда Лекс доест, чтобы убрать посуду.

– Можно я быстро схожу в душ, пока ты сидишь здесь? – спрашиваю, закончив возиться на кухне.

– Угу. Кинь в меня сигаретами и топай.

Достаю из верхнего шкафчика новую пачку, в его грязных, рваных брюках в заднем кармане нахожу зажигалку, а штаны забираю с собой. На ночь замочу, завтра отстираю и попробую зашить. Ходить он в них вряд ли сможет, а вот возиться в гараже осенью вполне.

Думая о бытовых мелочах, встаю под теплую воду, стараясь не мочить волосы. Вспениваю гель для душа, наношу, смываю. Он оставляет на моей коже запах Лекса. Я еще никогда не пахла мужчиной, пусть и так отдаленно. Интересное ощущение, будто тебя обнимает кто-то невидимый и сильный. Мне иногда очень хочется кого-то сильного у себя за спиной, чтобы падать было не так страшно.

По коже бегут мурашки и волоски по всему телу становятся дыбом. Затылком ощущаю на себе взгляд. Меня вдруг пронизывает знакомым страхом. Инстинкты включаются быстрее разума. Дыхание сбивается, все внутри начинает дрожать.

По ребрам со спины медленно двигаются пальцы. Прямо там, где остались синяки от рук и ног отчима.

– Л-лекс, – голос не слушается, но я точно знаю, что это он.

– Кто это сделал?! – не голос, настоящий звериный рык, заставляющий подгибаться колени. – Кто посмел, Домовенок?!

Глава 8

Лекс

Меня аж передергивает от увиденного. Я вообще не понимаю, на кой хрен я сюда поднялся. Она раздетая передо мной. Очень тонкая, хрупкая, уязвимая. А я уйти не могу. Ноги вросли в пол, их наполняет свинцовой тяжестью, как и все остальное тело. Даже мое пропитанное топливом и, казалось, мертвое сердце начинает долбиться по ребрам так, что в груди нестерпимо ломит.

Кожей чувствую ее страх. Он наполняет маленькое помещение душевой и оставляет на языке металлический привкус.

– Выйди, – раздается тихо.

Не могу. Надо, я понимаю. Дебил. В такое не лезут с разбегу, а я… Я не хочу впускать ее глубоко в себя. Ничего хорошего из этого не получается, но какого-то хрена пришел сюда и тараном пру в ее личное.

– Лекс, пожалуйста, – еще тише и сжимается сильнее.

– Да, извини…

Так и выхожу спиной в дверь, продолжая пялиться на ее спину. Чтобы погасить ярость, вспыхнувшую в груди, хромаю на улицу, зацепив с кухонной тумбы сигареты. Облокотившись на прохладный металл двери своего гаража, смотрю, как в лужах расходятся круги от мелких капель. Дождь стал тише, Таши нигде нет. Гордая стерва скорее всего свалила к Марату. Хоть мозг выносить не будет. От нее пора окончательно избавляться. У меня аллергия на тех, кто пытается меня не санкционированно присвоить. Секс – еще не повод для отношений, пусть даже регулярный. Это просто удобно, когда в телефоне забито несколько номеров для разнообразия. Позвонил, потрахался, разошлись. Иногда можно с Мариком поделиться. Для него не жалко. Он, пожалуй, сейчас единственный, кому я доверяю и знаю, что с ним всегда будет адекватно, а после него чисто.

Выбросив окурок в лужу, не спешу заходить. Слушаю копошение в гараже. Домовенок спустился.

«Олеся, – едва шевеля языком, пробую на вкус ее имя. – Леся».

Мягкое, легкое, светлое, как и она сама. Второе светлое пятно в моей жизни за последние два года. Первое сейчас трахает двух телок у себя в гараже.

Мне интересно, почему она не просит называть ее по имени. Пара прилипших сразу прозвищ, и она легко согласилась. Имя – это же что-то ценное, важное. Вывод напрашивается сам. Для нее имя – это прошлое, вот то, с синяками на ребрах. Быть Домовенком проще, чем вздрагивать каждый раз, когда тебя зовут.

Эта тема была в универе, но я прошел ее мимо, переживая собственную смерть в глазах старшего брата. Как сдал экзамены, не помню. Как вообще доучился и получил в этом году диплом – загадка.

Таблетка перестает действовать, и боль возвращается в мое тело. Иду к себе мимо дивана, на котором, свернувшись комочком, лежит Кузя. Она не спит. Захлопнула веки, когда увидела, что я зашел. Делаю вид, что поверил, гашу свет, оставив ей ночник, и поднимаюсь по лестнице.

Устраиваюсь на кровати, смотрю на свою скудную книжную полку. Когда-то моя личная библиотека занимала целую стену под потолком в комнате. Я сожрал ее всю, обгоняя университетскую программу. Горел профессией, как Радомир своей.

Как все стремительно меняется… Лечить чужие души мне больше не хочется. Я люблю металл и пластик, у меня встает на рычание мотора, и я готов кончить от запаха топлива в баке своего байка. В моей душе тьма. Если я не могу вылечить ее, значит не имею права лезть в чужую.

Меня будит жара и все та же чертова боль. Она похожа на зубную. Пик уже прошел, но назойливость раздражает. Ищу свои шорты. Чувствуя себя инвалидом, кряхтя и матерясь, натягиваю, поправляя утренний стояк. Снизу уже слышны голоса. Мой гараж в последнее время превратился в проходной двор. Сабину сюда, что ли, дернуть? Пусть отсосет, чтобы хоть это меня не раздражало.

Спускаюсь на несколько ступенек, перевешиваюсь через перила, чтобы увидеть, у кого там язык во рту не держится.

Судя по запаху сигаретного дыма, Мар курит у моей двери, а телки сидят на диване, обсуждая прошедшую ночь. Кузи не видно. Надо бы воспользоваться. Трахаться при ней становится странно некомфортно. Хотя, по-моему, девчонке фиолетово, чем мы тут занимаемся, лишь бы кормили. Это идеально. Надо чтобы все так и осталось.

Меня замечают. Таша растягивает рот в мстительной улыбке. И? Меня задеть должно? Сейчас я покажу тебе, детка, как надо унижать!

– Сабин, гоу сюда. Минет хочу, аж яйца сводит. Отсосешь?

Взгляд Таши темнеет. Пришла моя очередь довольно улыбаться.