Сегодня утром Л. пошел к канцлерам по поводу Хогарта. Теперь они говорят, что миссис Уонтнер хочет продлить аренду, но точно нам сообщат лишь в понедельник. Какая досада! У меня нюх на дома, и, если идеальный дом существует, это точно он. Днем мы поехали в Уимблдон, так как Сэвидж¹⁷² сказал, что там сдают прекрасный дом. Уимблдон – это унылый, мрачный ветреный пригород на краю старой пустоши. А дом, о котором говорил Сэвидж, оказался виллой с улучшенной планировкой и арендной платой в £150, меблированной и с видом на стоящие возле дороги омнибусы, поэтому во всех отношениях он нам совершенно не подходит. Домой мы ехали на автобусе, и по мере приближения к Ричмонду мир становился все приятней. Конечно, это первый пригород, действительно не являющийся ответвлением Лондона, как Оксфорд или Мальборо. На улице было очень морозно, но у меня хватило ума вспомнить, что многие кондукторы автобусов сегодня стучат зубами от холода, – только удары по собственному комфорту заставляют меня, в отличие от Л., думать о других людях. Тайная навязчивая идея Мод, как мне кажется, заключается в том, что она считает себя леди. Она пытается благородно говорить о погоде, как и подобает дочери полковника, а когда приносит уголь, бормочет о том, что привыкла к частному труду. Она определенно аккуратней и лучше Лиззи. Надеюсь, ее мания не разовьется. Моя мозоль прошла. Я не могу одолеть средневековье Мишле. Л. должен просмотреть индийские «синие книги». Он задержался в Хампстеде, вернулся домой лишь в 22:15, и мы пили у камина горячий шоколад. Он прочел Джанет «Трех евреев»¹⁷³.

31 января, воскресенье.

О боже! Мы ссорились почти все утро! Оно началось прекрасно, а теперь навсегда отправилось в Гадес¹⁷⁴, заклейменное знаками нашего дурного настроения. Кто начал это? Кто продолжил? Одному Господу известно. Скажу лишь вот что: «Обычно я взрываюсь, а Л. тлеет». Тем не менее совершенно неожиданно мы закончили ругаться (но утро потрачено впустую), а после обеда гуляли в парке и возвращались домой через Хогарт, пытаясь убедить себя, что мы не сильно расстроимся, если не получим дом. Например, зеленого парка перед его окнами нет. После чая, поскольку никто не пришел (на этой неделе мы почти никого не видели), я начала читать «Премудрых дев»¹⁷⁵ и не легла спать, пока не закончила. Замечательная, на мой взгляд, книга, местами очень плохая, местами первоклассная. Думаю, это работа настоящего писателя, ведь только он способен понять, почему хорошие фрагменты так хороши, а плохие не так уж плохи. Мне кажется, что книга Л. раз в двадцать лучше «Герцога Джонса», но есть там и стенания, от которых бы даже миссис Сиджвик¹⁷⁶ поседела. Я получила огромное удовольствие. Мне нравится поэтический талант Л., который попусту растрачивается в «синих книгах» и разных организациях.

1 февраля, понедельник.

Сегодня утром мне нужно было пройтись по магазинам, поэтому заодно я зашла и к канцлерам. Говорят, что миссис Уонтнер ставит свои условия насчет Хогарта, поэтому «она его, вероятно, не получит». Мы снова в подвешенном состоянии. Кроме того, утром миссис Ле Грис рассказала мне о доме у Ричмонд-Грин¹⁷⁷ недалеко от нас – его будут сдавать в марте. Арендная плата составляет £65, а еще нужно £75 страхового взноса. После обеда мы пошли взглянуть на дом, но, поскольку это пансион¹⁷⁸, не смогли попасть внутрь. То, что мы увидели, было всячески изуродовано, но это хороший солидный дом, без очарования Хогарт-хауса, зато с зеленым садом вокруг. Мы поехали в Лондон: Л. в Лондонскую библиотеку, а я в «Days». Мы прогулялись по Грин-парку¹⁷⁹. На Сент-Джеймс-стрит раздался жуткий взрыв: люди выбегали из клубов, останавливались и глазели по сторонам. Однако не было ни цепеллина¹⁸⁰, ни аэроплана – вероятно, просто лопнула большая шина¹⁸¹. Но у меня, да и у большинства людей, полагаю, есть инстинкт, из-за которого любой внезапный шум кажется взрывом, а темный объект в небе – немецким аэропланом. И всегда не верится, что кто-то мог пострадать.

