Даги уже был готов ко сну. На нём была пижама в полосочку, словно старомодная тюремная форма, с красным штампом «Розмаунтского частного дома престарелых», лёгкий махровый халат, коричневые тапочки в клетку. Тапочки были перепутаны. У него была своя комната, вполне приятная, с видом на сад, хотя с видом из окон в Блэклоу он не шёл ни в какое сравние. Было очень жарко. Даги взмок. Рэйчел стянула свитер, как только вошла в здание.

Снаружи, из коридора, доносился постоянный шум – лязг колясок, споры персонала о ваннах и суднах и о том, что случилось с таблетками миссис Прайс, растерянные и подавленные голоса пациентов.

Когда они приехали, Даги смотрел портативный телевизор, стоявший на комоде из пластика, выкрашенного под сосну. Звук был таким тихим, что Рэйчел почти ничего не слышала. Даги, казалось, загипнотизировали размытые мелькающие картинки.

Рэйчел поняла, что здесь он считается слабоумным, и разозлилась, подумав о том, что́ им мог сказать Невилл. И всё же когда они вошли, стало ясно, что Даги узнал её. Сестру, которая ввела их в комнату, явно поразила быстрая кривая улыбка и похлопывание здоровой рукой по стулу – знак того, что Рэйчел нужно подойти поближе.

– У вас посетители, мистер Фёрнесс, – выкрикнула она, словно Даги нарочно её не слушал, и Рэйчел предположила, что это первый раз, когда сестра обратилась к нему напрямую.

Рэйчел присела на корточки рядом с ним, накрыла его руку своей.

– О, Даги, – сказала она. – Мне так жаль.

Сестра глянула на часы, пробормотала Эдди что-то вроде: «Буду у себя, если потребуется» – и вышла.

Это был странный разговор, полный столь же напряжённого внимания, как и сеансы психотерапии от Эдди. Даги общался кивками, мычанием, пожатием руки, но они понимали друг друга. Иногда их отвлекали доносившиеся из коридора шаги мягких туфель по начищенному линолеуму, скрип, пронзительный, как крысиный писк в амбаре, подумала Рэйчел, но они быстро возвращались к делу. Выводы сводились к тому, что Белла покончила с собой, и они не понимали почему.

– Я хочу разобраться, – сказала Рэйчел. – Ты не против? Возможно, тебе бы хотелось, чтоб её оставили в покое.

Даги показал, что не желал бы ничего подобного.

– Я хочу осмотреть дом.

Он отвернулся от неё и снова уставился в телевизор. Сперва Рэйчел решила, что обидела его, но он ещё сильнее сжал её пальцы. Это Эдди проследила за его взглядом, направилась к комоду и вернулась со связкой ключей.

– Даги, это ключи от Блэклоу?

Но Рэйчел уже узнала их. Они висели на кухне на крючке для чашек между кружкой Даги с логотипом «Ньюкасл Юнайтед» и огромной жёлто-зелёной кружкой, из которой Белла пила кофе.

– Мне надо сказать Невиллу, что я пойду в дом?

Она взглянула на Даги, ожидая ответа, но он уже потерял концентрацию. В коридоре снова поднялся небольшой переполох. Высоким, тонким голосом кричала женщина:

– Уйдите, не трогайте меня. У вас мокрые руки! – Раздались торопливые шаги, успокаивающие голоса, но Даги, казалось, не слышал.

Рэйчел, всё ещё сидя на корточках, повернулась, чтобы говорить почти ему в ухо, заставляя обратить на себя внимание, как ребёнок, шепчущий секреты:

– Скажи мне, Даги, ты помнишь день смерти Беллы?

Он продолжал глядеть на мерцающие картинки в телевизоре, но она почувствовала, что он вспоминает. Что он видел? Беллу, склонившуюся над его кроватью? Беллу, которая прихорашивается, готовясь к смерти?

– Кто-нибудь приходил в Блэклоу в тот день? Наверное, ты слышал, как приехала я. Я въехала во двор, как раз когда начало темнеть. Собаки залаяли. А до этого кто-нибудь приходил?

Казалось, он ушёл в свои мысли.

– Кто-то был там до меня, Даги?

Она видела, что он делает над собой усилие, старается вспомнить. Он кивнул.

– В доме?

Он снова кивнул.

– Ты видел этого человека? Знаешь, кто это был? Или слышал голос, который cможешь узнать?

