Конь осторожно двинулся сквозь стену падающих розовых лепестков, скорее, похожих на крылья сказочных бабочек. Их не становилось больше, а когда ветер утих, с неба уже опускались совсем редкие розовые лоскутки. Зато под ногами их становилось все больше, пока наконец не стало коням по колени.

Яфет тревожился все сильнее, Громострел перестал стрекотать, волхв тоже умолк. Теперь едет с задумчивым видом, иногда теребит бороду.

Когда тцар был уже мрачнее тучи, слой розовых лепестков на земле принялся истончаться. Они проехали еще не больше десятка полетов стрелы, как трава вновь зазеленела, и лишь изредка виднеются залетевшие туда лепестки.

– Благополучно, – вздохнул Громострел с облегчением. – Я уже начал было тревожиться!

Соколиный Клюв соскочил с коня, быстрые пальцы разорвали лепесток надвое, он лизнул края, закрыл глаза, долго вслушивался.

– Ну что? – спросил Яфет нетерпеливо.

– Это первые цветы, – отозвался волхв. Увидев непонимающие лица, пояснил: – Не первые вообще, а первые этой весной. Последние горчат, а в этих слышится свежесть подземных вод…

Громострел сказал нетерпеливо:

– Ну и что?

– А то, – сказал Яфет резко, – что скачи обратно, как можно быстрее! Пусть загонят всех коней и заморят волов, но чтобы завтра были здесь! А лучше сегодня к вечеру.

Волхв кивнул, в глазах тихая радость, что не понадобилось объяснять вождю подробно. Громострел послушно повернул коня, но все же спросил ошеломленно:

– Но зачем?

– А затем, – крикнул Яфет свирепо, – что это дерево, если его можно назвать деревом, будет сыпать лепестки еще с неделю! И тогда нам уже не пройти.

Громострел присвистнул, а конь под ним сорвался в галоп, будто был его продолжением.

Волхв указал на дальнюю гору, вершина которой терялась в низких тучах:

– Видишь?

– Гору, похожую на гриб? – уточнил Яфет.

– Нам несколько дней ехать под сенью Мирового Дерева. Оно цветет раз в тысячу лет, но зато засыпает лепестками всю долину. Я читал про это в древних книгах, когда еще был учеником. Кто бы думал, что сам проеду близ этого древа!

Он потрясенно качал головой, неожиданно хмыкнул, засмеялся. Яфет спросил недоумевающе:

– Что случилось?

– Кто бы мог подумать, – сказал волхв, – что такое дерево существует?

Тцар посмотрел искоса. Он слыхивал, что волхвы сами не верят в священные книги, которые читают простому народу, но с таким откровенным признанием пока еще не сталкивался.

Заметив, что лицо волхва все еще сияет улыбкой, но теперь уже улыбка злорадная, и спросил настороженно:

– А чему теперь улыбаешься?

– Да вот подумал, что сарготы тоже запросто могут увязнуть в этих листьях. Нам тогда будет фора.

Яфет ощутил злость, выпятил вперед массивную челюсть.

– Даже если их не остановят эти гигантские лепестки, в итоге их все равно остановят наши мечи!

Дальше ехали медленно. Яфет все посматривает на гору, теперь глаза вычленяют в ней разломы, которые на самом деле, всего лишь трещины в коре. Губы Яфета чуть раздвинулись в стороны, и волхв, видя усмешку вождя, хоть и горькую, спросил:

– А что тебе поднимает дух?

– Я считаю, что нам еще повезло, – сказал Яфет просто.

Соколиный Клюв глянул изумленно:

– Почему?

Тцар посмотрел в ответ с легкой горечью, соображает быстрее волхва, а ведь старик очень умен и не раз это доказывал.

– А ты подумал, какие у такого дерева плоды?

Соколиный Клюв побледнел, съежился. Его конь, чуя страх всадника, пустился быстрым галопом.

***

 Женщины застонали, когда примчался на взмыленном коне Громострел. Волы едва тащат повозки, голодные кони плетутся, с трудом переставляя ноги. Дети засыпают на ходу, мужчины падают от усталости. Вся надежда была на ночь, когда погоня тоже остановится для ночлега, но Громострел неистово заорал с коня:

– Не останавливаться!.. Кто остановит повозку, будет покаран на горло!

