– Тебе расскажу. Младший Евсюков – бандит и террорист, кучу трупов навалял. Не исключено, что работает на иностранную разведку. Есть кое-какие признаки. Мы его должны нейтрализовать. Для этого нужно узнать его местонахождение. Отец наверняка знает, но не скажет. Просто так его папашу не арестуешь, приходится искать темы для шантажа.

Настя надолго задумалась.

– Кормится у нас, – наконец выдавила из себя она. – Только, Леша… Кто ты по должности, я не знаю. Переспали по любви и разошлись. Мы ведь по любви переспали? Никаких разговоров между нами не было. На меня ссылаться не надо.

– Согласен. Если нужны будут какие-то доказательства, то мы найдем другой подход, – пообещал Комов, а Настя сделала вид, что поверила.

В дверь постучали. Вошла девушка с вычищенным и отглаженным костюмом Комова. Алексей оделся.

– Мы еще встретимся? – спросила Настя и на прощанье поцеловала Комова.

– Буду стараться, – честно ответил Алексей, посмотрев ей в глаза.

А что он еще мог сказать?

Евсюков

Вечером Комов зашел в номер Фомина. Они решили, что если действовать с оглядкой, то не засветятся. Зато снижалась вероятность появления неучтенных факторов. Фомин поведал о своих похождениях по злачным местам.

– За блатного я себя выдать не рискнул – мигом бы раскололи, – сообщил он. – Прикинулся подпольным дельцом. Угостил пивом и водкой несколько развеселых компаний. Начались пустые базары. Я вскользь упомянул Табака, мол, у меня с ним дела были. Восприняли настороженно. Но водка сделала свое дело – один кент разболтался, сказал, что раньше состоял членом его банды, но пил шибко и его оттуда вытурили. Сказали, чтобы рот зря не разевал, а то сильно накажут. Но Табак куда-то пропал, и теперь он не боится. Если, мол, еще нальешь, то скажу, где их базовая хата, если, конечно, интересуешься. Я сказал, что интересуюсь, что-то наплел ему про поставки патронов, налил, что просил, а он рассказал. Адрес есть. У тебя как?

Комов рассказал про свои успехи в борделе, но об особых отношениях с Лаурой умолчал, поскольку это к делу не относилось.

Фомин возрадовался.

– Получается, что мы задание выполнили – установили мерзавца.

– Так-то оно так… – Комов задумался. – Но не мешало бы потрясти его папашу. Получить дополнительные данные. Наверняка он с сыночком не потерял связь, хотя вряд ли сам в его делах участвует. И куда молодого дурака понесло… При таком папаше жил бы – не тужил. Ну вот. Если упрется, то спросить этого Евсюкова, куда делась его партийная совесть, если он покрывает террористов, по борделям ходит да еще с ними в доле. В уголовном кодексе родственные связи не являются смягчающим обстоятельством.

– Опасно, – с сомнением сказал Фомин. – Чревато непредсказуемыми последствиями. Если раскрутить дело, то он надолго сядет, поэтому может пойти ва-банк, во все тяжкие. И кто знает, кто еще из местного начальства с ним по темным делишкам повязан. В Москве толком порядок не навели, а здесь… Бардак процветает. – Он безнадежно махнул рукой. – Можем в Одессе-маме навечно остаться.

– Попробую, где наша не пропадала, – сказал Комов, приняв окончательное решение. – Ты у нас остаешься в тени. Если что, то Волошину позвонишь – как-нибудь выкрутимся.

На этом и порешили.

Комов, переодевшись в военную форму, отправился в Одесский горком партии. Он пересек площадь и, миновав мегалитические колонны, вошел внутрь здания. Его остановил охранник, но, увидев удостоверение московского ГУББ, лишних вопросов задавать не стал, а направил посетителя к референту, назвав номер кабинета, находившегося на втором этаже.

Очереди у кабинета не наблюдалось. Комов вошел в дверь, вынул из кармана удостоверение и представился. Мужчина лет тридцати в сером, хорошо отглаженном костюме и при галстуке понимающе кивнул и предложил присесть. Как раз под портретом Сталина.

– Какова цель вашего посещения горкома партии? – задал он естественный вопрос.

