Может, я все-таки отправлю пирожок с дерьмом. Подумаю об этом на досуге.

Короче говоря, этот препиравшийся с подростком мужчина – с кобурой на поясе и в форменной рубашке с нашивками – был невероятно красив.

И волосы у него были с проседью: я убедилась в этом, когда в гуще его каштановых или черных волос высветились более светлые и яркие пряди.

И ему было плевать на то, что я говорила: он чеканил слова совершенно ровным голосом, не повышая тона. Не переживай я о том, что меня вот-вот выставят за дверь, я была бы впечатлена.

– Папа… – снова начал мальчишка и встал между мной и отцом, как буфер.

Он был темноволосым, с гладким, почти детским лицом, чуть коричневатой кожей и длинными руками, выглядывавшими из-под черной футболки с логотипом.

– За месяц вперед?

Да, он услышал.

Парень даже не вздрогнул и очень тихо ответил:

– Ты не разрешаешь мне устроиться на работу. Как еще я должен зарабатывать деньги?

Вена на лице мужчины снова напряглась, краска залила скулы и уши.

– Я знаю, для чего тебе нужны деньги, Эйм. Но и ты знаешь, что я сказал. Твоя мама, Билли и я – все сошлись на том, что гитара за три тысячи долларов тебе не нужна. Твоя отлично звучит.

– Я знаю, что она отлично звучит, но все равно хочу…

– Новая тебе не нужна. Это будет не…

– Ну пожалуйста, папа! – взмолился Эймос и указал на меня большим пальцем через плечо. – Посмотри на нее! Она не шваль! Ее зовут Аврора. Де ла Торре. Я заходил на ее страницу в соцсетях. Она постит только фотографии с едой и животными. – Парнишка обернулся ко мне, моргнул, затем поморщился: на лице отразилось выражение отчаяния, как будто он тоже знал, что разговор идет не так, как нужно. – Все знают, что социопаты не любят животных. Помнишь, ты сам говорил? А теперь посмотри на нее.

Он склонил голову набок.

Его последнее замечание я проигнорировала и сосредоточилась на важной части сказанного. Выходит, он наводил справки? И что еще выяснил?

Все так и было. Помимо нескольких селфи и фоток с друзьями – и теми, кого я ошибочно считала таковыми, – я действительно размещала только фотографии еды и встретившихся мне животных. Это, а также стоявшие на полу чемоданы и коробки были еще одним напоминанием о том, что я хотела быть здесь, что в этих местах у меня были дела.

Либо парнишка знал слишком много, либо действительно повелся на фасад, который я представляла миру. На всю ложь, дымовые завесы и трюки с зеркалами, к которым мне пришлось прибегнуть, чтобы быть рядом с тем, кого я любила. На то, что я не удалила из соцсетей фотографии моей прежней жизни. Я никогда не публиковала в своем аккаунте снимки романтического свойства – из осторожности и чтобы не навлечь гнев миссис Джонс.

Может, страницу следовало закрыть, пока ехидна не пронюхала, раз уж такая мысль пришла мне в голову? За последний год я разместила всего несколько фотографий и не отметила ни одного места, где побывала. Старые привычки отмирают с трудом…

Мужчина стрельнул в меня взглядом и снова уставился на парнишку:

– А меня это волнует? Да будь она хоть Матерью Терезой, и тогда не пустил бы на порог! Не должен кто попало слоняться по дому! Это небезопасно.

Строго говоря, я бы не слонялась по дому. Жила бы себе в комнате над гаражом и никого не напрягала.

Понимая, что каждое слово, произнесенное мужчиной, сокращает мои шансы на проживание, я решила действовать быстро. На свое счастье, я любила улаживать проблемы и делала это неплохо.

– Богом клянусь, я не психопатка! Меня и штрафовали-то всего один раз, когда превысила скоростной режим в десять миль. Но тогда, должна сказать, мне страшно хотелось писать. Если вам нужна рекомендация, позвоните моим тете и дяде: они подтвердят, что я хороший человек. Или, если хотите, можете написать моим племянникам, потому что на звонок они не ответят, хоть весь день трезвонь.