В «Days» меня, как обычно, раздражала послеобеденная сутолока праздных дам, выбиравших книги. Только что позвонили канцлеры: они хотят, чтобы завтра мы встретились с владельцем Хогарта и, возможно, своим присутствием и респектабельностью перехитрили миссис Уонтнер, чьи требования их раздражают. На самом деле, сейчас уже кажется, что мы действительно получим Хогарт! Хоть бы это случилось завтра¹⁸². Я уверена – лучшего дома не найти.

2 февраля, вторник.

Что ж, завтра наступило, и мы определенно ближе к Хогарту, чем были. Мы мало чем занимались и ни о чем не думали весь день, надеясь получить дом.

Записи за следующие 10 дней отсутствуют. Согласно лаконичным заметкам Леонарда, днем 2 февраля они ходили к канцлерам насчет Хогарт-хауса; в последующие два дня совершали послеобеденные прогулки, в пятницу ходили в Лондонскую библиотеку. В субботу утром, 6 февраля, Вулфы поехали в Рай¹⁸³, где остановились в гостинице Олд-Флашинг-Инн. В воскресенье утром они прогулялись до Плейдена¹⁸⁴, а после обеда – до Уинчелси¹⁸⁵. В понедельник, 8 февраля, у них также была послеобеденная прогулка, а во вторник они поехали в Гастингс¹⁸⁶ на обед и вернулись в Лондон, где ужинали с Сидни Уотерлоу в пабе на Флит-стрит¹⁸⁷ и, встретив там Кэ Кокс¹⁸⁸ c Джеральдом Шоувом¹⁸⁹, отправились в ее комнаты (где когда-то жили сами Вулфы) в Клиффордс-Инн¹⁹⁰. В пятницу, 12 февраля, они снова отправились посмотреть Хогарт-хаус.

13 февраля, суббота.

Сегодня утром шел сильный ливень. Уверена, что, сколько бы еще лет я ни вела этот дневник, хуже зимы не найдется. Кажется, она потеряла всякий самоконтроль. Мы писали; после обеда Л. поехал в библиотеку, а я на концерт в Квинс-холл. Я столкнулась с Оливером Стрэйчи, который стоял в зале как типичный Стрэйчи, которым не нравится сидеть внутри в ожидании музыки. Несмотря на то что зал был полон, мне повезло занять очень хорошее место, и это был божественный концерт. Слушая его, я пришла к мысли (трудно не думать о других вещах), что любые описания музыки совершенно бесполезны и неприятны: зачастую они истеричны, и в них говорится то, за что людям впоследствии будет стыдно. Музыканты играли Гайдна¹⁹¹, Симфонию № 8 Моцарта¹⁹², Бранденбургские концерты¹⁹³ и Неоконченную симфонию¹⁹⁴. Рискну сказать, что играли не очень хорошо, но поток мелодий был божественен. Меня поразило то, насколько же странно – находиться в этой маленькой коробке чистого великолепия посреди Лондона, где собираются и толпятся люди, выглядящие столь обыденно, но все же претендующие на необычность или стремящиеся к чему-то высокому. Напротив меня сидел Бернард Шоу¹⁹⁵, седовласый доброжелательный старик, а внизу, возле оркестра, был Уолтер Лэмб, сверкающий своей алебастровой лысиной, словно мраморный фонтан. Меня раздражали сидевшие рядом со мной молодой человек и его девушка, которые под музыку держались за руки, читали «Шропширского парня»¹⁹⁶ и рассматривали какие-то мерзкие иллюстрации. Другие люди ели шоколад и шуршали оберткой. Я зашла в туалет на станции метро и обнаружила, что в этой целомудренной нише происходит небольшая «вечеринка». Огромная собака пожилой женщины пила воду прямо из крана, пока ее дочери прихорашивались после обеда; в этой странной обстановке мы все вели себя очень дружелюбно, и я подумала: как же разумно – не иметь ложного стыда. Я встретилась с Л. в «Spikings»¹⁹⁷, мы выпили чаю и были очень счастливы, потом зашли в Эрлс-Корт¹⁹⁸ позвонить его матери, но ее не оказалось дома. Нас провели в огромный зал с высоким потолком, где в полумраке на краю дивана сидела миниатюрная старушка, выглядящая крайне одинокой. Только что Л. получил из «Times» [ЛПТ] еще одну книгу об индийских путешествиях¹⁹⁹ и принял решение уволиться.

