– Он сильно кричал? – спросил Кайлен, и его голос едва заметно дрогнул. – Он всегда кричит.

– Сначала да. Потом я нашла способ.

Кайлен выпрямился. Возможно, он ждал, что прямо сегодня Джолион подбежит к нему с криком «Папа, я вернулся!» – и несовпадение реальности с этой мечтой причиняло ему боль. «Подумай о сыне, а не о себе, – мысленно предложила я. – Хотя бы для разнообразия подумай».

– Я думаю, – ледяным тоном ответил Кайлен. – Если бы я не думал, вы бы сейчас здесь не сидели.

Верно. Я сейчас собирала немногочисленные пожитки в кабинете английского языка и отрабатывала бы законные две недели. И в некотором смысле мне было бы намного легче.

– Вы читаете мысли?

– Вы слишком громко думаете.

Мадс заерзал на скамье. Лицо Кайлена обрело холодную отстраненность статуи бога или героя.

– Продолжайте работать, – произнес он так, словно обращался к кому-то из подчиненных. В общем-то, я и была нанятой работницей – то, что меня похитили из моего мира, было уже деталями.

Я злилась на него. Да, очень сильно злилась.

– Конечно, – кивнула я. – Джолион хороший мальчик, я не оставлю его. Не волнуйтесь.

В том, как он сжимал мою руку в бассейне, было что-то, похожее на страх очередной потери. Джолион был птенцом в яйце, и его душа пока не пробовала пробиться сквозь скорлупу, но он понимал, что я рядом и хочу ему добра.

Мне важно было верить, что он понимал.

– Намекаете, что я оставляю? – глаза Кайлена сощурились, и я увидела, как изменился зрачок, вытянувшись в нить. Сейчас на нас смотрел дракон.

– Нет. Но вам лучше быть с ним больше и чаще. Он тоскует и… – я тоже поднялась со скамьи и посмотрела Кайлену в лицо. – Я не хочу с вами спорить. Я не хочу с вами ссориться. Мне очень жаль, что все это случилось с вашим сыном, и я делаю, что могу. Но и вы тоже должны делать.

Кайлен был заключен не в яйцо – в латы, закрывшие его от мира. Я хотела верить, что смогу до него достучаться – и не верила.

– Вы должны читать ему…

– Он не слышит!

– Должны! Читать ему, рисовать для него, лежать с ним на ковре! Мультфильмы смотреть!

– Он не понимает!

– Надо! Лепите, перебирайте фасоль с макаронами, держите за руку!

– Он не чувствует!

Я вдруг обнаружила, что мы стоим и кричим друг на друга. Кайлен запустил руку в волосы, запрокинул голову к небу и издал тот же прерывистый горький вздох, который я услышала от Джолиона в бассейне. Ему было больно. Непереносимо.

Джолион смотрел сквозь нас – в то место, где он был счастлив.

– Он ни хрена не понимает! – прокричал Кайлен. – Его нет! Был – обычный, нормальный ребенок, а стал деревяшкой! И вы предлагаете мне с ним перебирать фасоль? За руку держать? Да он не поймет, здесь я или ушел! Он! Не! Понимает!

Мне надо было вести себя по-другому. Мне надо было быть милой, спокойной и уступчивой – но однажды я уже была такой, и это кончилось тем, что у меня никогда не будет детей.

– Вам больно? – негромко спросила я, и Кайлен так же тихо ответил:

– Да. Больно.

– Ему еще больнее. И вас никто не вылечит, кроме вас самих.

Не знаю, с чего я это взяла. Не знаю.

Кайлен вздохнул. Словно провел ладонью по волосам, и я увидела, как над его головой проплыла пригоршня искр.

– Я буду поздно, – глухо произнес он. – Работайте.

И Кайлен быстрым шагом двинулся от нас, так, словно боялся, что кто-то бросится за ним. Я почти без сил опустилась на скамью – мои камешки, цветы, абрикосовая камедь рассыпались, никому не нужные.

Есть ли в этом смысл? Хоть какой-то?

Джолион, не меняясь в лице, протянул мне руку. Я взяла ее и принялась массировать пальцы.

