– Конечно! Я уже выпил твоего винца. И довольно! Нет, я не пойду с тобой, старик. Это ты пойдешь со мной. И выпьешь моего винца!

Толстые губы кормчего растянулись в улыбке.

– Шутник? – сказал он. – Шутник, кусай меня в задницу! Согласен! Но если ты еще раз назовешь меня стариком, попробуешь вот этого! – Кормчий показал кулак. – Будь ты хоть сам Тур, борец, кусай меня в задницу!

– Согласен, Хихарра! – сказал Нил и побренчал монетами в кармане.

– Эй, заморыши! Шевелись! Шевелись! Уснете, яйца отвалятся! – закричал кормчий носильщикам, которые, заметив, что он отвлекся, заметно убавили прыть.

Невысокий плотный конгай в синей куртке, с внушительным кинжалом на поясе подошел к ним. Он был похож на кормчего, но, разумеется, у него еще не было ни бочкообразного брюха, ни столь заметных следов возлияний на физиономии.

– Приветствие! Флон! – представился конгай, протягивая короткую, ластоподобную, как у отца, руку.

– Нил! Приветствие!

Флону было лет, пожалуй, около тридцати пяти. В отличие от отца он выглядел спокойным, немногословным. Но Нил заметил, как оживились и шибче засновали носильщики при его появлении.

Конгай внимательно оглядел Нила с ног до головы. И остался доволен осмотром.

– Я взял бы тебя младшим кормчим! – произнес Флон. В его устах это было высшей похвалой. – Иди, отец, отдохни! – ласково сказал он. – Я найду тебя в «Дохлой рыбине», верно?

– А где же еще? – удивился Хихарра. – Ты пригласил меня, борец?

– А то! – Нил еще раз звякнул монетами.

«Дохлая рыбина» оказалась широким приземистым домом с крепкой мебелью и огромным чучелом черной акулы над очагом. Пахло пряным мясом, вином, моряцким потом, к которому примешивался легкий запах дурманной травки. Несмотря на ранний час, посетителей в таверне хватало. Здесь собрались представители дюжины народов Мира, у многих в мочке уха блестела серьга Братства Морской богини. Судя по осанке, одежде, оружию, большинство – не простые матросы, а старшие и младшие кормчие с торговых и военных кораблей, нашедших приют в Фарангской гавани.

Раскланиваясь едва ли не с каждым из сидящих за столиками, Хихарра проследовал в угол зала, к черному резному изображению Морской богини на стенной панели. Там стоял стол, с которого слуга уже смахивал пыль и крошки.

Кормчий уселся на прочный шестиногий табурет и ткнул пальцем в винное пятно на несвежей скатерти. Слуга тотчас убрал скатерть, а второй служка уже бежал за новой. Хихарру знали в «Дохлой рыбине».

– Крепкого морского! – велел Нил.

Глиняный кувшин с вином и пара маленьких деревянных плошек тут же появились на столе. Гигант плеснул в чашки вина, и новые приятели опорожнили их с подобающим уханьем.

– Недурно! – произнес кормчий, причмокнув толстыми губами.

Слуга поставил перед ними горшочки с дымящимся рагу.

– Откуда ты взялся, борец? – спросил кормчий, отправляя в рот порцию перемешанного с овощами мяса.

Нил решил, что обычай молчания во время еды свойствен только верхушке здешнего общества.

– Да ты можешь не отвечать, коли не хочешь, – невнятно произнес кормчий.

Он хлебнул вина и захрустел черствой лепешкой.

– Да нет, – сказал Нил. – Что мне от тебя таить? Только ты не поверишь.

– Я?! – Хихарра поперхнулся рагу. – Да я столько видал в нашем сраном Мире, что поверю даже в лысину Равахша, кусай меня в задницу! Валяй, говори!

– Урнгур! – сказал Нил. – То, что со мной было, – пустячок в сравнении с тем, что со мной будет: я иду в Урнгур!

Кормчий перестал есть и очень серьезно посмотрел на Нила.

– Ты – здоровенный бугай, – сказал он. – Пожалуй, здоровше тебя я в жизни никого не видал. Но в Урнгуре с тобой точно – будет! И потом будет. Но без тебя.

– А почем ты знаешь? Ты был там, что ли?