Парнишка снова оглянулся: глаза широко раскрыты, на мордашке отчаяние. Но мужчина… он даже не улыбнулся и неприязненно смотрел на меня поверх плеча сына. В который раз… Лицо ничего не выражало, но прежде, чем он успел сказать хоть слово, парнишка ринулся мне на подмогу.

Он говорил по-прежнему тихо, но теперь со страстью. Должно быть, гитара за три тысячи долларов была нужна ему позарез.

– Я знаю, что поступил нечестно. Но ведь тебя не будет целый месяц, а она – девушка…

Вообще-то встречались серийные убийцы и среди женщин, но вряд ли стоило говорить об этом сейчас.

– Поэтому я решил, что тебе не о чем беспокоиться. Я купил систему сигнализации и собирался установить ее на окна. А дверь закрывается на засовы, их снаружи не откроешь.

Мужчина помотал головой. Я почти не сомневалась, что глаза у него стали больше, чем обычно.

– Нет, Эймос. Нет. Не надо мне зубы заговаривать. Это бесит меня еще больше, чем твое вранье. О чем, черт возьми, ты думал? Какую байку собирался наплести дяде Джонни, когда он придет проведать тебя в мое отсутствие, а? Поверить не могу, что ты провернул это за моей спиной, когда я столько раз говорил тебе «нет»! Я же стараюсь защитить тебя, парень. Что тут неясного?

Он покачал опущенной головой, поникнув плечами, и мне стало ужасно неловко из-за того, что я стала невольным свидетелем постигшего его разочарования. Оно читалось в каждой линии его фигуры, погруженной в осмысление этого акта предательства. Казалось, он выдохнул, прежде чем снова поднять глаза, и, на этот раз сосредоточив внимание на мне, отрывисто сказал, явно искренне задетый поступком подростка:

– Он отдаст вам деньги, как только мы вернемся в дом. Вы тут не останетесь. Прежде всего вам самой не следовало бронировать комнату.

Я поперхнулась. По крайней мере, внутренне. Потому что нет.

Нет!

Я даже не заметила, когда мои вскинутые руки успели переместиться на живот, но теперь они были там, ладонями вниз, с зажатым в пальцах баллончиком, а остальное мое тело выражало гамму чувств: и беспокойство, и панику, и разочарование.

Мне было тридцать три, и я ощущала себя деревом, потерявшим листву, – бо́льшую часть того, что делало меня мной. Но и ветки, и корни остались при мне. Я рождалась заново – с новой листвой: яркой, зеленой, наполненной жизнью. Поэтому я должна была попытаться. Должна! Другого такого места мне не найти.

– Пожалуйста, – произнесла я, даже не поморщившись от того, насколько хрипло прозвучало это единственное сказанное мной слово. Теперь или никогда. – Я понимаю, что вы огорчены. У вас есть на это все основания. Вы беспокоитесь о сыне, о его безопасности, и это естественно, но…

Мой голос дрогнул, и я ненавидела себя за это, но знала, что не должна останавливаться, потому что шанс был только один, а потом он вышвырнет меня за дверь.

– Прошу вас! Обещаю, я буду вести себя тихо, как мышь, и не доставлю никаких хлопот. Я пробовала травку лишь однажды, в двадцать лет, и эффект был как при панической атаке, так что я чуть «скорую» не вызвала. И сильное обезболивающее принимала только раз, когда мне удалили зуб мудрости. Тогда меня вывернуло, и с тех пор ни-ни. Из спиртного я люблю только сладкий «Москато», изредка пью пиво. Если скажете, я даже не взгляну в сторону вашего сына. Только, пожалуйста, позвольте мне остаться! Я заплачу вдвое больше. Переведу прямо сейчас, если хотите. – Я выдохнула и приняла самый умоляющий вид. – Очень прошу вас!

Лицо мужчины оставалось жестким, челюсти – крепко сжаты. У меня появились нехорошие предчувствия. Самые нехорошие.

Когда он заговорил, в животе у меня возник спазм. Он смотрел прямо на меня, густые брови выделялись на безумно красивом лице. «Такое строение черепа можно увидеть разве что на древнегреческих скульптурах», – подумалось мне. Во всех чертах – царственность и решительность, ни одной слабой. Рот – выразительно очерченные губы, подобие которых множество женщин пытаются воспроизвести с помощью дорогих пластических хирургов, – стал ровной линией.

