* * *

Журналистом Юго стал, можно сказать, случайно: летом 1998 года он оказался свидетелем аварии с участием катера, который взяли напрокат несколько игроков сборной Франции по футболу, только что впервые завоевавшей титул чемпиона мира. Юго наслаждался морской прогулкой с друзьями и как раз собирался сделать снимок фотоаппаратом Nikon, когда появившийся откуда ни возьмись катер, в котором сидели Марсель Десайи, Дидье Дешам и Ален Богоссян, разрубил пополам рыбацкую лодку. Юго, приникший к видоискателю, нажал на кнопку и сделал сенсационную фотографию: рыбак с выпученными от ужаса глазами прыгает за борт, поднимая брызги пены. Юго только что получил художественное образование и мечтал посвятить себя фотографии, но ему уже отказали в нескольких галереях. То происшествие на море явилось для него чем-то вроде откровения: пусть он и не художник, зато лучше многих может подметить важную деталь, найти правильный ракурс, поймать необычное выражение лица. Один из его друзей хорошо знал главного редактора местной газеты и устроил им встречу. Несколько часов и одно рукопожатие спустя Юго подписал свой первый контракт.

Он был молод, журналистского удостоверения не имел, потому работал только в своем городке и его окрестностях, где ничем не рисковал, тем не менее всеобщее уважение и восхищение, которым до сих пор пользуются журналисты, распространились и на него. Несмотря на скромную зарплату, его должности вкупе с великолепной виллой, которую оставил ему отец, сделавший состояние на импорте и экспорте, было достаточно, чтобы производить нужное впечатление. Жизнерадостный, умевший поддержать беседу, улыбчивый, Юго был неизменным гостем на всех вечеринках местной молодежи, а со временем – и на всех званых обедах и приемах. Везде он чувствовал себя как дома – неуязвимый, незаменимый, и казалось, что признание, которым он пользовался, никогда его не покинет. Признаков того, что мир меняется, он не замечал и буквально остолбенел, когда главный редактор сообщил ему об увольнении: должность Юго сокращена, в отношении газеты возбуждено дело о финансовой несостоятельности. Отныне им придется довольствоваться фотографиями со смартфонов, которые читатели будут присылать в обмен на скидочные купоны. Удар был жестоким. Юго воспринял случившееся как личное оскорбление. Он попытался зарегистрироваться в центре занятости, но это оказалось суровым испытанием. Консультант убеждал Юго, что профессия репортера вымирает, предлагал сменить род деятельности – пройти обучение и поискать работу в сфере общественного питания или информационных технологий. Пережив потрясение и осознав, что ничего уже не исправить, Юго начал погружаться в депрессию: целыми днями сидел на террасе по-турецки, курил, уставившись в пустоту, одну сигарету за другой или, наоборот, лихорадочно затевал какой-нибудь мелкий ремонт.

Спасение явилось через Анну – жена советника мэра по вопросам культуры сообщила ей о состоянии здоровья своего супруга: оно внезапно ухудшилось. Прочитав выписанный врачом рецепт, Анна поняла, что несчастного, страдающего тяжелой формой болезни Паркинсона, вскоре отправят на продолжительный больничный – возможно, он никогда уже не вернется к работе. Ее сердце забилось сильнее, она крепко обняла женщину. Она хорошо знала эту очаровательную шестидесятилетнюю пару, ей было искренне их жаль. Анна давала посетительнице ценные советы, тепло подбадривала, как любого из своих клиентов (за это ее и любили – за умение выслушать, утешить, взять за руку и будто завернуть в одеяло, сотканное из слов, нужных именно сейчас), но все это время какая-то часть ее мозга кипела, исследуя внезапно открывшиеся для Юго возможности. Культура! Лучшего и желать было нельзя: должность подходила ему как влитая и успокоила бы истерзанное эго. Конечно, нужно будет набраться знаний о том, как все устроено в администрации, но благодаря образованию, полученному в школе изящных искусств, и умению ладить с людьми он был идеальным кандидатом.