– В Урнгуре не был. На границе был. Знаешь, на границе с Угуром и Хуридой (зачем только Неизъяснимому понадобилось создавать это дерьмо?) есть паршивый городишко. Чагун называется. Я ходил туда с товаром. Видел этих… – Нил весь обратился в слух, – …урнгурцев. С виду-то они люди как люди. Тощие, не очень чтобы сильные. Шкура темная, потемней моей. Веет от них нехорошим. – Кормчего передернуло. – Гордые, скрытные. В Чагуне болтали, кто в их страну войдет, сразу отправляется к их богу, Хаору. И путешествие это… кха-кха… неприятно. Что еще скажу: был у нас случай. Купец из Хуриды, тоже тварь паскудная, недомерил торговцу ткани. Может, обманул, может, просто ошибся, дело людское. Так урнгурец этот схватил тесак и разрезал бедняге брюхо до самого позвоночника. Так-то! – Кормчий покачал головой. – Нет, борец, в Урнгур я тебе не советую. Хочешь сдохнуть – иди на юг, и все тут!

– Однако ж ты ходил в Чагун, – сказал гигант. – И живой.

– То – Чагун! – сказал моряк. – Да, ходил! Больше не пойду, кусай меня в задницу! Хоть и навар получил неплохой – не пойду. Скверная там торговля, борец.

– Ну, мне и здесь жизни не будет, – беспечно сказал Нил.

– А что так, борец?

– Поломал я тут одного… Тороном зовут… Может, слыхал?

– Ой-хой! – воскликнул кормчий. – Конечно, Хихарра знает Торона! Весь Фаранг знает Торона! Поломал? – Кормчий нежно и восхищенно таращился на Нила. – Ха! Чуял я, что здоров ты, борец, но ты и меня удивил! Удивил! Но тут ты прав, борец, – жизни тебе в Фаранге не будет, кусай меня в задницу! Он же хранитель тела самого душителя Дага, перец ему в мошонку! Уж Даг тебя не оставит, борец!

– Уж точно, – вздохнул Нил. – Я и этого самого Дага немножко… помял.

– Герой! – понизив голос, сказал кормчий. – Жаль, шкуру твою натянут на столб. Сильно помял?

– Вроде того. Он же хлипкий. Разок встряхнул – глазки и закатились.

– Да, борец! – сказал кормчий. – Пожалуй, в Урнгуре тебе самое место. Сматываться тебе отсюда надо так быстро, чтоб тебя еще вчера здесь не было. Как же тебя еще не сцапали, борец? Ты ж прогуливаешься, почитай, на самом виду?

Нил скромно потупился.

– О! – радостно вскричал Хихарра. – Пойдешь со мной. Ночью. Ночью мой «Светоч» отходит. Точно, в самый раз. Со мной пойдешь, борец! Все! Теперь только спрятать тебя до ночи.

– Я не один, – сказал Нил.

– Да? – огорчился моряк.

– Со мной мой господин, мой отец и женщина.

– Ой-хой! – с чувством произнес кормчий, и рука его потянулась к кувшину. – Тебя одного я еще мог бы вывезти без пропуска. Но четверых… Тем более женщину. А кто твой господин?

– Моряк. Его дядя – командующий Южной эскадрой Империи.

– Кто?!

– Эрд Асенар, светлорожденный.

– Ага… – сказал кормчий растерянно. – Понял… – Хотя было очевидно, что он совершенно ничего не понимает. – Я-то думал: с чего это ты схлестнулся с самим Дагом? Но ты, парень, все же молодец, что задавил эту тварь, Торона. Подлый был человек!

– Он жив, – сказал Нил.

– Зря. Уж этот бы тебя не пожалел. Сколько народу перебил. И на арене, и так, походя. Чего ему было бояться – за ним Душитель! Нет, ты его зря не добил… А эти, сдается мне, – за тобой, кусай меня в задницу!

В таверну вошли человек шесть солдат во главе с десятником. Десятник поманил к себе хозяина:

– Эй, мясо! Иди сюда! Мы тут кой-кого ищем.

Хозяин, пожилой, толстый, со щекастой угодливой физиономией, поспешил к воину, но один из гостей схватил его за руку:

– Не торопись, Момон! – И – десятнику: – Ты что здесь распоряжаешься, железнобрюхий, пес тебя дери?

Десятник уставился на говорившего, здоровенного моряка со здоровенным мечом и здоровенным шрамом через все лицо. Десятник заколебался. «Дохлая рыбина» – не из тех мест, где городская стража чувствовала себя уютно. Трое сотрапезников меченого глядели на него в упор. Плечи у каждого были настолько шире десятниковых, что тому сразу расхотелось с ними ссориться. Пожалуй, он так и ушел бы вместе со своими вояками, но тут в таверну ввалились еще два десятка солдат, и стражник осмелел.