Даги медленно покачал головой.

Глава девятая

За ночь ветер утих. В низинах и под сухими каменными стенами лежал иней. Дым от трубы Бейкиз поднимался прямо к небу.

Грэйс делала тост на кухне. Она держала крошечную сковородку-гриль близко к огоньку газа – иначе можно было ждать часами. Она была одна.

– Твой друг приходил? – спросила Рэйчел. Запах поджаренного хлеба разбудил в ней голод. Она специально ушла до того, как Эдди встала.

– Вчера в обед.

– Оставался на ночь?

Грэйс покачала головой, не просто отвечая на вопрос, но показывая, что больше информации не последует.

– Как похороны? – спросила она. Она положила тост на тарелку, намазала тонким слоем маргарина, разрезала пополам и предложила кусок Рэйчел. Рэйчел взяла тост, добавила джема.

– Ну, сама понимаешь.

– Я, кажется, никогда не была на похоронах, – сказала Грэйс. Рэйчел решила, что это странный способ сформулировать мысль. Такое не забывается. Затем дверь отворилась, и вошла Энн со здоровым ярким румянцем на щеках, словно ребёнок, который врывается в дом после уличных игр с друзьями и требует чаю.

– Я не слышала машины, – заметила Рэйчел.

– Да, Джем подбросил меня к концу дороги. Я подумала, что сегодня отличное утро для прогулки.

– Я приехала недавно. Наверное, мы разминулись.

На лице у Энн появилась улыбка, и Рэйчел подумала, что в конце дороги её высадил не Джереми, а один из любовников, с которым она провела ночь.

– Ты завтракала? – спросила Грэйс. Она отрезала от буханки ещё ломоть и положила под гриль. Рэйчел раньше никогда не видела, чтобы та готовила еду по своей инициативе.

– Нет, – ответила Энн. – Времени не было.

Такой самоуверенный человек, подумалось Рэйчел, просто напрашивается на сплетни. Она дождалась, когда Энн и Грэйс уйдут на холмы, и отправилась в дом на ферме. Ей не хотелось объяснять, что она задумала. Они могли посчитать её болезненно впечатлительной.

В доме было две двери. Одна, которой всегда пользовалась Рэйчел, вела прямо со двора в кухню. Дверь была современной, из твёрдой древесины, с двойным остеклением и обыкновенно запиралась на два оборота. Даги купил дверь, когда обновлял кухню для Беллы. Это был сюрприз, что-то вроде свадебного подарка, который символизировал начало чего-то нового. Во времена матери Даги кухня была маленькой, тёмной и продуваемой сквозняками и вела в подтекающую прачечную с двухкамерной стиральной машиной и прессом для отжимания белья. Белла иногда жаловалась на стиральную машину. Это было ещё до Рэйчел, но та слышала эту историю:

– Тогда нужно было каждый день стирать простыни. Айви сама не могла. Я накачала мускулы, как у тяжелоатлета, пока загружала их, мокрые, в барабан машины. Бедняжка. Мне бы не хотелось так кончить.

После свадьбы Белла уехала на несколько дней – теперь Рэйчел было интересно, куда та могла отправиться, – и, вернувшись, обнаружила новую кухню. Кажется, она показала Даги фото в журнале, сказав, как это здорово, и он всё точно скопировал. Его мать оставила ему немного акций, и он спустил их на это.

Больше всего Беллу порадовала стиральная машина, хотя как-то раз она сказала Рэйчел с усмешкой, что та была бы полезней, когда старая леди была ещё жива и кровать нужно было перестилать каждый день.

Кухня была чище, чем Рэйчел когда-либо видела. Белла явно вымыла полы прямо перед смертью. Цветы на подоконнике давно нужно было полить, но она никогда не уделяла им особого внимания. В ящиках и шкафах не было ничего, что могло быть дать ключ к прошлому Беллы.

Рэйчел перешла в маленькую гостиную, где миссис Фёрнесс сидела вечерами перед сном. С тех пор почти ничего не изменилось. В комнате было пианино, небольшие столики из тёмного дерева с вязаными дорожками, цветные вышивки в рамках, лампа с абажуром с бахромой. Были фотографии Даги с первой женой и маленьким Невиллом. В своё время Айви Фёрнесс, должно быть, была крепкой и активной женщиной. Первая жена Даги умерла внезапно, от кровоизлияния в мозг, когда мальчику было два года, и Айви взяла на себя заботу о семье. Рэйчел пришло в голову, что Невилл, должно быть, считал её почти матерью. Возможно, она ему была ближе, чем Даги. Наверное, он навещал её чаще, чем отца? Интересно было бы узнать.