Слева плечи обагряет зловещим красным светом распухшее алое солнце, что уже наполовину опустилось за виднокрай. Небо медленно темнеет, слабо проступают первые звезды. Месяц наливается оранжевым. Воздух еще теплый, но усталые люди и животные чувствуют, каким прохладным он станет среди ночи.

– Не останавливаться! – кричал Громострел с коня. – Иначе нам не пройти!

Вместе с ним по стану разъезжают простые военачальники, что подчиняются ему и Яфету, тоже понукают и подгоняют людей. То здесь, то там в алом свете заката поблескивают шлемы конников.

– Да что там? – кричали измученные люди со всех сторон. – Враги? Нам лучше умереть здесь, пока наши пальцы еще держат оружие!

– Не враги, – орал старший воевода. – Хуже!

– Что может быть хуже?

– Может, увидите, если поторопитесь!

Ряд воинов, костяк его рода, бросились подгонять изможденных людей: беспечный Громострел зря орать не будет. Другие же сами впряглись в постромки, хватаются за колеса, тащат, рвут жилы, выволакивают повозки из колдобин. Хрипят, но тащат, ибо спасают не себя, не свои жалкие жизни, будь они прокляты, а свою поросль, свой народ, которому либо жить и плодиться, засевая всю землю, либо по их слабости сгинуть прямо сейчас.

Воеводы тоже велели своим воинам помогать выталкивать, а если и надо, тащить на себе телеги, чтобы не заморить до смерти и без того обессиленных людей.

Шатаясь, наполовину в бреду, они брели, падали, скользили по розовой слизи, иные уже не поднимались. Яфет тоже упал, но вдруг смутно ощутил, как подхватили чьи-то руки, мокрые и липкие, протащили несколько шагов. Там он снова повалился на землю, с ним рухнул и его спаситель. Как сквозь туман тцар узрел старого воеводу Громострела. Тот дышит хрипло, грудь в крови, странно смешиваясь с липким соком, борода слиплась в косицы.

– Что… с… тобой? – прошептал Яфет одними губами.

– Мы… должны… пройти… – ответил Громострел, тяжело дыша.

– Почему… откуда эти раны?

Кровь слабо течет из множества ран на груди старшего воеводы. Он даже скинул кожаный панцирь, чтоб было легче и быстрее двигаться. С трудом растянул бледные губы в попытке усмехнуться:

– Надо… было пройти…

Он упал навзничь, глаза смотрели в небо. Нож на поясе в крови, и Яфет понял с содроганием, что старый воин сам себя колол, чтобы заставить двигаться, очнуться и тащить его, Яфета!

Широкий лепесток, покачиваясь в плотном воздухе нежно опустился на грудь Громострела. Его хватило, чтобы закрыть и лицо. Тцар застонал от горя, заставил себя подняться, дико осмотрелся.

Позади бушует метель из розовых лепестков. Они сыплются и сыплются, уже намели горки, те выросли в высоту человеческого роста, а лепестки все падают и падают. Они перегородили долину надежнее, чем если бы обрушился камнепад.

Изможденные и обессиленные люди лежат кто ничком, кто на спине, кто молча обнимает уцелевших детей. Волы и кони тяжело дышат, но у людей нет сил распрячь их для отдыха.

Все это напомнило молодому тцару поле страшного побоища. Лишь двое бродят среди выбившихся из сил, он узнал Громострела и Соколиного Клюва. Чуть позже к ним присоединился доблестный Лев, сын могучего Орвода.

Яфет двинулся, едва волоча ноги:

– Этот бой мы выиграли.

На него смотрели мутными глазами. Яфет с трудом поднял тяжелую как ствол дерева руку:

– Взгляните.

Лепестки теперь сыплются так часто, что на лету слипаются в комья. Пологая гора растет, а снизу уже начали вытекать ручейки. Текут они медленно, вяло, сок густой и липкий. Гора с едва слышным хрустом проседает под своей тяжестью, но розовая метель продолжает бушевать.

– Да, – признал Громострел. – сейчас бы уже не прошли.

Волхв прищурившись, глянул на далекие горы по левую руку, потом посмотрел на стену гор справа:

– Эта долина будет засыпана вся. Почти до вершин!

