– Ну наконец то, я думал, ты не придешь. – Голос спокойный и тихий, противник оборачивается и смотрит мне в глаза. – Не переживай, я сделаю все быстро и максимально безболезненно, но немного больно все же будет.

Он подходит к краю ринга, ставит одну ногу на нижний канат, рукой поднимает вверх следующий и вторую подает мне. В растерянности принимаю его помощь и забираюсь на ринг.

Гонг.

Бой начался.

– Ничего личного, Джей. Хотя какое личное, я тебя вижу впервые.

Встаю в позицию, но это бессмысленно, противник настолько быстро двигается, или я заторможена из-за воды Дженни, он обходит меня и берет мою шею в захват. Удушающий прием, один из самых эффективных для быстрой победы. Почему все хотят меня задушить? Не хватает кислорода, пытаюсь оторвать его руку от себя, но без результата, еще какие-то секунды и мой мир померк.

Потолок.

Темнота.

Умиротворение.

Глава шестая

Очнулась я уже в палате. Медленно приходит осознание того, что я потерпела поражение. Теперь я сгнию здесь, это был последний шанс на наше спасение от Сенатора. Я проиграла, и не важно, как и с чьей помощью. Факт остается фактом, мы умрем в этой дыре, все мои поползновения окончились ничем иным, как провалом. Возня на месте. И с чего я решила, что у меня что-то получится? Все изначально было обречено, он просто поиграл со мной. Пусть эта глупышка подумает, что сможет сделать что-то по-своему. Видимость свободы действия и выбора, а ведь я купилась.

Кап-кап, кап-кап, кап-кап…

Веки такие тяжелые, пришлось приложить немало усилий, чтобы их разлепить, во рту сухо, как в пустыне, аж язык к небу прилип. Лежу в палате на твердой каталке, в одну руку воткнута игла от капельницы, и в этой оглушительной тишине звук падающих капель и моих печальных мыслей звучит, словно отбойный молоток. Пытаюсь сесть, но мешают ремни, которыми меня привязали, видимо, чтобы не сбежала. Это даже смешно теперь. Куда мне бежать? Мы в закрытой коробке, в которой куча лабиринтов и ходов, но сколько не бегай, выхода нет и больше уже не появится.

Скрип открываемой двери и уверенные шаги доносятся до слуха, но мне даже не хочется смотреть, кто пришел и зачем. Меня больше ничего не интересует, хотя интересно, сколько я пролежала здесь. Очень хочется есть, пить и писать.

– Даже не поприветствуешь меня? Так и думал, никаких манер.

Вот его я не ожидала увидеть, парня, который открывал своим боем второй этап, тот самый, что назвал меня дурой. Он отстегивает ремни и помогает сесть, но меня начинает клонить в сторону, и приходится схватить его за руку, чтобы не свалиться с кушетки.

– Ооо, осторожней. Держи воду, – говорит он и протягивает бутылку.

Это какой-то прикол? Смотрю на парня скептически.

– Это просто вода, травить я никого не собираюсь, мне это ни к чему. Я просто должен тебя проводить к Сенатору и на этом все. Дальше я пойду собираться, вылазка через два часа, так что давай побыстрее, времени в обрез.

Смотрю в его глаза и понимаю, что он говорит правду, ему плевать на меня, он просто выполняет свою работу. Медленно подносит бутылку к своим губам и делает несколько глотков, после протягивает ее мне. Следую его примеру и тут же давлюсь. Постепенно становится легче, уже могу сидеть без поддержки.

Парень помогает мне слезть с каталки и ведет по коридорам, я еле плетусь за ним. Резко останавливается, так что мое непослушное тело впечатывается в его мощную спину и незамедлительно приземляется на пол.

– Это действие эфира, скоро придешь в норму. Может тебя донести? – спрашивает мой персональный конвоир и опять выгибает бровь, думаю этот жест начинает меня бесить с каждым разом все больше и больше. – Уверен, так будет быстрее.

– Не хочу быстрее. – Голос скрипучий и еле слышный, я его с трудом узнаю.

– Да, я понимаю, не самая приятная компания для тебя, на ближайший остаток жизни.

– Спасибо, что напомнил.

Сарказм так и сочится в наших репликах, не понимаю, зачем я вообще трачу на него силы, которые и так на исходе.