***

После обеда Джолион отправился спать, и у меня появилось несколько свободных часов. Уложив мальчика, Мадс пришел в гостиную, где я рассматривала портрет рыцаря во всю стену, и предложил:

– Если хотите, то можем устроить вам небольшую экскурсию. В Малом музее недавно открылась выставка новой живописи. Несколько дико, на мой взгляд, но интересно.

Новая живопись? Должно быть, что-то вроде работ Кандинского.

– С удовольствием! – ответила я. – Мне надо побольше узнать об этом мире, раз уж я теперь здесь живу.

Мадс неопределенно пожал плечами.

– Он похож на ваш, насколько я знаю. Но у вас нет магии и драконов.

«И слава Богу!» – подумала я. У нас и без них хватало приключений.

– А вы умеете заглядывать к нам? – поинтересовалась я. Мадс кивнул.

– Да, есть технология. Смотреть можно, а вот проникать – очень трудно. Медир Кайлен потратил безумную сумму, чтобы вытащить вас.

Я вздохнула.

– Похоже, я все-таки несправедлива к нему, – призналась я. Мадс неопределенно пожал плечами.

– Я вижу, что вы хотите мальчику добра. И меня это радует.

Да, я всегда любила детей. Пошла в педагогический потому, что действительно хотела с ними работать, а не потому, что не хватило ума для чего-то другого. И мне было искренне жаль Джолиона, который не сумел справиться со своей потерей.

Мы все слишком много потеряли. И исцелиться могли только рядом друг с другом.

Вскоре автомобиль, похожий на хищника с глянцево блестящей шкурой, отвез меня в центр столицы из жилых окраин. Я завороженно смотрела в окно, чувствуя себя даже не деревенщиной, которая выехала в город, а пылинкой в сверкающих жерновах. Безумное количество машин, небоскребы, изумрудные россыпи парков, толпы людей, которые ничем не отличались от моих соотечественников – у меня даже голова закружилась.

– Смотрите-ка! – водитель указал вправо, и я увидела, как над тротуаром пролетела огненная комета и, ударившись о землю, рассыпалась облаком искр и превратилась в упитанного господина в дорогом костюме – небрежно помахивая портфелем, он направился в сторону одного из небоскребов.

– Тоже дракон? – спросила я. Водитель кивнул.

– Медир Хольц, генеральный директор «Аттики».

Только сейчас я окончательно поняла, что попала в другой мир. В нашем генеральные директора тоже звери, но не в прямом смысле.

Автомобиль остановился возле здания, похожего на античный храм. Выйдя вместе с водителем, я увидела пестрые растяжки и прочла: «Витус Кевели: новый взгляд». Должно быть, это он был представителем той новой живописи, о которой так скептически говорил Мадс. По ступенькам поднимались люди, экскурсоводы с яркими флажками возглавляли группы туристов, и мне вдруг сделалось жутко – настолько, что несколько секунд я не могла идти.

– Все в порядке? – спросил водитель. Я кивнула: надо было взять себя в руки. Я в новом мире, и в нем нужно освоиться. Лучше это начать в музее, чем где-то еще.

– Вы меня подождете?

– Конечно. И билет куплю, – водитель вынул из кармана сверток розово-синих купюр и протянул мне. – Это вам. Медир Мадс сказал, что мало ли. Магнит там какой или открытки. Или кофе попить.

Я представила, как покупаю открытку, которая, возможно, потом отправится в мой мир, и мне сделалось смешно до колик.

Музей мне понравился. Несмотря на огромное количество народа, здесь было тихо и спокойно. Люди шли мимо картин и статуй, негромко переговаривались, и все это было так похоже на мой мир, что мне невольно сделалось тоскливо.

Я никогда не была так далеко от дома.

Витус Кевели действительно напоминал Кандинского – его работы были яркими, полными жизни и бодрости. Мешанина цветов, линий и точек звала отбросить все невзгоды и веселиться, пока мы можем. На третьем этаже была экспозиция классической живописи – рыцари, святые, чудовища, похожие на смесь осьминога со скорпионом. Я невольно задержалась возле одного из полотен: девушка была прикована к скале, из морской бури выдвигалось что-то темное, пугающее своей незавершенностью, и рыцарь в сверкающих доспехах поднимал копье, защищая девушку.

«Андин Тор, Дракон и тьма», – прочла я и вдруг услышала:

– Мифологичность Тора слишком примитивна, на мой взгляд. А вы, я вижу, им заинтересовались.