– Мне жаль лишать вас надежды, но этого не произойдет.

Суровые глаза переместились на подростка, и он пророкотал тихим, практически неслышным голосом – но слух у меня был хороший, о чем он не подозревал:

– Дело не в деньгах.

Меня охватила паника: шанс уплывал прямо на глазах.

– Прошу вас! – повторила я. – Вы даже не заметите меня! Я буду тихой, как мышь. Никаких гостей. – Я помедлила. – Я заплачу втрое больше.

Здоровяк даже не дрогнул.

– Нет.

– Папа, – подал голос парнишка, но мужчина помотал головой.

– У тебя нет права голоса по этому вопросу. В ближайшее время у тебя нет права голоса ни по какому вопросу. Уяснил?

Парнишка выдохнул, а у меня зачастило сердце.

– Ты действовал за моей спиной, Эймос. Если бы в последнюю минуту не нашелся другой смотритель, я бы сейчас был в Денвере и знать не знал, что ты затеял!

Мужчина произнес это убийственным голосом – не громким и не тихим. И, честно говоря, винить его было трудно.

У меня не было детей – я хотела их, однако Кэден все откладывал. Но я могла себе представить, каково это, когда ребенок у тебя за спиной… Даже если его мотивы понятны. Мальчику хотелось дорогую гитару, но в силу возраста он не мог работать – или родители не позволяли.

Парнишка издал разочарованный звук, и я поняла, что мое время почти на исходе.

Пальцы внезапно стали липкими. Я потерла их, пытаясь унять панику, которая явно брала верх.

– Мне жаль, что так случилось. Что это было сделано без вашего согласия. Если бы посторонний въехал в… Ну, гаража у меня нет, но, если бы имелся, я бы не пришла в восторг. Для меня частная жизнь – не пустые слова. Но идти мне некуда. Другое жилье в округе не сдается на краткий срок. Это не ваша проблема, я понимаю. Но, пожалуйста, позвольте мне остаться! – Я глубоко вздохнула и встретилась с ним взглядом. С такого расстояния я не могла сказать, какого цвета были его глаза. – Я не наркоманка. У меня нет проблем с алкоголем и никаких закидонов. Даю слово! Я десять лет трудилась на одной и той же работе – была ассистенткой. Я… развелась и начинаю все заново.

Обида, горькая и злая, окутала мои шею и плечи: это случалось ежедневно – с тех пор, как все пошло наперекосяк. И, как прежде, я не отмахнулась от нее – вобрала в себя, прижала к сердцу и стала нянчить. Я не хотела забывать! Хотела ее проработать, извлечь из нее урок, пусть даже это было нелегко.

Потому что нужно помнить о дерьмовых сторонах жизни, чтобы ценить хорошие.

– Пожалуйста, мистер Роудс! Если вас так зовут… – сказала я самым спокойным голосом, на какой была способна. – Вы можете снять копию моего удостоверения личности, хотя я уже отправляла его. Могу предоставить рекомендации. Я даже пауков не убиваю! Если потребуется, я готова защитить вашего сына. У меня племянники подростки, они меня любят и тоже подтвердят, что я не шваль. – Я сделала шаг вперед, потом еще один, продолжая смотреть ему прямо в глаза. – Я собиралась узнать насчет продления аренды, но съеду через месяц, если вы сочтете возможным дать мне шанс сейчас. Возможно, что-то появится. Я бы сняла жилье в городе, но краткосрочного ничего нет, а на длительный срок я не загадываю. – Я могла бы что-то купить, но ему знать об этом было не обязательно – это породило бы слишком много вопросов. – Я заплачу по тройному тарифу и не доставлю вам хлопот. И оценю на пять звезд.

Последнее, пожалуй, говорить не стоило. Он вообще не собирался сдавать помещение.

Мужчина слегка прищурил глаза – хотя брови почти не сдвинулись, я заметила разницу. Между густыми темными бровями появилась морщинка, и мое тягостное чувство усилилось.

Он собирался сказать «нет». Я знала это. Сейчас меня вышвырнут, и придется перебираться в гостиницу. Опять…