14 февраля, воскресенье.

Сегодня опять дождь. Я почистила серебро – простое и полезное занятие. Оно так быстро начинает снова блестеть. Пришел Филипп, и они с Л. отправились на прогулку. Он обедал с нами, и мы проговорили до 15:30. Сейчас они с Сесилом больше, чем когда-либо, отчаиваются попасть на фронт. Любые регулярные офицеры предпочтительней их. У Сесила есть автомат, так что его могут взять, и если это случится, то он почти наверняка погибнет. Бедный Филипп, как мне показалось, был сильно взволнован своими перспективами. Что он будет делать после войны? Он считает, что должен эмигрировать. Сесил хотел бы остаться в армии, но это невозможно, если у тебя нет денег, а ни у кого из них нет ни гроша. £500 в год стоят куда больше, чем красота и звание. Вероятно, он задержался у нас, желая поговорить о себе, но все-таки ему пришлось вернуться в Колчестер, где единственное сносное блюдо – устрицы. Мужчины, по его заявлению, все время шутят, и чем хуже становится, тем больше они смеются. Затем мы с Л. прогулялись вниз по реке, несмотря на ледяной ветер, который сейчас бушует снаружи, и с радостью вернулись домой к чаю, а теперь, как обычно, сидим в окружении книг, бумаги и чернил и будем так сидеть до самой ночи, но мне еще нужно зашить юбку, которая вчера разошлась надвое. Л. пишет рецензию на книгу об Индии, я же читаю последний том Мишле – превосходная и единственная сносная история. Соседи поют песню, которую они репетировали на протяжении трех месяцев, – гимн. Совершенно ясно, что я не хочу заниматься юбкой и больше мне нечего сказать.

15 февраля, понедельник.

Про это утро нечего сказать, хотя я уверена, что миссис Ле Грис – лучшая женщина с характером во всей Англии, и если она получит свой двадцатикомнатный дом в Саутгемптоне²⁰⁰, то добьется огромного успеха. Стоит нам упомянуть собачье мыло, как она уже намывает Макса, который, кстати, был очень рад этому.

Днем мы оба поехали в Лондон: Л. – в библиотеку, а я – бродить по Вест-Энду, подбирая одежду. У меня и правда одни лохмотья. Забавное занятие. К тому же, с возрастом все меньше боишься красавиц-продавщиц. Эти великолепные магазины нынче похожи на дворцы фей. Я прошлась по «Debenham»²⁰¹, «Marshall»²⁰² и другим магазинам, совершая, как мне казалось, осмотрительные покупки. Продавщицы зачастую весьма очаровательны, несмотря на их змеевидные локоны черных волос. Кстати, на станции Довер-стрит я встретила Уолтера Лэмба – ко мне обратился джентльмен в пальто, шляпе, с тростью и зонтиком. Я так рассмеялась. Оказалось, это старина Уолти, который только что отобедал с женой ЧП и видел всех важных шишек. Его самодовольство поразительно: оно сочится отовсюду. Затем я выпила чаю и побрела в темноте на вокзал Чаринг-Кросс, придумывая фразы и случаи, о которых можно было бы написать. Полагаю, именно так люди и пропадают.

Л. пил чай на Гордон-сквер, где встретил миссис Хатчинсон²⁰³, у которой пламенный, но уж очень дымящий темперамент. Так или иначе, Клайв одобряет нашу схему периодических изданий, а он, хоть и художник, все же понимает в бизнесе.

Я купила синее платье за 10 шиллингов и 11 пенсов, в котором и сижу прямо сейчас.