После обеда Анна оставила аптеку на Колин и поспешила домой, чтобы поделиться с Юго своим планом. Тот моментально вышел из летаргического сна, позвонил мэру и предложил свои услуги, напомнив, что всегда был предан ему, и представив тысячу идей, подтверждающих ценность своей кандидатуры. Благосостояние Городка, как называли жители свой анклав, защищенный от бушующих в мире штормов, выросло в 1990-е годы благодаря резкому росту цен на недвижимость. Солидный бюджет администрации и финансовое благополучие жителей позволяли реализовать самые амбициозные проекты. Юго сыпал предложениями: можно было бы модернизировать медиатеку, запустить новые проекты, связанные с арт-терапией, выкупить старое аббатство и превратить его в многофункциональный концертный зал, организовать фестивали, привлечь к участию в них и весь регион, и министерство культуры. Убедить мэра, который и сам считал культурную политику Городка недостаточной и довольно посредственной, оказалось нетрудно. Он бы никогда не указал на дверь своему старому другу и коллеге, верному ему на протяжении двух десятилетий, но раз уж сама жизнь позаботилась об этом!.. Еще один плюс в пользу кандидатуры Юго заключался в том, что общественность на его счет была единодушна: никто не стал бы возражать против его назначения. Через неделю Юго получил официальное письмо о том, что он принят на работу. Так закончилась краткая история его увольнения. В дом вернулось хорошее настроение, Юго вновь обрел аппетит, а Анна – спокойный сон, и никто из них больше не упоминал об этом эпизоде.

* * *

Тишину сада вдруг нарушила трель дверного звонка. «Почему обязательно нужно явиться раньше времени?» – раздраженно думает Анна. Проверив, все ли в порядке на обеденном столе с видом на море, она просит Юго пойти встретить гостей. К ужину она не переоделась и не накрасилась – как это обычно бывает, когда она возвращается с работы, независимо от того, ждут они гостей или нет. Нужно быстро загрузить стиральную машинку, приготовить еду – времени на себя никогда не хватает. Почти все в этом доме держится только на ней: покупки, составление меню и приготовление еды, уборка, уход за домом и стирка (правда, ей помогает уборщица шесть часов в неделю), сад, счета и квитанции, налоговые декларации, вызов сантехника.

Аликс заметила как-то – мол, кое-что можно было бы поручить мужу и сыну, но Анна ответила: «У меня выходит лучше», и так оно и было. Все эти дела ее успокаивают. Ей нравится, когда все под контролем. Под ее контролем. Такова цена, которую нужно платить, чтобы обеспечить главное: жизнь, которую она сама выбрала, сама построила – прекрасную виллу на холме, крепкую семью, репутацию, всеобщее уважение. Честно говоря, не так уж эта цена и высока. Нет, правда – ничего такого она в этом не видит. Одну только выгоду.

Анна встряхивает головой, приглаживает волосы, расправляет складки на платье, улыбается Юго и входящим вслед за ним Аликс и Жерó. Она устала, но знает, что через мгновение силы вернутся. Чтобы почувствовать себя лучше, ей достаточно просто сидеть рядом с друзьями, любоваться вместе с ними красотой неба, исполосованного оранжевыми перьями заката. Она слушает Юго, который блестяще ведет беседу – рассказывает о реконструкции аббатства, что близится к завершению, и поздравляет Жеро: в роскошном отеле, которым тот управляет, со дня открытия в апреле – ни одного свободного номера. Их пары похожи друг на друга: несовершенные, но крепкие. Они познакомились, когда Лео пошел в лицей^[4]. В Городке был только колледж, и Лео отправили в лицей километрах в десяти от Городка, недалеко от моря. В начале нового учебного года директор традиционно собрал родителей во дворе – перед тем, как они с детьми разойдутся по классам послушать учителей. Все ожидали от него обычных приветственных слов, но не тут-то было. Оказалось, что один из учеников был жестоко избит и унижен. Такое, подчеркнул директор, категорически недопустимо и не должно повториться. Но если повторится, виновные будут исключены из школы. Пока директор напоминал о правилах хорошего поведения, кто-то громко возмутился: «Так вот до чего мы докатились?! Похоже, мальчиков теперь проще сразу кастрировать! Драки в раздевалках существуют с тех пор, как появились спортивные залы! Исключение из школы? А может, сразу на гильотину? Весь этот цирк из-за каких-то спущенных штанов?!»