– Не думаю, что ты забывала.

Сейчас насмешки в его словах я не заметила. Конвоир разворачивается и идет дальше, но уже медленнее, и я ему за это искренне признательна. Дорогу нам преграждает Люк, так называемый охранник его величества Сенатора. Со своей фирменной мерзкой улыбочкой смотрит на меня и подмигивает. Мне плевать на него. Мне плевать на всех.

– Сенатор сказал проводить ее сначала к ней домой, там нашу крошку ждет подарочек. Только после этого вести к нему. Удачи, детка, скоро увидимся, – бросает Люк, посылает мне воздушный поцелуй и уходит, что-то насвистывая себе под нос и явно не попадая в ноты.

– Надеюсь, ты оценишь сюрпра-а-айз. Мы очень старались, – прокричал Люк, уже заворачивая за поворот.

С большим трудом нам удалось преодолеть расстояние до моего дома, но мы на месте, дверь приоткрыта, переступаю порог…

Тишина.

Гробовая тишина, нет даже слабых стонов матери. Нет вообще никаких звуков и что удивительно – это полная темнота, как бы я была рада сейчас мигающей лампочке. На ощупь подхожу к кровати и пытаюсь дотронуться до мамы…

Пусто.

Ее нет.

Но мои руки трогают влажную простынь, начинаю хаотично шарить ладонями и натыкаюсь на лист бумаги, хватаю его и выхожу наружу, все мрачные предчувствия проносятся через меня ураганом.

«Моя дорогая невеста, сегодня я дарю тебе то, чего ты хотела больше всего на свете, но это мой последний подарок. Жду тебя на церемонии бракосочетания через пятнадцать минут».

Читаю и мне становится так страшно, наверное, как никогда в жизни. Он сделал что-то ужасное. И почему церемония сегодня? Ладони покрываются липким потом. Нет, не потом. Только сейчас замечаю, что мои руки мокрые от крови. Мне приходится обтереть их о штаны, это кровь мамы. Неподъемный булыжник давит на грудь, не давая нормально дышать. Читаю дальше.

«Ты хотела освободить свою мать от боли и несчастий. Она свободна.

С любовью и ожиданием, Сенатор Рональд».

– Он ее убил, – промямлила я и облокотилась на стену, рассматривая кровавые трясущиеся руки.

– Мне жаль, – произносит конвоир. Я и забыла, что не одна.

Смотрю в карие глаза парня, о существовании которого я не подозревала и неделю назад. И именно он стал свидетелем той боли, что написана у меня на лице.

Ему жаль. Ага. Конечно. Всем плевать. Почему я так спокойна? Неверие? Шок? Транквилизаторы в венах? Или чем там меня накачали в палате. Я не знаю. Выпрямляюсь и убираю записку в карман.

– Я готова, веди меня к Сенатору, – произношу уверенно и поднимаю взгляд на брюнета.

Сейчас я знаю, что буду делать.

Глава седьмая

На трясущихся ногах переступаю порог кабинета Сенатора, не могу удержать себя в руках и медленно подхожу к нему.

– Ты ее убил! – Мой крик разрывает тишину.

– О, милая, ты запачкалась. И между прочим, я сделал то, что ты просила и только. – Ехидная улыбка появляется на тонких губах. – Ты сама говорила, что «твое главное желание в этой жизни – это свобода от меня и окончание мучений твоей мамы». Так она свободна, и больше ее мучить я не буду.

Медленным шагом заставляю свое тело подойти к Сенатору. Замахиваюсь и даю ему пощечину такой силы, что немеет ладонь, а его голова поворачивается до хруста в шее. Я наслаждаюсь этим звуком, слишком долго мечтала съездить по его физиономии, тем более терять мне больше нечего.

Мамы нет.

Меня тоже скоро не станет.

Смех. Тихий угрожающий смех Сенатора отражается эхом от стен адского кабинета. Ублюдок потирает ладонью место удара, и его глаза загораются. Это предвкушение. Этот кусок говна думает, что сможет сделать со мной все, что его больная фантазия рисовала долгие годы. Но он ошибается. Единственная причина моего былого подчинения – мама. Которой больше нет. По его вине.