Я обернулась. Рядом со мной стоял молодой человек – растрепанный блондин, улыбчивый и широкоротый, тощий, как щепка. От него так и веяло каким-то беспечным спокойствием, и я невольно вздохнула с облегчением.

Бояться нечего. Ничего особенного в том, что кто-то попробовал со мной заговорить.

– Не сказала бы, что он примитивен, – ответила я. За Тора стало даже как-то обидно. От его картины веяло жизнью. Рыцарь победит, я не сомневалась.

Незнакомец рассмеялся.

– Да посмотрите на него! Эта неопределенная тьма, эта дева, которая обязательно покажет в лучшем свете грудь и бедра, и рыцарь обязательно герой. Это скорее пошло, чем красиво.

Он говорил настолько энергично, что я невольно улыбнулась.

– Рыцарь и должен быть героем, – сказала я. – Как же иначе?

– О да! – вид незнакомца сделался нарочито серьезным. – Драконы испокон веков защищают мир людей от прорывов тьмы и порождений мрака. Что бы мы все делали без них, правда?

– Боюсь, я не до конца вас понимаю, – призналась я. Незнакомец поклонился, тряхнув растрепанной головой и сказал:

– Меня зовут Ник Хоннери. Журналист, искусствовед и оппозиционер. Как насчет чашки кофе? Здесь варят по южному рецепту.

***

Ник оказался замечательным собеседником и знатоком искусства, очень тонким, умным и эмоциональным. По пути в музейное кафе мы зашли в зал с южной живописью, и Ник рассказывал о том, что эти картины были вывезены в прошлом веке из объятой войной страны. Я смотрела на фигурки животных в желтом мареве, и мне казалось, что они вот-вот сорвутся с холстов. Морские пейзажи были, конечно, хороши, но – не Айвазовский. Я помнила свое впечатление от одной из его картин: мне чудился запах водорослей и соли, и нарисованное море плескалось в раме, бросая брызги мне в лицо.

– Так почему же оппозиционер? – спросила я, когда мы пришли в маленькое кафе и взяли по чашке кофе с шоколадными пирожными. Помня, что говорили мужчины о меркантильных женщинах, я попробовала было вынуть деньги, которыми снабдил меня Мадс, и наткнулась на такой энергичный отпор, что мне невольно сделалось стыдно.

– Вы ведь видите, что происходит вокруг? – Ник отломил кусочек пирожного, и я увидела под шоколадом золотой ломтик дыни, сочащийся соком.

– А что происходит? – улыбнулась я, запоздало подумав, что мне надо сойти здесь за свою. Ну или хотя бы делать вид, что я глупенькая куколка, которую интересует только лак для ногтей.

С учетом того, что я пришла в музей, это было бы провалом. Такие куколки не ходят по музеям, их больше привлекают торговые центры и дорогие рестораны. И мужчины, которые носят пошитые на заказ костюмы и заказывают не пирожные, а лобстеров.

– Драконы, – коротко ответил Ник. – Когда-то они были героями, этого никто не будет отрицать. Они защищали наш мир и получали за это справедливую награду. Представьте, – он энергично взмахнул ложечкой в воздухе. – Раскрывается провал, из которого сыплются чудовища, убивая и пожирая всех, кого встретят. И вот дракон – летит на них, извергает пламя, запирает тьму своей магией. Впечатляет, правда?

– Конечно, – согласилась я, радуясь, что никогда такого не видела. Хотелось надеяться, что и не увижу.

– Слава, почет, власть – драконы все это заслужили, с этим никто не будет спорить. Вот хотя бы тот рыцарь, которым вы залюбовались. Он спас царскую дочь от морского бога, пожертвовал собой ради девушки. Достойный поступок, никто не отрицает.

– Но? – спросила я. Ник улыбнулся.

– Но уже три века не было никаких провалов. Никаких монстров, что едят людей, никаких морских змеев. Мир стал спокойным и безопасным местом, – сообщил Ник. – Спрашивается: зачем платить Драконий налог? Зачем дарить драконам субсидии на строительство их башен? Почему они не такие же граждане, как все остальные?

Я неопределенно пожала плечами.

– А если снова будет прорыв? Тогда драконы опять всех спасут.