Комов молча вынул командировочное предписание, где в графе «цель командировки» было прописано: «Выяснение ряда обстоятельств по уголовным делам». Подобные мутные формулировки были в порядке вещей. Поэтому референт не стал выяснять, какие именно обстоятельства привели сотрудника московского ГУББ в Одессу и горком партии, а спросил:

– И что вы от нас хотите?

– Хочу поговорить со вторым секретарем горкома.

Комов убрал документы в карман и вопросительно уставился на чиновника, ожидая ответа.

– Пройдемте со мной.

Референт встал и жестом предложил капитану следовать за ним. В приемной он пошептался с секретаршей, та проскользнула в кабинет секретаря, а через пару минут вышла и сказала, глядя на Комова:

– Вы следующий.

Очередь протестующее зашепталась. Какой-то мужчина вскочил, желая что-то возразить, но секретарша, надменная девица, остановила его, выставив вперед ладонь, – мол, сядь и заткнись.

Алексей вошел в кабинет и представился:

– Капитан московского ГУББ Комов.

Он сел напротив секретаря и достал документы. Секретарь, полноватый мужчина средних лет в дорогих роговых очках, внимательно прочитал предложенные бумаги.

– Слушаю вас.

Комов, соорудив серьезную мину и поймав взгляд секретаря, понесся с места в карьер.

– Я не проситель по поводу расширения жилплощади для многодетных семей, поэтому давайте без политесов и обиняков. Вы знаете такого персонажа по кличке Табак?

Лицо у секретаря дернулось, глаза забегали.

– Не припомню. А почему вы обратились именно в горком партии, а не в соответствующее ведомство?

«Врать-то не умеет», – подумал Комов.

– Потому что, Василий Олегович, это ваш сын Евсюков Евгений Васильевич. Вы в курсе, чем он занимается в последнее время?

– Н-н-нет, – выдавил из себя секретарь.

«Опять врет».

Евсюков нервно застучал пальцами по столу.

– Он руководил группой, совершившей диверсию, взорвав склад с аммиачной селитрой на химзаводе в Подмосковье и ограбив сберкассу в Москве. Имеются доказательства и свидетели, – сказал Комов. – До этого с его подачи была совершена попытка взрыва боеприпасов в Одесском порту, но теракт предотвратила военная разведка. А ваш сынок сбежал в Москву и продолжил противоправные действия там. А вы, стало быть, не в курсе? Мы его поймаем, и он сдаст вас с потрохами, – у нас умеют языки развязывать. А это статья 58—8 ^[7] или даже 58—1а ^[8]. Поинтересуйтесь.

Комов повторил фразу, сказанную Фомину:

– В уголовном кодексе родственные связи не являются смягчающим обстоятельством. Я уж молчу про ваши похождения по борделям и получение от них прибыли.

Алексей предпринял лобовую атаку. У Евсюкова затряслись губы.

– Что вы от меня хотите?

– Помощь в задержании диверсанта. Это будет наверняка оценено: пламенный коммунист выдал органам своего сына-преступника во имя завещаний великого Ленина и задач, поставленных Иосифом Виссарионовичем Сталиным. – Комов внутренне хохотал. – Только не надо врать, что вы с ним никак не связаны. Как его найти в Москве?

– Я ему давно говорил, что он связался не с той компанией. Но он не слушал, взрослый уже, – залепетал Евсюков, прекрасно понимая, чем все может для него закончиться, если дойдет до верхов, – и не таких сажали и расстреливали. – Я знаю только его московский телефон.

Он продиктовал номер.

– Вот и ладно, – сказал Комов, решив завершить аудиенцию. – Если все пройдет нормально, то за ваше озорство с проститутками и левыми деньгами вам ничего не предъявят, по крайней мере от нас никаких движений не будет. Это не наше дело. Иначе…

Комов поднялся со стула и молча покинул кабинет.

Выйдя из здания горкома, он увидел болтавшегося неподалеку Фомина и кивнул.

Перейдя площадь, Комов углубился в одну из улиц. Неожиданно к нему подскочили три милиционера со стволами наперевес.

– Вы арестованы по подозрению в антисоветской деятельности. Сдайте оружие.