Первая жена Даги была красавицей, от неё Невилл унаследовал чёрные волосы, смуглую кожу, выразительные глаза. Белла иногда говорила о ней, без ревности.

– Она была совсем девочка, когда они познакомились, немного диковатая – все так считали. Посмотри на фотографию. Ты поймёшь, почему он в неё влюбился.

Она была с юга Англии, ещё училась в школе искусств и приехала навестить местных родственников. Он наткнулся на неё на холме. Она рисовала рудник. Законченная картина всё ещё висела в гостиной, на почётном месте над каминной полкой.

– Тебя это не смущает? – однажды спросила Рэйчел.

– Нет, конечно. У нас обоих есть свой багаж. – Но её история никогда не обсуждалась, а маленькая гостиная Айви Фёрнесс не раскрывала ни один из секретов, как и большая гостиная с видом на холмы и огромная картина с рудником, постоянное напоминание о первой любви Даги.

Были разговоры о том, не превратить ли маленькую гостиную Айви в спальню Даги, когда его выписали из больницы, но, как сказала Белла, ванная наверху, а в кухонной раковине она едва ли сможет его вымыть. В конце концов социальная служба поставила лестничный подъёмник, так что они смогли остаться в спальне, которую делили ещё со свадьбы, а может, и до неё. Белла никогда не была из тех, кто беспокоится об условностях.

Кто-то был в комнате с ночи смерти Беллы, забрал костюм Даги для похорон. Может быть, Невилл заходил, когда они были на холме. Рэйчел не слышала машины. Но он забрал одежду и уехал. В комнате пахло дезинфицирующим средством и духами Беллы. Рэйчел осмотрела всё так же тщательно, как и в других местах, но не ожидала что-то обнаружить. Пожелай Белла хранить тайну от Даги, эта комната стала бы последним местом, на которое мог пасть её выбор.

В комнате, которую они называли комнатой Невилла, комнате, где она отсыпалась после виски Даги, не было ничего, кроме односпальной кровати и шкафа. В комнате Рэйчел у Эдди всё ещё было полно школьного хлама. Даже купи она собственную квартиру, подумала Рэйчел, это всё равно будет её комната, с выбранными ею занавесками, с раскрашенными ею трафаретами на стене. Эта же была безликой. Не осталось ничего, принадлежащего Невиллу.

Оставалась третья спальня, в которой Рэйчел никогда раньше не была. Она располагалась в двух шагах от лестничной площадки, в задней части дома. Комната была маленькой, с покатым потолком и большим шкафом, где стоял водонагреватель. Узкая тахта была накрыта кремовым лоскутным одеялом, всё ещё немного смятым, будто кто-то на нём сидел. У тахты стоял стол, похожий на школьную парту, с откидной крышкой и чернильницей. Хотя поверхность отшлифовали и покрыли красным лаком, на ней всё ещё были видны нацарапанные надписи.

В столе обнаружилась инкрустированная перламутром деревянная коробка. Когда-то Белла, наверное, прятала её более тщательно, но после удара Даги такая необходимость отпала. От лестничной площадки вход в комнату отделяло две ступеньки, и это означало, что он сюда никогда не попадет. Рэйчел присела на кровать с коробкой в руках и открыла крышку.

Сперва она ощутила разочарование. Казалось, информация в коробке относится к совершенно другому человеку, Изабелле Роуз Нобл. Там было свидетельство о рождении на это имя, датированное 16 сентября 1942 года, в качестве места рождения был обозначен Киммерстон, Нортумберленд. Затем шёл сертификат об образовании 1963 года. Изабелла Роуз Нобл окончила педагогический колледж в Ньюкасле по специальности преподаватель начальных классов. Рэйчел связала Изабеллу Нобл с Беллой Фёрнесс только после того, как вытряхнула выцветшую газетную вырезку из коричневого конверта. Сперва вырезка ничего ей не сказала. Это была статья о ребёнке, которого унесло вышедшей из берегов рекой. Тело так и не нашли. Однако статья была обрезана на середине предложения, так что она перевернула страницу и прочитала другую её сторону.