– Это было зря, сейчас сюда придет свидетель нашего брака, а пока я преподам тебе урок номер один. Не смей! Не смей на меня поднимать руку.

Замахиваюсь еще раз, но он перехватывает запястье и тащит меня к столу, где стоит блюдо под крышкой и пара приборов для еды. Видимо свадебный ужин. Как мило.

– Ты думаешь, я буду выполнять твои правила? Ты рехнулся! Убийца! Тебе больше нечем меня удерживать, ты потерял свой последний козырь.

Хочу, чтобы он знал, я буду биться до конца. Не уступлю. Знаю, живой этот кабинет мне не покинуть, но страха из-за этого я не испытываю.

Сенатор резко опускает мою руку на стол ладонью вниз и крепко держит за запястье, так что я уже перестаю чувствовать пальцы, он смотрит мне в глаза со смесью злости и предвкушения. Даже губы облизал. Мерзость какая.

– Тут ты ошибаешься, мой последний козырь еще в рукаве, а пока запомни раз и навсегда… теперь ты моя собственность, и когда я говорю, ты выполняешь!

Резким движением руки, Сенатор хватает со стола нож, и словно в замедленной съемке я вижу, как он заносит его над головой и быстро опускает на обратную сторону моей ладони. Крик. Боль.

Вот так в один миг мое сердце, разрываемое на миллиард осколков болью и отчаянием от потери мамы, наполняется другой болью не менее мучительной, но более физической и реальной. Нож торчит из моей руки. Твою мать… Сенатор выдергивает орудие и бросает на стол. Руку, истекающую кровью, пытаюсь перевязать хоть как-то, салфеткой, что лежала возле окровавленного ножа, зажимаю один край в зубах и со стоном резко дергаю, завязывая узел. Такой боли я не испытывала никогда и наверное, только сейчас понимаю, какое чудовище взяло надо мной верх. Зажмуриваюсь так сильно, что от созерцания Сенатора меня спасают черные бабочки под веками и стук в дверь, тихий и еле слышный, но все мои чувства сейчас работают на таком пределе, ведь я словно раненый кролик в норе у голодного волка. Я должна быть сосредоточена, вероятно, у меня будет какая-то возможность отмщения, хотя теперь верится с трудом. Но я должна быть готова.

Сенатор даже глазом не повел на стук и продолжил свою тираду, переходя на другой край стола и присаживаясь, начал раскладывать еду на две тарелки и одну пододвинул мне. Оседаю на стул, и в моей голове никак не укладывается, что же он за человек? Я правда в недоумении.

Удар ножа снова вселил в меня страх перед Сенатором. Он болен, его действия невозможно предугадать. И это действительно жутко.

– Вот сейчас ты меня выслушаешь и не будешь перебивать. Договорились?

Мне остается только кивнуть и ощущать, как боль растекается по моей руке, словно ее окунули в огонь и держат там так долго, что плоть начинает слезать с костей. Сейчас угроза надо мной висит как никогда низко, мой страх перед Сенатором вырос до небывалых высот. Пытаюсь зажать рану другой рукой, но крови очень много, и она просачивается сквозь пальцы, марая белоснежное покрывало на столе.

– Во-первых, твоя мама жива, – спокойно сообщает Сенатор, тут же пережевывает что-то хрустящее, не отрывая взгляда от меня.

– Что? – недоверчиво спрашиваю я и тут же понимаю свой промах и быстро тараторю: – Простите меня, я молчу.

Он специально это говорит. Я не верю ему. Сенатор с удовлетворением смотрит на мою руку.

– Еще одно слово и я отрежу тебе палец, – говорит ублюдок таким будничным тоном, словно только что не вонзил в меня нож, в прямом смысле слова.

– Итак, твоя мама жива, но ты ее никогда больше не увидишь. Я отправил ее наружу, мои люди доставят ее в город под названием Черная Пантера, где постараются вылечить. Хотя сейчас я думаю, что надо было ее убрать и делу конец, но проявил благородство. Ты же в свою очередь будешь слушать меня и уважать. Если меня что-то будет не устраивать, то я передам весточку в госпиталь, и ее просто убьют. Хотя нет. Не просто, а с пытками. Ясно? – спрашивает Сенатор и ожидает ответа.

– Нет.