Комова обыскали, заковали в наручники и погрузили в черный воронок.

Фомин, наблюдавший эту картину, понял, что на данный момент ничем помочь не сможет. Надо было срочно звонить Волошину.

«На их беспредел ответим нашим беспределом».

Подготовка

Фомин с тоской смотрел на удаляющийся воронок, понимая, что ничего предпринять не сможет. Но пустить это дело на самотек никак нельзя. Работать по официальным каналам? Тут нужны прямые, а не косвенные улики, начнется бюрократическая возня, перетягивание каната… В конце концов, они чего-нибудь добьются, по крайней мере освобождения Комова. А доживет ли Леша до этого момента? Если уж они начали по беспределу… Нужна спецоперация. Волошин поймет. Фомин догадывался о содержании беседы с Евсюковым – это и послужило причиной ареста.

Михаил добрался до центрального телеграфа и дозвонился Волошину.

Телефонный разговор

Волошин: Слушает Волошин.

Фомин: Это Фомин. У нас проблемы. Комова арестовали.

Волошин: Подрался, что ли?

Фомин: Лишние вопросы задавал. А там целый преступный клубок в органах.

Волошин: Наслышан. Что от меня нужно?

Фомин: Четырех бойцов из наших. Лучше с гражданскими документами.

Волошин: Смотрите не наследите.

Фомин: Без разницы. Они за пределы Одессы не высунутся, потому что по уши в дерьме. Надо только вовремя смыться.

Волошин: Встречай их завтра со скорого поезда Москва – Одесса. Доложишь о результатах операции.

Фомин сел на скамейку в ближайшем дворе и задумался.

«Волошин все понял, раз лишних вопросов не задавал. Надо подготовиться: жилье, транспорт и пути отхода. Да и куда его закрыли?! Черт! Вот задачка. Как узнать? Узнать, узнать… У Кабака. Он наверняка сможет выяснить. А если сдаст? Вряд ли – не похож на стукача, иначе бы давно сдал».

Мысли метались в его голове, как злобные псы, ищущие выход из тупика. Он просидел еще с полчаса, потом встал и быстрым шагом направился к автобусной остановке.

Старлея Фомин выловил на выходе из здания НКВД и пошел рядом.

– Тебе чего? – буркнул Кабак, покосившись на непонятного попутчика.

– Я из команды Комова. Просто не светился. Зови меня Миша. Я с тобой знаком, а ты со мной нет. Я тебя полумертвого из катакомб на ремнях тащил.

Кабак вздрогнул.

– Какие проблемы? Какая нужна помощь?

– Помощь не нужна – сами справимся. Нужны кое-какие сведения. Алексея арестовали. Мне нужно узнать, где его закрыли. И еще… У вашего начальника управления есть дача?

Старлей недоуменно посмотрел на собеседника, кивнул и вернулся в контору. Вышел он минут через пять.

– В милицейском КПЗ Алексей. Дача у полковника есть. На Ланжероне недалеко от моря. – Он назвал адрес и добавил спустя несколько секунд: – Два бойца вооруженной охраны, и на ночь во двор выпускают псов. Кавказские овчарки, здоровенные и злобные.

Они распрощались.

«Догадливый, – подумал Фомин. – Он сразу осознал, что брать штурмом КПЗ – безнадежная затея, а вот через высокое начальство вполне можно сработать. Если с ним, с этим начальством, душевно поговорить».

Он вспомнил, как они захватили немецкого генерала вместе с машиной и документами. Генерал много чего интересного потом рассказал.

Проходя вдоль улицы, Фомин в просвете между домов увидел хлебный фургон, который разгружался во дворе позади магазина.

«А что, нормальный транспорт».

Он подошел к водителю, который курил возле машины.

– Здорово, братишка. У меня к тебе дело есть.

– Какое еще дело? – шофер от неожиданности чуть не поперхнулся дымом.

– Надо пару дней братву повозить.

Фомин назвал сумму вознаграждения, которая составляла годовую зарплату водителя. Волошин не поскупился на командировочные, не сомневаясь, что лишнее отдадут. Он знал, что Комов деньгами попусту разбрасываться не будет.