– Соленый огузок! – бросил он презрительно. – Не мешай слугам Великого Ангана!

– Всё! – сказал моряк, поднимаясь. – Или ты унесешь отсюда свои вонючие потроха, или я счас их проветрю.

Десятник вновь заколебался: в таверне не менее тридцати моряков, полностью разделяющих взгляды обладателя шрама, вооруженных, в грош не ставящих городскую стражу…

Но тут один из солдат заметил Нила: трудно было его не заметить!

– Там, там! – заорал солдат, тыча пальцем.

Нил хотел встать, но Хихарра удержал его:

– Сиди, борец. Без тебя обойдется. Дай и другим побыть героями!

И Нил остался сидеть.

Десятник тоже увидел Нила, и радость сделала его лицо еще менее симпатичным.

– Слово Великого Ангана! – заорал он и выхватил меч.

Одновременно десятки прямых клинков и волнистых лезвий конгайских криссов покинули ножны.

Человек со шрамом встал на пути десятника.

– Убирайся! Это наша таверна!

– А мне насрать! – разъярившийся десятник занес меч.

– Я сказал тебе, что проветрю твои кишки! – хладнокровно произнес человек со шрамом.

Парировал собственным мечом клинок десятника и точным ударом крисса ниже кирасы рассек стражнику мышцы живота.

Десятник выронил меч и схватился за живот. Кровь струилась между пальцев и капала на пол. Лицо его приобрело серый оттенок.

Солдаты сгрудились вокруг начальника, выставив вперед мечи. Атаковать они не решались – на каждого приходилось по меньшей мере по одному бойцу, а то поспеет подмога с кораблей – от стражников и рваных подметок не останется. Десятника подхватили, чтоб он не упал.

Арбалетная стрела оцарапала ухо солдату, стоявшему впереди. Это решило дело: стражники ретировались.

Взгляды обратились к Нилу.

– Он немного повздорил с Душителем! – сообщил Хихарра.

– Да, – ухмыльнулся гигант. – Я немного… придушил его. И он обиделся.

– Не врешь, белолицый? – спросил один из моряков. – Душитель никогда не ходит без мордоворота Торона!

– Торона он тоже немного… Как ты сказал? – Хихарра обернулся к Нилу: – Помял?

– Хочу выпить с тобой! – сказал моряк со шрамом, протискиваясь сквозь обступившую Нила толпу. – Выпить с тобой – честь. Мой трехмачтовик уходит в море Зур. С рассветом. Платы я с тебя, ясное дело, не возьму.

– А почему ты, Рубец? – возмутился худой длинный моряк с кривым носом и блестящими навыкате глазами. – Мой «Удачник» тоже уходит завтра утром.

– А потому я, – отозвался меченый, – что я уже поил своего весельчака, – он похлопал по рукояти меча, – когда ты еще выцеживал свою тридцатую кружку.

– Тихо! – рявкнул Хихарра так, что зазвенели кувшины над головой трактирщика. – Я его привел сюда – со мной он и уйдет, кусай меня в задницу!

– Если б я мог, – громогласно заявил Нил, – я пошел бы с каждым, друзья! Нигде я не видел столько достойных мореплавателей, храни вас Морская богиня! Хозяин! – Он повернулся к трактирщику, голова северянина на поллоктя возвышалась над макушкой самого рослого из моряков. – Хозяин, чашу! Хочу, чтоб вы все стали моими кровниками!

Чаша появилась на столе. Нил опрокинул в нее кувшин с вином, медленно провел кинжалом по предплечью. Кровь из ранки капнула в чашу. Хихарра чиркнул криссом по руке – и его кровь смешалась с кровью Нила. Кормчий со шрамом стал третьим. Через десять минут вино пополам с кровью тридцати семи моряков разошлось по их желудкам. Нил разбил чашу о стену, и дружный рев вырвался из трех дюжин глоток.

– Ты не только силен, борец, но и неглуп! – шепнул Хихарра. – Только что ты был здоровенным аппетитным куском человечины для крысолюбов Дага, а сейчас за тобой – два десятка кораблей. Еще малость – и я поверю, что ты не только побываешь в Урнгуре, но и сумеешь рассказать о нем старому Хихарре!

* * *

Когда Шинону доложили, что светлорожденный в городе, он пил кофе и читал балладу о Прекрасной из Тайдуана в переводе на конгаэн.

– Вызвать стражу из порта? – спросил домоправитель.

– К чему? – удивился Шинон. – Он – один. И я – один. Все в порядке.