Все взгляды обратились на высокого качка, небрежно одетого, с трехдневной щетиной, в фирменной рубашке поло и с высоко задранным подбородком. «Вот придурок, – подумала Анна. – Ах ты мерзкое дерьмо». Но тут появилась Аликс. Уверенно шагая на десятисантиметровых шпильках, она стремительно подошла к амбалу и, прежде чем он успел понять, что происходит, стянула с него брюки. А вместе с ними и трусы. Пораженные зрители увидели половину голого зада, жирного и волосатого, как у медведя. Тот тип просто взбесился. Он с рычанием бросился на Аликс, но добраться до нее не смог – другие родители ему помешали. Многие смеялись, а Аликс выкрикнула: «Весь этот цирк из-за спущенных штанов?»

Анна замерла от восхищения. Слова того мужчины вызвали у нее больше отвращения, чем у любого из присутствовавших. Но опасность, которую она сразу увидела в нем, вред, который он мог причинить, манера держаться, указывавшая на то, что он чувствовал себя хозяином положения, а вероятно, и был им, оказались сильнее отвращения. Аликс явно была воительницей по своей природе. А вот Анна – из тех, кто выжил: она осыпáла его оскорблениями мысленно, молча.

Придя в класс Лео, она увидела, что Аликс тоже там и место рядом с ней свободно, – и почувствовала себя так, будто на нее снизошло благословение. Их дружба родилась там, в том классе, и оставалась нерушимой. Анна была уверена, что в юности Аликс была одной из тех высокомерных и избалованных девочек-подростков, которые всех сводят с ума и вертят мальчишками, как хотят, а те потом отыгрываются на других – застенчивых, невидимых, замкнутых. Но сцена в школьном дворе перевесила все остальное. Дав отпор тому мерзкому типу, Аликс стала в глазах Анны идеалом – отныне и навсегда.

* * *

Юго и Анна предложили мальчикам поужинать с ними. Они, как и Аликс с Жеро, всегда рады редкой возможности провести вечер с детьми. Общение с Лео и Тимом вносит свежую струю: они говорят о музыке, о новых приложениях, открывая взрослым доступ к верхушке айсберга меняющейся современности. Родители, все четверо, понимают, что в другую, гораздо более обширную часть жизни детей им входа нет. Некоторые области остаются неприкосновенными, а некоторые способы общения – недоступными для тех, кому больше двадцати пяти лет. Мальчишки пропадают целыми днями и вечерами, и никто не знает, где они и чем занимаются. Сначала Анна беспокоилась, но потом поняла, что волнуется зря. Лео не из тех, кто переступает границы дозволенного, – это у него, похоже, от матери. Он держится за то, что имеет, – за свой образ жизни, за друзей и прогулки. «Наверняка ему случается выпить лишнего – как и всем в его возрасте, – думает она. – Но ничего ужасного тут нет».

На этот ужин мальчики приглашение отклонили. Они собирались встретиться после утренних занятий и провести день с друзьями, а потом отправиться на пляжную вечеринку. Анна знает, что ее сын влюблен. Догадалась, когда он стал причесываться по-новому, оценивающе разглядывая себя в зеркало в гостиной. В конце концов она не выдержала и прямо спросила. Ей хотелось, чтобы он знал, что может, если захочет, пригласить девушку домой. Она сказала: «Я доверяю твоему выбору». Сын улыбнулся и назвал ее имя – Ноэми.

* * *

– Кто-нибудь еще будет помидоры? – спрашивает Анна, протягивая гостям синюю фаянсовую салатницу.

– А что, Лео уже дома? – вдруг перебивает ее Аликс. – Я только что его видела.

Оттуда, где она сидит, видно дорожку, идущую от калитки к входу в дом.