Плечи Яфета передернулись. Это же, сколько надо лепестков, сколько вытечет сока, сколько уйдет масла, благовоний… А в Вавилоне капли этого масла продаются дороже золота!

– Надо уходить, – сказал он мертво.

– Народ не поднимется, – предупредил волхв.

– Знаю, – огрызнулся тцар. – Но сейчас уже не надо бежать. Ручьи ползут медленно… Но они еще опаснее падающих с неба лепестков. Если прилипнуть, то…

Громострел и Соколиный Клюв с проклятьями начали поднимать людей. На этот раз задача оказалась еще тяжелее. Теперь начали понимать, почему в глубинах этой странной земли видели застывших зайцев и один раз даже козу.

Они принялись хватать изможденных людей за шивороты, показывать им медленно выползающие из-под оседающей горы розовые ручьи. И когда в глазах людей появлялся ужас, они опускались и уже сами тормошили других.

***

Отступали медленно, постоянно оглядываясь. Липкий сок застывает на ходу, розовая метель усилилась. Соку выдавливается все больше и больше, теперь уже вдогонку за людьми с журчанием текут целые реки, угрожая заключить в липкие объятия.

– Быстрее! – покрикивал Яфет. – Быстрее!.. Они скоро застынут!

– Вместе с нами, – пробурчал Громострел. – Вот будем смотреться в сказочном янтаре как редкие мухи. Придут новые времена, новые народы, будут глазеть на нас, показывать детишкам, рассказывать о нас легенды. Что-нибудь о великой битве с богами, когда мы чуть было не одолели, но боги коварством, пользуясь нашей честностью и доверчивостью, заключили нас сюда…

– Почему именно боги коварством?

– А к побежденным всегда больше сочувствия, – объяснил старший воевода. – Нас одолели? Значит, мы были какие-то особенно хорошие…

Он сплюнул Соколиному Клюву под ноги, стараясь угодить на сапог, почесал в затылке, а глаза так и шарят по великолепной хламиде волхва – какую бы из этих блестяшек срезать, стащить…

Горы начали мельчать, но, что встревожило Яфета, так это новый странный запах, в котором он на этот раз сам ощутил настоящую угрозу.

– Оставайся за меня, – велел он Соколиному Клюву, – а ты, лодырь, поедешь со мной.

Громострел, на которого пал выбор молодого тцара, надел шлем из бронзы, с грубыми узорами, с которым никогда не расставался в бою, с готовностью вскочил в седло, хоть и уже немолод. Вдвоем проскакали вперед, а когда скрылось и пыльное облако, как раньше скрылось само племя, Яфет начал настороженно принюхиваться, вопросительно поглядывал на Громострела. Старший воевода, у которого нюх острее, чем у пса, дергался, вскидывал брови, наконец, проговорил неуверенно:

– Я бы не положил голову, но…

– Но что? Что чуешь?

– Я бы сказал, что впереди много воды. Настолько много, что это не река… даже большая, и, что совсем нелепо, даже нечто больше моря…

Яфет нахмурился, толкнул Аркунара пятками под бока. Твердая каменистая земля загремела под копытами. Воздух стал совсем влажным, но не мокрым, как в родных краях во время или после дождя. Здесь чувствуется резкость, странный соленый привкус, а земля едва слышно подрагивает, словно в ее глубинах ворочаются исполинские звери.

Тцарский конь замедлил шаг, бока мелко вздрагивают. Щеки Громострела побледнели, он туго натягивал повод. Яфет заметил, что неустрашимый воевода старается держаться с ним рядом. С массивным топором в петле на поясе и шлеме он выглядит устрашающе.

Край земли впереди начал медленно приближаться с каждым конским скоком. Небо становится ближе, по спине бегает недобрый холодок. Воздух стал резким как наконечники халидонских стрел, доносился смутный гул.

Стиснув зубы, Яфет заставил коня идти к самому краю, что виднеется уже в сотне шагов. Там громоздятся высокие камни, уродливые скалы, там словно бы висит странный туман, а звуки ударов стали еще слышнее.

Конь, дрожа всем телом, приблизился. Яфет вытянул шею, успел увидеть страшное серое вместилище воды, настолько чудовищное, что чувства отказывались служить, сердце затрепыхалось как птичка в силках, а в глазах замелькали темные пятна.